Расчленинград. Маньяки над Невой - Елизавета Михайловна Бута Страница 27

детей, а Игоря решилась родить только потому, что «так было положено, и чтобы мужик не ушел». Ребенка женщина воспринимала скорее как неприятное и надоедливое, неизбежное зло. Отвергающий тип поведения заставлял Игоря повсюду искать возможность привлечь к себе внимание матери. К сожалению, женщина лишь искала повод, чтобы отвязаться от докучливого ребенка, который прежде просто раздражал, а после развода стал вызывать отвращение, так как служил напоминанием о ее собственных ошибках. Как ни старался Игорь понравиться матери, всякий раз, когда они оставались вдвоем, она теряла к нему всякий интерес. Лишь на людях она старалась изображать заботу. Абсолютное равнодушие к ребенку приводило к тому, что женщина не думала о том, чтобы одежда и обувь сына были чистыми и опрятными, а школьный портфель – качественным. Дети стали считать ребенка уродцем и неряхой, а их родители подливали масла в огонь и сплетничали о непутевой матери.

Отвергающий тип воспитания повлек за собой трудности в социализации. Не получив в младенчестве возможности изучать человеческие эмоции, Игорь с трудом различал эмоции в школе, испытывал трудности в построении близких, дружеских отношений. Он продолжал пытаться всем понравиться, но в младшем подростковом возрасте это стало вызывать у сверстников насмешки.

Автомобильная авария, в которую попал Иртышов, несомненно, нанесла ему серьезные травмы. Вероятно, пострадала лобная доля, отвечающая за самоконтроль. Тем не менее нельзя говорить о том, что Игорь стал инвалидом после аварии. Тот факт, что он смог получить аттестат и закончить училище, быстро освоился в новом городе и в течение года скрывался от милиции, говорит о том, что он был способен самостоятельно заботиться о себе и отдавал отчет в своих действиях.

После аварии Игорь попал в детский дом с трудными подростками, которые регулярно унижали и били его. И вот это действительно нанесло сокрушительный удар по его психике, запустило механизм тотальной психопатизации и дало старт его склонности к насилию. Желание всем понравиться привело его к тому, что над ним стали издеваться, «вытирали о него ноги». Обида, злость, невозможность рассказать о случившемся и как-то повлиять на ситуацию заставили Иртышова обратить внимание на тех, кто слабее. Животные, а затем и дети помладше теперь становились его жертвами. Ему стало нравиться, что он может на мгновение обрести контроль над чужой жизнью. В этот момент решал только он, оставить ли жизнь или нет.

Фетишизация, формирование садистического расстройства усилилось и ускорилось из-за попадания в неблагоприятную среду. Оказавшись в Санкт-Петербурге, где Иртышов все также испытывал одиночество и унижение, Игорь стал искать выход для накапливающихся в нем ярости и желания мести. В новом, чужом для себя городе, в меняющихся обстоятельствах жизни у Игоря потихоньку формировалось представление о том, что можно издеваться и убивать тех, кто слабее.

Он с трудом понимал эмоции других людей и решил, что его наклонности тоже в порядке вещей. Удивительно, но, судя по материалам допросов и последующим интервью, им чаще руководила не жестокость, а любопытство.

Если вспомнить о психоанализе, то стоит обратить внимание на то, каких именно жертв себе присматривал Иртышов. Это были мальчики младшего подросткового возраста. В этом возрасте Игорь оказался в детском доме, подвергся унижению, а затем ему объяснили, что он сам во всем и был виноват. Соответственно, в формировании образа жертвы присутствует не только мотив мести, но и танатос, стремление к самоуничтожению. Это также подтверждается и тем, что Иртышов выбирал пары подростков, обращал внимание на старших подростков, которые уже могли бы дать ему отпор. Впрочем, подобные рассуждения имеют весьма второстепенное значение, так как в выборе жертв все же в первую очередь играло роль то, что они не могли оказать ему сопротивление и к ним легко было втереться в доверие.

