Кэтти Райх - Уже мертва Страница 49

– Зачем мне это?

Все же мой голос слегка дрогнул.

– Черт возьми, Бреннан! Не я ведь все это затеваю!

Он таки взглянул в мои глаза. Мне стало его немного жаль. Было очевидно, что находиться здесь ему вовсе не хотелось.

Я смотрела на Шарбонно, почти ничего перед собой не видя. О том, к каким последствиям может привести подобная жалоба, я знала не понаслышке. Сама занималась рассматриванием таких обвинений, когда входила в состав комитета по этике. Независимо от того, каким был результат, жалобы доставляли человеку массу неприятностей. Мы оба молчали. "Элен, все, что ты делаешь, сводит меня с ума", – проникновенно пело радио.

Шарбонно ни в чем не виноват, сказала я себе. Взгляд мой упал на разложенные на столе поблескивавшие прямоугольники с изображением белоснежного тела в луже крови. Я еще раз рассеянно просмотрела их и взглянула на Шарбонно. Заговаривать об этом с кем бы то ни было я пока не собиралась, чувствовала себя еще не готовой. Но Клодель вынуждал меня сделать решительный шаг. Проклятие! Все складывалось наихудшим образом.

– Мсье Шарбонно, вы помните женщину по имени Франсин Моризет-Шанпу?

– Франсин Моризет-Шанпу, Франсин Моризет-Шанпу... – Он повторил имя несколько раз, роясь в своем сознании. – Это случилось несколько лет назад, верно?

– В январе девяносто третьего.

Я подала ему фотографии.

Он просмотрел их и уверенно кивнул:

– Да, помню. И что из того?

– Что об этом происшествии запечатлелось в вашей памяти?

– Мы так и не нашли преступника.

– Еще что?

– Бреннан, скажите, что не пытаетесь и это убийство свалить в общую кучу, умоляю вас. – Он еще раз просмотрел фотографии и покачал головой: – Нет. Ее застрелили. Это совсем другое.

– Но убийца распорол ей живот и отрезал руку.

– Она была старой, по-моему, сорокасемилетней.

Я холодно уставилась на него.

– Я имею в виду, старше всех остальных, – исправился он, краснея.

– Во влагалище Моризет-Шанпу убийца вогнал нож. Согласно отчету полицейских она потеряла очень много крови. – Я дала ему возможность переварить свои слова и добавила: – В тот момент она была еще жива.

Объяснять ему, что из раны, нанесенной после наступления смерти, столько крови не вытекло бы, не было необходимости. Когда сердце останавливается, кровяное давление резко падает.

– В случае с Маргарет Адкинс это была металлическая статуэтка. Адкинс тоже была еще жива, когда ублюдок впихнул в нее статуэтку.

Я молча взяла папку с документами по делу Ганьон, достала фотографии и разложила перед Шарбонно. На них было изображено освещенное предвечерним солнцем туловище жертвы на полиэтиленовом пакете. К тазу крепился вантуз, его деревянная ручка указывала на изувеченную шею.

– Наверное, убийце пришлось приложить немало сил, чтобы так глубоко вставить вантуз.

Шарбонно долго изучал снимки.

– Модель поведения со всеми тремя убитыми одна и та же, – спокойно произнесла я. – Насильственное введение в жертву инородного тела, пока она еще жива. Нанесение увечий после смерти. Полагаете, все это просто совпадения, мсье Шарбонно? Думаете, вокруг нас ходят стаи подобных извращенцев?

Детектив провел рукой по торчащим в разные стороны волосам и принялся барабанить пальцами по подлокотнику.

– Почему вы раньше не высказали нам эти свои соображения?

– О Моризет-Шанпу я вспомнила только сегодня. А только Адкинс и Ганьон – этого было слишком мало.

– Что по этому поводу думает Райан?

– Я с ним еще не разговаривала.

Я машинально провела рукой по заживающей щеке.

– Черт побери! – воскликнул Шарбонно.

– В чем дело?

– Мне кажется, я начинаю с вами соглашаться. Клодель меня придушит. – Он что-то пробормотал себе под нос. – До чего еще вы додумались?

– Ганьон и Тротье расчленены почти одинаково. Совпадают даже следы, оставленные пилой на их костях.

– Да, Райан нам об этом рассказал.

– И на костях трупа из Сен-Ламбера.

– Пятая?

– Вы сообразительны.

– Спасибо. – Он опять что-то тихо пробормотал. – Еще не выяснили, кто это такая?

Я покачала головой.

– Этим занимается Райан.

Шарбонно провел по лицу мясистой рукой, покрытой серыми спутанными волосами, похожими на волосы на его голове.

– И что же вы думаете о принципе выбора этим придурком жертв?

Я подняла вверх ладони:

– Все они – женщины.

– Прекрасно. Возраст?

