Фридрих Незнанский - Никто не хотел убивать Страница 12

Шумилов… Глеб Шумилов. Совершенно темная и в то же время совершенно безликая лошадка на фоне шумиловской команды ученых, которые уже готовы были запустить в промышленное производство разработку мирового уровня.

Темная, безликая лошадка…

А может, и не так уж безлик он был, этот самый Глеб Шумилов, как хотел казаться? По отзывам тех же сотрудников Шумиловской компании, двоюродный братец Дмитрия Шумилова отличался по жизни непомерной жадностью, совершенно невыносимым самомнением, но главное — почти патологической завистью к своему двоюродному брату, что, естественно, он тщательно скрывал как от брата, так и от его ближайших помощников. Однако как бы он это ни прятал в своей душе, но его зависть к успехам Шумилова-старшего нет-нет, да и прорывалась порой наружу.

Впрочем, к этому надо было относиться предельно осторожно. Это могли быть в одинаковой степени и правда, и откровенный поклеп, дезинформация с попыткой навести тень на плетень. В людском сообществе принято бить того, кто слабее, даже лежачего, а таким лежачим на данный момент был именно Глеб Шумилов.

Размышляя подобным образом, сопоставляя все «за» и «против» и уже окончательно придя к выводу, что без выхода на Глеба Шумилова, живого или мертвого, расследование по факту убийства Савина не сдвинется с места, как впрочем и кража «Клюквы», Плетнев позвонил Турецкому, спросил, как он относится к тому, чтобы «пощупать берлогу» Глеба. И не встанет ли из-за этого на дыбки хозяин компании? Все-таки в этом случае уже в открытую подозревался его двоюродный брат, а это… честь семьи и довольно серьезный прокол в том имидже компании, который с таким трудом завоевал Дмитрий Шумилов.

— Думаешь, это что-нибудь даст? — спросил Турецкий, выслушав сомнения Плетнева относительно вице-президента компании.

— Точно, конечно, не могу сказать, но, если мне не изменяет интуиция, в деле с кражей «Клюквы» не обошлось без нашего вице-президента. Который, кстати, на ту пору был начальником службы собственной безопасности компании, и именно он обязан был позаботиться о сохранности иммуностимулятора.

— Но ведь, сам понимаешь, — попытался было оппонировать Плетневу Турецкий, — Глеб такой же начальник службы безопасности, как я раввин в синагоге.

— А кто его толкал на эту должность?

— Ну-у, думаю, что это все-таки решение самого Шумилова, Дмитрия.

— Я тоже так поначалу думал, — хмыкнул Плетнев. — До тех пор, пока не поговорил с Модестом, охранником. И оказалось, что его бывший начальник сам выпросил у братца эту должность, чего он, кстати говоря, никогда не скрывал. Говорил, что всегда мечтал обеспечивать безопасность какой-нибудь крупной коммерческой фирмы, потому что именно в этом видит надежность и действенность всей работы.

— И обеспечил… — угрюмо произнес Турецкий, заведенный рассказом Плетнева. — Так от меня-то ты чего хочешь?

— Содействия!

— Не понял!

— Саша! Александр Борисович… — не выдержал Плетнев. — Вы же все прекрасно понимаете! И думаю, догадываетесь о той реакции Шумилова, когда я заикнусь о том, что хотел бы поковыряться в берлоге его братца. Честь фамилии и прочее. Он же до сих пор не верит, что исчезновение Глеба и убийство Савина как-то связаны между собой.

— И ты предлагаешь мне взять этот удар на себя?

— Ну-у, я не думаю, что Шумилов будет слишком возникать, если об этом скажете вы. Все-таки близкий друг семьи, крестный отец Игната и… Короче, несмотря на все его интеллигентское чистоплюйство, он послушается вас и пойдет навстречу.

— Ну что ж, — после непродолжительного молчания пробурчал Турецкий, — возможно, ты и прав. Жди звонка.

Позвонил он минут через десять.

— Иди! Он ждет тебя.

Плетнев уж было хотел поблагодарить Турецкого за оказанную помощь, но вместо этого спросил:

— Не возникал, надеюсь?

— Спросил, зачем это тебе надо.

— И что?

— Сказал, что сам ему все объяснишь.

«И на том спасибо», — пробурчал Плетнев.

Шумилов ждал Плетнева, и едва он вошел в кабинет, произнес, не скрывая своего раздражения:

— Мне только что звонил Александр Борисович, но я… я не понимаю, зачем вам это нужно. И что, собственно говоря, может дать осмотр квартиры?

Плетнев хотел уж было сказать, что не ему это нужно, а нужно это в первую очередь хозяину этого кабинета, однако заставил себя сдержаться и как можно спокойнее пояснил:

— Все-таки пропал человек, ваш брат и далеко не последнее лицо на фирме. Возможно, что его даже похитили, чтобы уже через него надавить на вас. И в этом случае…

— Вы имеете в виду иммуностимулятор? — перебил Плетнева Шумилов.

