Станислас-Андре Стееман - Дьявол Сент-Круа Страница 9

— Это я.

Приблизился к шкафу, провел пальцем по одному из желобков. Ни пылинки.

«Да, да, — подумал он, оборачиваясь к кровати, — эта женщина принадлежит им, им обоим! Это не ее дом, а дом ее мужа, мужа и его сестры… Даже эта спальня — не ее спальня…»

Он кружил по комнате во власти все возрастающей глухой тревоги. Машинально он попытался открыть шкаф. Тот оказался заперт на ключ, но ключа не было в замке.

— Ну что? — раздался голос Берты Лабар. — Чего вы ждете? В конце концов вы ее разбудите…

Эрали опустил голову. «Разбудите…» Жюли Лабар лежала в постели совершенно неподвижно. Можно подумать… Да, глядя на нее, можно подумать, что Жюли Лабар никогда не проснется.

— Иду, — сказал судебный следователь. — Минутку…

Он подошел к кровати на расстояние вытянутой руки, нагнулся. Он не увидел лица, лишь бледный лоб, но простыня равномерно приподнималась дыханием.

Резко отвернувшись, Эрали вышел из комнаты.

VIII. Точно такая же ночь

«Точно такая же ночь», — заявил Антуан Лабар судебному следователю. И добавил:

— Даже, может быть, еще более темная…

Аптекарь Гитер, выходя вечером из дома, был того мнения, что ночь явно более темная, чем накануне.

Большими шагами он шел вдоль стен, восхищаясь собственной отвагой. Жена сказал ему:

— Артур, на твоем месте я бы не стала выходить вечером, пока убийца Виру на свободе… Кто знает, может, он ищет новую жертву…

Артур Гитер пожал плечами и надел пальто. Несмотря на худобу и тщедушность, ему нравилось изображать решительного, даже своенравного человека.

— Послушай, — ответил он, — ты же не хочешь, чтобы я пропустил игру?.. Завтра в деревне будут пальцем показывать на тех, кто сегодня побоится прийти в Белую Лошадь.

Г-жа Гитер была чувствительна к такого рода аргументам. Она гордилась тем, что вышла замуж за смелого человека, и всегда разделяла общественное мнение:

— Ладно… Но хотя бы возьми трость!

Она вложила ему в руки трость и стояла на пороге, следя, как он удаляется в темноту. Потеряв его из виду, она вернулась и заперла дверь на два оборота ключа.

И теперь, идя быстрыми шагами, сунув руки в карманы пальто, надвинув шляпу на глаза и с тростью через руку, Артур Гитер размышлял о том, что ночь очень темная, гораздо темнее, чем предыдущая…

Дело было еще в том, что накануне никому и в голову не могла прийти мысль о возможности убийства. На Центральной улице, как и на небольших улочках, можно было чувствовать себя спокойно. Без малейших усилий каждому подозрительному шуму находилось невинное объяснение. Каждый замеченный силуэт получал имя. Если ночь казалась темной, так время года такое. Сегодня же…

Артур Гитер отошел от домов и двинулся прямо посередине дороги, «чтобы лучше видеть».

Да, сегодня знали, чем рискуют. Рисковали ни много ни мало, как быть задушенными. Центральная улица не была надежной, нет, абсолютно ненадежной, а маленькие улочки — просто опасны. Напрасно пытаться себя переубеждать, всякому подозрительному звуку тут же находилась подозрительная причина. Каждый замеченный силуэт казался незнакомым, угрожающим. И, может быть, ночь такая темная потому, что заодно с преступником?..

Гитер вздрогнул и поднял бархатный воротник пальто. Если допустить, что смелость не что иное, как умение подавить свой страх, маленький аптекарь был в это мгновение воплощением смелости; отливающие красным окна Белой Лошади пробудили в нем радость и воодушевление, сравнимые лишь с чувствами пассажиров тонущего корабля при виде огней порта.

Толкнув дверь кафе, он расправил плечи и громко пожелал доброго вечера господину Лепомму. Затем его взгляд скользнул по залу…

Всего двое мужчин к этому моменту проявили столько же храбрости: ветеринар Верспрее и секретарь общины Дермюль.

— Добрый вечер, друзья мои! — сказал Гитер, подходя к ним.

— Добрый вечер, — в один голос отозвались они.

А Верспрее добавил:

— Я смотрю вы, господин Гитер, не побоялись пройти в одиночку по улицам Сент-Круа…

Артур Гитер выпрямился.

— А по-вашему, я должен бояться? — спросил он.

— Черт! — откликнулся Дермюль, — после того, что произошло прошлой ночью…

— Ах, да, это убийство! — заметил Гитер. — Ну так этого недостаточно, чтобы удержать меня дома, когда я хочу выйти…

Верспрее кашлянул.

