Александр Лавров - Шантаж Страница 12

– Гм…

– К тому же сегодня утром спешно отбыл. Я звонил на работу – узнать, когда вернется. Там мне к слову сказали, что он попросил ускорить командировку, кото­рая намечалась только через неделю.

– Гм…

Они еще немного поговорили о геологе и о Миркине. Требование шантажиста протереть весы недвусмысленно указывало на золото-сырец. Экстренно проведенная экс­пертиза подтвердила: да, Миркин взвешивал дома шлих.

Но вряд ли он покупал золотой песок для себя – не тянул на крупного дельца. Очевидно, посредничал толь­ко, получая от подлинного покупателя комиссионные – «парное».

К тому же выводу склонялся и Приезжий. При всей недалекости Чистодела был он хитроват, по-своему пре­дусмотрителен и впрямь немало знал о Борисе Миркине (в частности, проследил, где тот живет, видел Настю, слыхал кое-что о Праховой).

Приезжий быстро и сноровисто «выпотрошил» его. Понял, что сам барабанщик нового купца подыскать не в состоянии не то что за три дня, но и за три года. И посему единственный скорый способ сбыть товар – добраться до купца, имевшего дело с Миркиным.

– Едем на квартиру к твоему приятелю, – объя­вил он.

– Зачем? – вытаращился Чистодел.

– Некогда мне, понял? Работать надо напролом. Со­седей трясти.

– Да влетим же!

– Не влетим. Есть у меня липовый мандат. Сгодится.

– Ох, рискованно…

– Цыц!

– Ну хоть вперед покушаем?

«Покушаем, дорогой. Выпивка тебе удивительно на пользу».

…Они покуривали в подъезде наискосок от старого дома, куда влекло Приезжего охотничье чутье.

«Удобное местечко. Отсюда все видно, а в случае чего – сквозной ход во двор».

– Вон та дверь, третий этаж, правая квартира, – указал Чистодел.

– Ясно. Первым идешь ты.

– Хо-хо! – почесал в затылке барабанщик. – А если засада?

– Именно потому. Рассуждай: зайду я, «руки вверх», пощупали, на брюхе золото. Все. Теперь смотри, заходишь ты, спрашиваешь: «Здесь ли жил Боря Миркин?»

– Зачем?! Я мосгаз или жэк, чего-нибудь проверить…

– А там милиция? Какой ты жэк? Как тогда выкручи­ваться? Ты же умный мужик, ты соображай.

– Вот я и соображаю: спрошу Миркина, а мне – «руки вверх»…

– Так на здоровье! Ты чистенький. Слушай, какая легенда. Познакомился ты с Борей в пивной и по пьяно­му делу одолжил он тебе десятку. Сейчас ты зашел в пивную, а какой-то парень говорит, забрали Борю. Ты спросил, где он живет, и принес долг. Думал жене отдать или мамаше. Честный человек, понимаешь?

– Честный человек… Это, пожалуй, ничего. Погоди­те, – спохватился он, – да ведь у Бориса ни жены, ни мамаши!

– А тебе-то откуда знать, ты почти не знаком!

Трудно Чистоделу, да еще в подпитии противиться влиянию Приезжего. Доверие ему лестно и мордой в грязь ударить неохота, но заячья натура подрагивает:

– Вот влип я с вами… Всегда было раз-раз, товар – деньги – товар, а тут началась прямо «Индийская гроб­ница»…

– Что?

– Кино такое раньше было.

– Хорошее кино?

– Хорошее.

– Вот и у нас будет хорошее кино, барабанщик!

С последним проблеском непокорства Чистодел мот­нул головой:

– Тогда парное прибавьте… Еще два процента.

– Жирновато… Ну да ладно, нравишься ты мне… Зна­чит, понял? Идешь в боевую разведку. Бей в барабан и не бойся! А выйдешь – топай в пивную и жди меня. Час, два – как уж получится. Сюда не суйся, в подъезд, даже не оглядывайся! Ясно?

Не все было ясно Чистоделу, но «боевая разведка» – звучало. Он приосанился и пошел.

А Приезжий, запалив новую сигарету, ждал. Скоро ли выйдет? Не тронется ли следом вон та машина с подремывающим шофером? Не устремится ли за бара­банщиком какой-нибудь неприметный гражданин? До пивной четыре с половиной квартала, на этом пути надо безошибочно определить, нет ли слежки за домом Миркина.

Если б время и тревога не так жали на Пал Палыча, он позаботился бы куда фундаментальнее подготовиться ко второму допросу Миркина. Опросил бы сослуживцев и знакомых; узнал, с кем, из-за чего и в какой форме тот ссорился; говорил ли, как ему рисуется его будущее; что любил читать и так далее и тому подобное – словом, получил бы представление о внутреннем мире подслед­ственного. Оно и практически было полезно и удовлетво­ряло всегдашнему стремлению Пал Палыча понять. Даже ярого злодея.