— Да.

— Но ведь его же украли!

— А если с кражей что-то не склеилось?

— Я не понимаю вас.

— Все очень просто. В силу каких-то обстоятельств вашу «Клюкву» не смогли вынести из лабораторного корпуса и она дожидается своего часа в потаенном местечке.

По той скептической мине, которая застыла на лице Шумилова, было видно, что он не очень-то поверил в сказанное Плетневым, однако не удержался, спросил:

— Но причем здесь квартира Глеба?

— О-о! Она многое что может рассказать. По крайней мере, мы уже точно определимся относительно вашего брата. Сам уехал из города или его все-таки увезли силком.

— Хорошо, — после короткого раздумья согласился с Плетневым Шумилов, нажимая кнопку вызова секретарши. — Сейчас подойдет Оксана, уборщица из лабораторного корпуса, она и покажет вам квартиру Глеба.

— А она что?..

— Нет, не любовница, — хмыкнул Шумилов. — Просто весьма ответственная девица, и Глеб попросил ее убирать в его квартире. У нее же и ключ от квартиры Глеба.

«Вот те, Манька, и Дунькин день», — предавался логическим выкладкам Плетнев, поджидая Оксану в приемной Шумилова. Эта полногрудая, довольно смазливая на личико девица южнорусских кровей, о которых еще Сергей Есенин говаривал когда-то: мне, мол, вон ту сисястую, она глупей, — убирала в лабораторном корпусе в ту ночь, когда из спецхранилища был украден иммуностимулятор, она же первой обнаружила и распростертого на полу Савина. Она же, «чтобы было почище в их лаборатории», стерла мокрой тряпкой все отпечатки пальцев, которые мог оставить на той же коньячной бутылке, что стояла на рабочем столе Савина, убийца.

И она же, оказывается, убирала и в квартире вице-президента компании Глеба Шумилова.

Кстати говоря, вспомнил Плетнев, она еще так и не была по-настоящему допрошена по убийству Савина. Так, легкая, как шлепок по заднице, беседа под протокол.

Дом, в котором год назад Глеб Шумилов купил квартиру, находился в десяти минутах езды от бывшего научно-исследовательского института, площади которого теперь арендовала фармацевтическая компания Шумилова, так что много времени на «душевные разговоры» не оставалось, и единственное, о чем не мог не спросить Плетнев, убирала ли Оксана в квартире Шумилова после того, как он «уехал в командировку». Для всех непосвященных сотрудников компании, чтобы не было лишних разговоров, Глеб Вячеславович находился в зарубежной командировке, и Оксана, если, конечно, в эти дни она не встречалась с исчезнувшим Шумиловым, должна была знать об этом.

— Зачем же я буду убираться, если их нету дома? — как о чем-то само собой разумеющимся, с напевной ленцой в голосе ответила Оксана. И тут же пояснила: — Я всегда им по телефону звоню, когда еду убираться.

«По телефону звоню… им… их нету дома…» — насторожился Плетнев, покосившись на сидевшую справа от него тридцатилетнюю аппетитную девицу, которая своими формами могла бы украсить самые известные полотна того же Рембрандта.

— А он что, я имею в виду Глеба Вячеславовича, не один живет? — спросил Плетнев.

— Зачем же, не один? Один.

«А чего ж ты тогда величаешь его, как величали когда-то царя-батюшку нашего Николая Второго?» — хотел было возмутиться Плетнев, однако промолчал и уже до самого дома не проронил ни слова. А когда парковался на свободном пятачке перед подъездом, подумал невольно: «Вот бы жену такую иметь! Пришел домой пьяным, а она тебе башмаки стаскивает, да еще приговаривает ласково: “Не изволите ли, супруг наш милостивый, чайку с медком откушать, перед тем как ко сну отойти?” А утром, когда человеку даже жить не охота, граненый стакан на подносе несет. И опять-таки приговаривает ласково: “Опохмелитесь, родимый мой. Вам еще на работку идти”».

М-да, подобное не могло присниться даже в самом сладком сне, и вдовец Плетнев уже совершенно другими глазами посмотрел на Оксану.

Квартира Глеба Шумилова представляла собой классический образец вполне обеспеченного, но давным-давно разведенного мужика, которого, видимо, настолько напугал первый опыт супружеской жизни, что он сам для себя решил никогда более не приводить в свое холостяцкое лежбище постоянную хозяйку. Так, побаловались малость вместе и разбежались, как в море корабли. Супружеская жизнь требовала каких-то определенных обязательств с обеих сторон, а именно этому и противилась вся его натура. Его вполне устраивала приходяще-уходящая уборщица, которая пару раз в неделю, по утрам, прибирала в его квартире, а иной раз готовила ему и хавчик, не требуя за это дополнительного вознаграждения.