История пятая. Убийца-контролер

Павел Шувалов

1968–2020

1991 год. Сентябрь. Станция метро «Ломоносовская». Санкт-Петербург

– Ты понимаешь, что нарушила закон и я не могу этого просто так спустить? Если каждая будет так через турникет перепрыгивать, то на какие деньги метро будут обслуживать, зарплату на что машинистам платить? Тебе сколько лет? Пятнадцать? И ты уже закон нарушаешь, а что будет через пять лет? Сейчас я вот выпишу тебе штраф, эта бумага попадет в дело, а потом ты ни в университет не поступишь, с таким-то прошлым, ни карьеру не сделаешь…

Патрульный Павел Шувалов сидел, развалившись, в старом продавленном кресле в каморке для милиции на станции метро и с явным удовольствием отчитывал плачущую навзрыд худенькую девочку-подростка.

– Такие, как ты, сначала по ночам рассекают где ни попадя, а потом прибегают заявление об изнасиловании писать. Нужно не только уметь принимать решения, но и отвечать за них. Расспрашиваешь потом такую, а она и не сопротивлялась, а еще поспрашиваешь, так ее и не насиловали, оказывается, просто не удовлетворили. Все тут жертву из себя кроят, а если ты закон нарушила, какая ты, к черту, жертва?

Пятнадцатилетняя Ира Барсукова слушала это, и слезы сами собой катились из глаз. Она ненавидела сейчас себя за эту слабость. Вечно все вокруг ее считали маленьким и никчемным ребенком, а ей хотелось производить совсем другое впечатление. Из-за низкого роста, светлых волос и щедро рассыпанных по лицу веснушек она всем казалась ребенком, хотя сама она уже считала себя взрослой девушкой. Ради того, чтобы ее стали принимать всерьез друзья, она даже курить начала. Денег на покупку сигарет у нее не было, поэтому после школы девушка бежала к станции метро «Ломоносовская» и начинала рыскать вокруг в поисках недокуренных бычков, а потом бежала домой, в интернат. Чаще всего она шла пешком, но в этот раз черт ее дернул проехать одну станцию на метро. Попыталась проскочить «зайцем», но ее поймала щедро размалеванная толстая тетка-контролер, которая караулила возле турникетов таких бедолаг и отводила в опорный пункт милиции, расположенный в том же вестибюле.

– …Нарушила закон… тюрьма… штраф… – говорил и говорил милиционер, смакуя каждое слово.

– У меня нет денег на штраф, – еще сильнее расплакалась девочка.

– Тогда получишь тюремный срок, с государством шутки плохи, – как будто еще сильнее обрадовался Шувалов. – На сигареты вон деньги есть, а на жетон в метро не нашлось? Ну-ка, что у тебя там в карманах?

Девочка, сгорая от стыда, стала вытаскивать из карманов монетки вперемешку с бычками сигарет. Увидев этот своеобразный набор, Шувалов брезгливо скривился.

Спустя часа полтора душераздирающе-изматывающего разговора Павел милостиво согласился на то, чтобы девочка сейчас пошла домой, а завтра встретилась с ним и оплатила штраф.

Вернувшись в интернат, Света весь вечер не могла прийти в себя от случившегося. Подруга заметила, что с девочкой творится неладное, и спросила, что случилось. Света нехотя рассказала о случившемся и попросила в долг на оплату штрафа. На следующий день, Света, как и обещала, приехала в указанное место, чтобы встретиться с милиционером, который согласился «не губить ей жизнь, не отправлять в тюрьму, а оформить штраф задним числом». Шувалов был в хорошем настроении. Он приехал на встречу на машине и предложил девочке поехать покататься. Света не решилась отказаться, и вскоре Павел привез подростка на окраину Невского лесопарка.

– Пойдем, пройдемся, – предложил Павел.

Вскоре они оказались на поросшей густой травой поляне. Рядом протекала река, в которой отражались корни росших возле воды деревьев.

Когда Ира поняла, что Шувалов вовсе не намерен брать с нее оплату деньгами, она начала отчаянно сопротивляться. Завязалась драка. Девочка