— Лично я сомневаюсь, что все наши друзья проявят такое же презрение к опасности… Уже около девяти… Если они еще задержатся, я думаю, нам придется играть в шасс-кер или в экарте… А вас, господин Гйтер, тоже допрашивал судебный следователь?

— Нет еще, — ответил аптекарь. — Меня вызвали на завтрашнее утро. Но, честно говоря, не вижу, чем мог бы им помочь…

— Они подозревают Антуана Лабара, — проворчал Верспрее.

— По-моему, это невероятно. Конечно, Лабар угрожал Виру, но, в конце-то концов… На их месте я бы незамедлительно разобрался с этими горе-цыганами… Вспомните, что я вам вчера говорил: эти люди способны на все… Так нет, их никто не беспокоит… В каком мире мы живем!.. Ну, давайте карты! Начнем игру втроем, потому что, если нам придется ждать…

Он не договорил — дверь в кафе распахнулась. Вошли двое — бургомистр Бине и продавец велосипедов Моль.

— Наконец-то, вот и вы! — вскричал Верспрее. — Честное слово, мы уже вас и не ждали, думали, вы побоялись идти сюда… Патрон, колоду в 52 карты!

Потом добавил:

— Для меня пэль-эль… как всегда.

Пока двое новоприбывших усаживались, Лепомм застелил стол зеленым сукном, принес карты и напитки.

— Потянем жребий, не так ли? — предложил Дермюль. — Кто получит самую младшую карту, пока останется вне игры…

Верспрее повернулся к бургомистру:

— Что нового, господин Бине?.. Допросили уже Лабара?..

Бургомистр для проформы немного поломался: он-де обещал ничего никому не рассказывать о ходе следствия, малейшая нескромность может насторожить виновного…

— Но все же, вы нам скажите, допросили уже Лабара или нет?

— Да, допросили, — ответил Бине.

— Ну, и… его не задержали?

— Антуан Лабар, — торжественно заявил бургомистр, — предоставил судебному следователю алиби. В то время, когда душили Виру, он находился у себя на кухне с сестрой.

— Таким образом, он вне подозрений? — спросил Гитер.

— Право слово, вы слишком многого от меня хотите. Но, естественно, если только Лабар не обладает даром вездесущности, мне кажется маловероятным, чтобы он мог одновременно проверять счета дома и убить коммивояжера на Центральной улице.

— Да, это было бы сложно… — вставил Моль, сраженный словом «вездесущность». — Кроме того, лично я…

— А кто, — вмешался Верспрее, — подтвердил алиби Лабара? Жена?

— Сестра, — ответил бургомистр. — Мы с ним ходили к нему домой и даже поднимались в спальню красавицы Жюли…

— О! О! — оживился ветеринар. — Но ее, конечно же, там не было?

— Почему, она была там. Да еще в кровати! Именно поэтому судебный следователь и настоял на том, чтобы ее повидать…

— В кровати! — воскликнул Лепомм, стоявший рядом со столом, уперев кулаки в бедра и стараясь не пропустить из разговора ни слова. — Я думаю, вы не скучали, господин бургомистр, а? Она, должно быть, хороша в кровати, эта шлюха…

Бине пожал плечами:

— Она больна и спала.

— Но, чтобы допросить, ее надо было разбудить, — заметил Верспрее.

— Ее не допрашивали, — пояснил бургомистр. — Судебный следователь лишь осмотрел комнату. Мы оставались на пороге и… за все это время красотка Жюли не шелохнулась…

Поколебавшись, он прибавил:

— Мне даже показалось, что судебный следователь несколько обеспокоен. Он обещал Лабару не будить его жену, если та спит, и допросить ее позже. Он наклонился над постелью и успокоился, по-моему, только убедившись, что госпожа Лабар дышит нормально.

Установившуюся тишину вскоре прервал Верспрее:

— А вам, господин бургомистр, этот сон не показался необычным?

— Необычным… Нет, не могу сказать, чтобы он был необычным.

Но его голосу не хватало убежденности.

— Лабар и его сестра, — снова заговорил Верспрее, — два сапога пара… А жена — совсем другого поля ягода… Я нахожу по меньшей мере странной ее столь внезапную болезнь и то, что из-за этого сна судебный следователь не смог…

Он сам себя оборвал, не закончив фразу:

— Что с вами, господин Гитер?

Артур Гитер вскрикнул, побледнел, и в глазах, его читалось смятение.

— Возможно ли?.. — прошептал он.

— Что возможно… или невозможно? — настаивал Верспрее по обыкновению сердито. — Слушайте, вы что, не хотите отвечать?

— Нет, нет, — дрожащим голосом отозвался маленький аптекарь.

Он отодвинул свой стул и поднялся:

— Мне нужно… Мне нужно уйти…