Иэн Рэнкин - Водопад Страница 11

— Пожалуй, не стоит, — покачал головой Девлин. — Давайте лучше организуем наш тет-а-тет в столовой.

Ребус кивнул и первым двинулся следом за хозяином. При этом его взгляд упал на стоявшую на мраморной каминной полке открытку-приглашение Королевского хирургического колледжа. В приглашении шла речь о торжественном обеде в здании Эдинбургского хирургического общества. «Смокинг и все регалии», — сообщалось в конце. Регалии, подумал Ребус, это ордена, медали, маршальские звезды… У него тоже имелись медали, только они были сделаны из стекла и картона и хранились в коробке в нижнем отделении буфета. На Рождество, если ему не было лень, Ребус украшал ими елку.

В столовой сразу бросался в глаза длинный деревянный стол с шестью высокими жесткими стульями. В стене было пробито сервировочное окошко в кухню (в семье Ребуса его бы назвали «раздаточным»). В углу притулился сервант темного дерева, уставленный пыльными бокалами и столовым серебром. Три-четыре картины в рамках напоминали старые фотографии, сделанные в ателье: живописные группы венецианцев в гондолах, возможно, сценки из Шекспира. Высокое окно с подъемной рамой смотрело на расположенный позади дома сад. Теперь, когда Ребус видел его сверху, он обратил внимание, что садовник миссис Жардин то ли случайно, то ли намеренно придал участку форму вопросительного знака.

На столе лежала наполовину собранная головоломка — центр Эдинбурга, сфотографированный с высоты птичьего полета.

— Любая помощь будет принята с благодарностью! — провозгласил Девлин, взмахнув рукой над столом.

— Сложная работа, — сочувственно заметил Ребус.

— Не очень. Всего две тысячи фрагментов.

Хейс, которой наконец удалось представиться Девлину, никак не могла удобно усесться на жестком стуле.

— Давно вы вышли в отставку? — спросила она наконец.

— Двенадцать… нет, четырнадцать лет назад. Четырнадцать лет, моя дорогая!.. — Девлин покачал головой, словно удивляясь способности времени мчаться все быстрее, по мере того как замедляется ритм усталого сердца.

Филлида Хейс заглянула в блокнот.

— В разговоре с нашими коллегами вы упомянули, что в день, когда пропала Филиппа Бальфур, вы были дома…

— Совершенно верно.

— Но вы ее не видели?

— Пока все правильно.

Ребус, который так и не решился сесть на стул, прислонился к подоконнику и, слегка откинувшись назад, сложил руки на груди.

— Вы были знакомы с мисс Бальфур? — спросил он.

— При встрече мы здоровались.

— Она жила рядом с вами почти целый год, — заметил Ребус.

— Эдинбург есть Эдинбург, инспектор. Я прожил в этой квартире почти тридцать лет, — перебрался сюда сразу после смерти жены. Вроде достаточно времени, чтобы познакомиться с соседями. Но они слишком часто переезжают. Пока ждешь случая, их и след простыл. — Он пожал плечами и добавил: — А потом уже ничего не ждешь.

— Это очень печально, — вставила Хейс.

— А там, где живете вы, разве по-другому?

— Давайте лучше вернемся к делу, ради которого мы вас побеспокоили, — перебил Ребус. Оторвавшись от подоконника, он подошел к столу и оперся на него руками, глядя на собранные в кучку фрагменты головоломки, которые профессор еще не поставил на место.

— Да, да, разумеется, — сказал Девлин.

— В тот день, когда исчезла Филиппа… Вы сказали, что провели весь вечер дома и не слышали ничего подозрительного?

Девлин поднял голову и посмотрел в потолок, словно обдумывая последнее слово.

— Ничего, — сказал он после небольшой паузы.

— И ничего не видели?

— Абсолютно.

Хейс его ответы явно раздражали, и она сильнее заерзала на стуле. Ребус уселся напротив и попытался поймать ее взгляд, но Хейс уже задала свой вопрос:

— У вас были какие-нибудь конфликты с мисс Бальфур?

— А из-за чего бы нам конфликтовать, скажите на милость?

— Теперь уже не из-за чего, сэр, — холодно ответила Хейс.

Девлин смерил ее неприязненным взглядом и повернулся к Ребусу.

— Я вижу, вас заинтересовал мой стол, инспектор, — сказал он.

Ребус с удивлением обнаружил, что машинально поглаживает кончиками пальцев чуть шероховатую столешницу.

— Начало девятнадцатого века, — продолжал Девлин. — Этот стол сделал своими руками один ученый-анатом. — Он бросил быстрый взгляд в сторону Хейс, потом снова посмотрел на Ребуса. — Видите ли, я кое-что вспомнил, но мне кажется — это вряд ли может иметь какое-то значение.

