Ирина Глебова - Оборотень Страница 8

— Но цель оправдывает средства!

— Ты, Миша, иезуит, оказывается! — Кандауров иронично поцикал языком. — Какое звание в ордене имеешь?

— Как положено, на порядок ниже вашего, сеньор генерал!

Оба посмеялись. Но Лоскутов гнул своё.

— А всё же, Вик, оправдывает? Цель средства?

— В данном случае — видимо да. Журналист Лунёв не знал всех обстоятельств дела. А то не был бы столь разгневан и категоричен.

— Особенно если бы подозревал, как и мы, что наш подопечный, очень может быть, среди этих бомжей.

Подопечный… Викентий никогда не забудет своей первой «встречи» с ним. Неделю назад его разбудил ранний утренний звонок. Ещё полусонный, он не сразу узнал голос самого генерала — начальника УВД: не часто приходилось ему говорить по телефону с таким высоким начальством.

Генерал не стал извиняться, сразу приступил к делу:

— Майор, вы слыхали об «угличском упыре»?

Вмкентий вздрогнул, окончательно просыпаясь.

— Да, интересовался.

Он уже прижимал трубку к уху плечом, натягивая брюки. Ясное дело, не стал бы генерал в пять утра задавать этот вопрос просто так. Видимо, преступник, которого газеты окрестили таким прозвищем, объявился у них.

— Одевайся, дорогой. — Голос в трубке оставался тревожным, но в нём появились сочувственные нотки. — Сейчас подъедет машина, отвезёт тебя на место, где найдена жертва. Тебе вести это дело, тебе решать — «упырь» это орудует, или нет… Будь готов: зрелище, сам понимаешь, не из приятных. Поскольку Кандауров не раз выезжал на убийства и генерал об этом прекрасно знал, майор понял: преступление, видимо, особо жестокое.

К большому лесопарковому массиву, в том краю, где он ещё находился на территории города, примыкало автохозяйство: грузовики, прицепы, бульдозеры… Вечером на ночное дежурство там заступил сторож. Раза три за ночь он обходил своё хозяйство по периметру, вдоль проволочной ограды. У него был огромный злой волкодав, и с этой псиной он ничего не боялся. После каждого обхода сторож отпускал пса, тот где-то полчаса бегал и возвращался к домику. Всё всегда проходило одинаково. И в этот раз, сделав первый обход, когда совсем стемнело, сторож отпустил Акая погулять. Но пёс примчался обратно уже минут через пять, взъерошив на загривке шерсть и необычно, словно в испуге, подвывая. Василию Петровичу стало не по себе. Он снял со стены ружьё — обычно оно там висело, нетронутое, — вышел во двор, покричал: «Кто там? Не шали!» Светила полная луна, всё хорошо было видно — тихо, пусто.

— Тьфу ты! — Петрович плюнул, вернулся в дом, позвал. — Акаюшка! — Здоровый пёс прижался к нему, словно малая собачонка. — Кто ж тебя так, а? Может, корова потерялась, бродит по лесу? Посёлок-то тут рядом, — рассуждал вслух сторож. — А ты в темноте не понял, испугался?

Сторожу хотелось так думать, хотя свою собаку он знал хорошо: ох, не из пугливых был Акай! Но вскоре пёс успокоился, съел кусок колбасы, задремал, положив голову на лапы. Подошло время второго обхода. Сторож и собака вышли на крыльцо, направились, как обычно, сначала к воротам. И тут Акай взвизгнул, попятился, развернулся и рванул к дому.

— Стой, — закричал сторож. — Ах ты, чёрт!

Он вбежал за ним в комнату и увидел, что пёс опять забился в угол, подвывая. Рассердившись, сторож схватил ошейник с поводком, надел псу на шею, стал тянуть. Но тот лишь упирался всеми лапами и выл. Вот тогда Петровичу стало страшно. Он позвонил в ближайшее отделение милиции, рассказал всё дежурному:

— Точно говорю вам, собака что-то чует, что-то плохое! Он у меня никогда ничего не боялся.

Его спросили:

— А не бешенство ли это? Сейчас, знаете, такая жара…

— Нет, что вы! Он и есть, и пьёт хорошо. Да и прививку мы делали вовремя.

— Хорошо, — сказали ему в трубку. — Сейчас пришлём вам двоих ребят. Да привяжите своего пса, с ними тоже будет собака.

Через полчаса подъехал милицейский газик, вышли два молодых парня в форме, вслед за одним выпрыгнула овчарка, послушно стала у ноги. А через десять минут эта хорошо обученная собака уверено провела их вглубь лесного массива, через небольшой овражек, и, коротко взлаев, стала у густых кустов. Ещё в лунном свете они поняли, что перед ними белеет голое человеческое тело. А когда осветили находку фонариками, увидели то, что через немногое время, уже в свете раннего утра, увидит майор Кандауров.