– От шестнадцати до шестидесяти.

– Внешние характеристики?

– Разные.

– Местонахождение?

– Вся территория на карте.

– Что же привлекает этого сукина сына? То, как они выглядят? Магазин, в котором закупаются? Или, быть может, их ботинки?

Я промолчала.

– Хоть что-нибудь объединяет пять этих женщин?

– То, что какой-то подонок их убил.

– Верно. – Наклонившись вперед, Шарбонно опустил руки на колени, сгорбился и тяжело вздохнул: – Клодель дерьмом изойдет.

Как только он ушел, я позвонила Райану. Ни его, ни Бертрана не оказалось на месте, и я оставила для них сообщение. Потом приступила к просмотру остальных дел, принесенных из архива. Ничего заслуживающего внимания. Двое наркодельцов, приконченных и изрезанных бывшими дружками. Человек, убитый, распиленный электропилой и отнесенный в подвал собственным племянником. Прибитое к берегу туловище женщины в хоккейной сумке. Ее голову и руки нашли тоже на берегу, но в другом месте. Осудили мужа.

Я закрыла последнюю папку и осознала, что страшно голодна. Еще бы! Уже без десяти два. Купив в кафетерии на восьмом этаже кусок ветчины с хлебом, круассан с сыром и диетическую колу, я вернулась в офис и приказала себе передохнуть. Но тут же наплевала на этот приказ и еще раз попыталась дозвониться до Райана. Он не появился. Перерыв так перерыв, решила я, откусывая кусок бутерброда.

Гэбби, прозвучало в моей голове. Нет уж!

Клодель. Пошел он к черту!

Сен-Жак. Нет.

Кэти. Как я могу помочь ей? В данный момент никак.

Пит.

В моем животе привычно защекотало. Я вспомнила приятное покалывание на коже, учащенное биение сердца, влагу между ног. Да, я всегда питала к нему страсть.

"Ты просто сексуально озабоченна, Бреннан", – усмехнулся голос моего разума. Я откусила еще кусок бутерброда.

В моем воображении вдруг возник другой Пит. Ночи, проведенные в гневе. Нескончаемые споры. Ужины в одиночку. Холодные волны обиды, остужающие пыл страсти. Я хлебнула колы. Почему мысли о Пите посещали меня так часто?

"Если шанс на восстановление отношений у нас есть..." – прозвучало в моем мозгу. Нет уж, спасибо, воспротивилась я.

Попытка передохнуть и расслабиться не увенчалась успехом. Я взяла со стола распечатку, сделанную Люси, и еще раз просмотрела списки, стараясь не капнуть на них горчицей. Меня заинтересовали те строчки, которые Люси, по-видимому, посчитав лишними, зачеркнула карандашом. Из чистого любопытства я стерла ее пометки ластиком и прочла написанное под ними. В двух случаях речь шла о телах убитых, засунутых в бочку и залитых кислотой. Это касалось выяснения отношений торговцев наркотиками.

Третий пункт озадачил меня. Дело 1990 года, вскрытие трупа производил Жан Пелетье. Коронер не указан. В колонке "имя" значилось: обезьяна. Других данных, в том числе даты рождения, даты проведения аутопсии и причины смерти, не указывалось. Это дело было включено в список, который Люси получила, введя в качестве ключевых слова "расчленение после наступления смерти".

Съев круассан, я опять направилась в центральный архив и нашла папку с документами по этому делу. Она содержала всего лишь полицейский отчет, единственный лист с пометками патологоанатома и конверт с фотографиями. Я просмотрела все это и пошла искать Пелетье.

– Вас можно на минутку? – обратилась я к его спине.

Он выпрямился, отстраняясь от микроскопа. В одной руке очки, в другой – ручка.

– Входите, входите.

Если преимущество моего кабинета заключалось в виде из окна, у Пелетье был простор. Он пересек свое царство и указал мне на стулья у письменного стола. Перед ними стоял еще один маленький столик.

Засунув руку в карман лабораторного халата, Пелетье извлек пачку "Морье" и протянул ее мне. Я покачала головой. Это повторялось в сотый раз. Ему было прекрасно известно, что я не курю, но он всегда считал своим долгом предложить мне сигарету. Наверное, тоже любил свои привычки, как Клодель.

– Чем могу быть полезным?

– Меня заинтересовало одно дело. Вскрытием занимались в девяностом году вы.

Он закурил.

– Это было так давно, моя дорогая! Я, наверное, ничего уже не помню о том вскрытии. Иногда я забываю собственный адрес.

Лицо Пелетье приняло заговорщическое выражение. Чуть подавшись вперед, он прикрыл рот ладонью и прошептал:

– Я всегда записываю его на спичечных коробках. На всякий случай.

Мы оба рассмеялись.

– Доктор Пелетье, я уверена, что вы помните все, о чем хотите помнить.