— Что же, сэр?

— Я видел человека, который стоял напротив нашего дома.

Ребус знал, что хочет сказать Хейс, и поспешил ее опередить:

— Когда это было?

— Дня за два до того, как пропала мисс Бальфур. И накануне ее исчезновения тоже. — Девлин слегка повел плечами. Судя по этому движению, он прекрасно понимал, какой эффект возымели на слушателей его слова. Хейс побагровела. Ей так и хотелось крикнуть: «Почему ты не сказал об этом сразу, старый хрыч?!»

Ребус взял себя в руки и спросил совершенно спокойно:

— Он стоял на противоположном тротуаре?

— Именно.

— Вы хорошо его рассмотрели? Можете его описать?

Девлин снова пожал плечами.

— Лет двадцати с небольшим, волосы темные, короткие… не слишком короткие, просто аккуратно подстрижены.

— Может быть, это кто-то из соседей? — предположил Ребус.

— Я не знаю, я просто говорю, что видел. Мне показалось, этот парень кого-то ждет, но я не уверен. Во всяком случае, он пару раз смотрел на часы.

— Это не мог быть бойфренд мисс Бальфур?

— Ее ухажер? О нет, Дэвида я знаю…

— Вы знаете Дэвида Костелло? — переспросил Ребус, продолжая рассматривать головоломку.

— Несколько раз разговаривал с ним, только и всего. Когда мы сталкивались в подъезде. Приятный молодой человек…

— Как он был одет? — спросила Хейс.

— Кто? Дэвид?

— Нет, человек, которого вы видели на улице. — Хейс сопроводила свои слова самым свирепым взглядом, но Девлина это, похоже, только позабавило.

— На нем были брюки и куртка, — сказал он и покосился на свою растянутую кофту. — Точнее сказать не могу, так как не слежу за современной модой.

Ребус знал, что профессор Девлин говорит правду. Четырнадцать лет назад он ходил в точно такой же растянутой и застиранной кофте, которую поддевал под бледно-зеленый хирургический халат. Кроме того, он носил галстук-«бабочку», которая постоянно съезжала то на одну, то на другую сторону. Просто поразительно, подумал Ребус, как врезалось в память то первое вскрытие: картины, запахи, звуки, которые должны были стать привычными. Скрежет металла по кости, негромкое потрескивание рассекаемой скальпелем кожи… Своеобразное чувство юмора, свойственное некоторым патологоанатомам, заставляло их превращать каждое вскрытие, на котором присутствовали детективы-новички, в настоящий спектакль со всеми спецэффектами, но Девлин никогда так не поступал. Он целиком сосредотачивался на трупе, словно в прозекторской больше никого не было, и исполнял свою работу с почти ритуальной точностью и пиететом.

— Как вам кажется, — спросил Ребус, — быть может, вы сумеете дать нам более подробное описание, если немного подумаете?

— Я в этом сомневаюсь, инспектор, но если это так важно, я, разумеется, попытаюсь.

— Расследование только началось, сэр. Вы же сами знаете, что на первом этапе мы не вправе пренебрегать ни одной мелочью.

Ребус говорил с Девлином как с коллегой-профессионалом, и это сработало.

— Мы можем попробовать составить фоторобот, — продолжал Ребус. — И если это окажется кто-то из соседей или человек, которого здесь хорошо знают, это очень облегчит нам жизнь.

— Гм-м, звучит разумно, — согласился Девлин.

Решив ковать железо, пока горячо, Ребус достал мобильный телефон и позвонил в Гэйфилдский участок. Договорившись о встрече с полицейским художником на завтрашнее утро, он спросил у Девлина, не нужно ли прислать за ним машину.

— Мне кажется, я в состоянии сам найти дорогу, — проворчал профессор. — Песок из меня пока не сыплется.

Однако, провожая двух детективов к выходу, он двигался как на ходулях, словно после двадцати минут сидения за столом его суставы перестали сгибаться.

— Еще раз большое спасибо, сэр, — сказал Ребус, пожимая Девлину руку на прощание.

В ответ профессор только кивнул, стараясь не смотреть на Хейс, которая не проявляла никакого желания выразить ему свою благодарность за своевременно сообщенные сведения. Уже за дверью, когда они поднимались к следующей площадке, она пробормотала несколько слов, которые Ребус не расслышал.

— Что-что?

— Я сказала — чертовы мужики!.. — Она немного помолчала и добавила: — Я не имею в виду вас, сэр.

Ребус промолчал — ему хотелось, чтобы Хейс высказала то, что было у нее на душе.