Убитым был молоденький паренёк. «Лет четырнадцать-пятнадцать» — прикинул сам себе Кандауров. Левая ягодица и часть бедра были вырезаны так, как отрезают куски мягкого мяса у свинных и говяжьих туш. Нижняя часть тела залита кровью. В крови и голова, хотя проломов не видно. Наклонившись, майор сквозь спутанные, длинные, слипшиеся от крови волосы увидел, что у жертвы отрезаны уши.

Оба милиционера из районного отделения и собака тут же, чуть в стороне, сидели на поваленном стволе. Викентий подошёл к ним.

— Тело в таком же положении и найдено?

— Да, — ответил тот, кто держал собаку. — Мы ничего не трогали и никого не подпускали. Всё точно так.

— Светила луна, — тихо сказал второй. Он был молод и сильно бледен. — Полная луна… Всё было видно…

— В полнолуние выходят на промысел вампиры и оборотни, — пробормотал Викентий. — Недаром его называют «упырём»…

— Это он? Точно? — милиционеры переглянулись.

— Сейчас перевернём тело, глаза будут выколоты, я почти уверен. И вон, у дерева, кострище.

Бригада экспертов уже заканчивала своё дело: судмедэксперт, фотограф, трассологи, криминалисты из лаборатории. Викентий подошёл к ним, переговорил, а потом вместе с врачом и ещё двумя помощниками осторожно перевернул убитого на спину. Затыл на мгновение, прикрыв глаза, медленно выпрямился, отвернулся от перекошенного болью, изуродованного безглазого лица. Выдохнул:

— Да, это «упырь».

Конечно. Он имел ввиду не жертву, а убийцу. Того, кто уже полтора года оставлял по стране, в разных местах, кровавые, жуткие следы, и кого, пока безуспешно, разыскивали. Первая его жертва была обнаружена в городе Угличе, потому и возникло прозвище «угличский упырь». «Первое из известных» — любил подчёркивать Кандауров, когда об этом заходила речь. Он был убеждён, что есть ещё не найденные, хорошо спрятанные или просто не обнаруженные тела. Этот преступник обычно не утруждал себя, бросая жертвы просто на месте убийства. Однако у майора на этот счёт была своя теория. Возможно, думал он, первая или, может даже, первые жертвы были выбраны не случайно. Они могли указать на личность преступника, потому и оказались тщательно спрятанными, не найденными. Потом же «упырь» колесил по стране и не боялся быть узнанным.

Почему? Пять жертв оставил он просто на лесных полянах, в заброшенных окраинных сараях, у большого стога на дальнем скошенном поле. Да, Викентий интересовался этим делом ещё раньше, знать не зная, что самому придётся столкнуться с убийцей-чудовищем. И вот перед ним шестая из известных жертв. Он стоит на коленях, разглядывая убитого, и находит подтверждение своей теории, возникшей ещё раньше.

— Капитан Лоскутов, — позвал он. — Иди-ка сюда.

Михаил в эту ночь как раз дежурил и приехал с оперативной бригадой.

— Смотри.

Викентий показал на грязные, в мозолях и давних порезах руки убитого, на обломанные ногти, давно не стриженные тёмные волосы, а также на жалкую кучку одежды. Она была брошена чуть в стороне от хозяина — такая рванная, заскорузлая и потёртая, что становилось ясно: её долго носили, не снимая. Сейчас вещи внимательно перебирали эксперты.

— Ну что?

— Похоже, бродяга? — вопросительно протянул Лоскутов.

— Точно! — обрадовался Кандауров. — Юный бродяга или бомж. А помнишь, не так давно мы говорили об этом «упыре», и я ещё тогда предположил, что он сам из бомжей? Или, по крайней мере, последнее время стал бродяжничать. Помнишь? Ведь три его жертвы оказались из этой среды. Этот парень, похоже, четвёртый.

— А точно ли это «упырь»? Может, кто под него работает?

— Отнюдь! — майор, казалось, обрадовался вопросу. — Из газет он, может и знает об отрезанных ушах и выколотых глазах. Но наша печать, слава Богу, от западной всё-таки отличается тем, что запреты в приказном порядке — это закон. Даже для «альтернативных» и «независимых» изданий. Так что об одной, главной подробности, нигде ни разу не упоминалось. Понял, о чём я?

— Понял. Согласен.

Они направились к дереву, где остался след от кострища. «Запретная» подробность была именно там. Костёр убийца раскладывал у толстого дерева. Собственно, это был примитивный мангал: вырытая в земле продолговатая яма, полная древесных углей, обгоревшие сучья вокруг. А на стволе — вертикальная полоса засохшей и потемневшей крови.

— Вот она, неизвестная подробность, — указал Викентий. — Он сажал парня, прислонив к дереву. На его спине обязательно обнаружат остатки коры… Как и во всех прошлых случаях.