Но не по формуле «понять – значит простить». Тут его не раз предостерегала мать (квалифицированный пси­хиатр), ежедневно вникавшая в глубины психологии сво­их пациентов. Она считала, что Бехтерев справедливо утверждал, будто некоторые душевные болезни заразительны. И потому врач должен внутренне крепко от них ограждаться. Понять надо, а вот «простить» – может оз­начать «заразиться». И безумца и преступника понять нужно, но не впускать понимания слишком внутрь себя, чтобы не деформировать собственную личность. Это основа иммунитета и к безумию и ко злу. А они ведь часто почти смыкаются…

От матери же черпал Знаменский умение чутко улав­ливать душевное состояние того, с кем общался: замечать сокращение и расширение зрачков, беспокойство или равнодушие пальцев и множество других рефлекторных примет, которые человек не в силах скрыть. И – уже как следователь, в контексте событий – учился верно их истолковывать и использовать.

Конечно, изредка и он – недостаточность информа­ции вынуждала – прибегал к приемам служак старого закала, когда обвиняемому заявляют: «Нам известно все. Даже, к примеру, что в июле сего года ты пил пиво с девушкой в голубой шляпке. Так что давай колись». А кроме случайного пива у следователя ничего и нет. Трюк порой срабатывал, но оставлял ощущение профессио­нальной неловкости.

…Еще пять – десять минут, и конвойный введет Миркина.

Пал Палыч был вооружен против него актом экспер­тизы весов и копией рапорта Зиночки об угрозе похитить племянника. И все.

«Немножко, конечно, в голубой шляпке».

А чем меньше козырей, тем точнее должна быть тактика допроса. В общих чертах Знаменский ее обдумал и теперь копил внимание и волю. «Жесткость и превосход­ство. От меня веет ледяным холодом» – таков был внут­ренний настрой.

Пал Палыч сделался и внешне на себя не похож, но Миркин не сразу это заметил. Довольно развязно поздо­ровался, одобрительно отозвался о погоде.

В ответ коротко прозвучало:

– Садитесь.

– Стою – сижу, хожу – сижу, лежу – опять сижу. Прямо загадка для детей старшего возраста, – раскатился Миркин поболтать, как в прошлый раз, «на равных».

И наткнулся на барьер:

– Шутить не будем. Рассуждать о жизни не будем. С этим покончено.

Миркин различил лед в голосе, сердце екнуло, попробовал, крепкая ли стена, которой отгородился Знаменский:

– А я-то радовался, что у меня следователь, с кото­рым можно обо всем по-человечески…

– Считайте, что у вас новый следователь, – и толь­ко теперь Пал Палыч поднял далекие-далекие от сочув­ствия глаза.

Перед этим новым следователем Борис Миркин почув­ствовал себя до крайности неуютно и зябко замельтешил:

– А что так? Простите… Случилось что-нибудь?

– Многое. Что в корне меняет мое к вам отношение.

Миркин напрягся в тоскливом ожидании.

– Ознакомьтесь с актом экспертизы.

Миркин прочел акт, утер разом взмокший лоб и – утопающий хватается за соломинку – забормотал прыга­ющими губами:

– Но… здесь какая-то ошибка… Что можно обнару­жить на совершенно чистых весах?!

– Берут ватку, смоченную спиртом, протирают по­верхности. Потом ватку сжигают и делают спектральный анализ золы. Доказательство бесспорное.

Молча и безжалостно наблюдал Пал Палыч, как доп­рашиваемый барахтается в волнах отчаяния. Сейчас на­ступит миг, когда потребуется безупречным швырком перекинуть его в еще горший омут.

– За песок – уже другая статья? – изнемогая, спро­сил Миркин.

Вот оно! Знает он, знает, что полагается за шлих. Вопрос подготовительный, чтобы начать оправдываться: один раз, случайно, немножко, по глупости, честное слово…

– Статья другая, – равнодушно подтвердил Пал Па­лыч. – Но не это сейчас для вас главное, – грозно, пудово.

Кажется, удалось. Миркин обмер: что еще? какое главное?

– Ведите подпись эксперта под актом?

– Да…

– Почитайте ее рапорт о происшедших накануне со­бытиях.

Миркин прочел раз, прочел второй, с трудом пости­гая смысл печатных строчек. «Достоевское» лицо его без ведома хозяина убедило Пал Палыча в совершенной неожиданности и ошеломительности читаемого.

Это укрепило позицию Знаменского, ибо он стре­мился не дать допрашиваемому сообразить или попытать­ся выяснить, что срок за участие в хищении золотого песка неизмеримо больше, чем за похищение живого ребенка. (О, причуды соцзаконности! Американцы за «киднеппинг» без церемоний сажают на электрический стул!) А как раз на шантаже Кибрит Пал Палыч и целился прорвать защитную линию Миркина. И, пока тот читал и перечитывал рапорт, приметил участок для про­рыва: в тексте – там, где описывались приметы преступ­ников, – были две-три строки, на которые Миркин реа­гировал иначе, чем на все остальное.