Фридрих Незнанский - Никто не хотел убивать Страница 13

М-да, подобное не могло присниться даже в самом сладком сне, и вдовец Плетнев уже совершенно другими глазами посмотрел на Оксану.

Квартира Глеба Шумилова представляла собой классический образец вполне обеспеченного, но давным-давно разведенного мужика, которого, видимо, настолько напугал первый опыт супружеской жизни, что он сам для себя решил никогда более не приводить в свое холостяцкое лежбище постоянную хозяйку. Так, побаловались малость вместе и разбежались, как в море корабли. Супружеская жизнь требовала каких-то определенных обязательств с обеих сторон, а именно этому и противилась вся его натура. Его вполне устраивала приходяще-уходящая уборщица, которая пару раз в неделю, по утрам, прибирала в его квартире, а иной раз готовила ему и хавчик, не требуя за это дополнительного вознаграждения.

Поставив хозяйственную сумку на журнальный столик в прихожей, Оксана, словно именно она была хозяйкой этой квартиры, подала Плетневу какие-то засаленные тапочки, возможно даже хозяйские, и, когда он заглянул сначала в спальню, большую половину которой занимал низкопоставленный аэродром для секса, а затем прошел в большую комнату, которая, судя по обстановке, являлась рабочим кабинетом Шумилова, спросила ненавязчиво:

— Может, помочь чем? Если, конечно, ищите чего. Я знаю, что где лежит.

— Да нет уж, я сам как-нибудь, — отозвался Плетнев, перебирая и мельком просматривая лежавшие на столе бумаги.

— А чего ищите-то? — не отставала Оксана.

— Документ один, по охранной системе службы безопасности. Шеф затребовал, причем в срочном порядке.

— Тогда, конечно, — согласилась Оксана. — Документ, он внимания требует. А то если чего, я помогу.

Она обращала на себя внимание необыкновенной, какой-то очень уж человеческой доброжелательностью, действительным желанием помочь, и это заставляло обращать на нее внимание.

Плетнев вдруг подумал, что именно таким вот, доброжелательно настроенным, непритязательным и, видимо, очень добрым по жизни бабам в этой самой жизни и не везет более всего. То ли их душевная самоотдача вконец портит их мужей, то ли они изначально притягивают к себе таких моральных уродов, каким еще при получении паспорта надо ставить на первой же страничке особую отметку о запрете на женитьбу.

Однако все это была лирика, и Плетнев, еще немного порывшись в бумагах и обратив внимание на то, что здесь не было ни одной записной книжки или телефонного справочника, перешел в ванную комнату.

— Ну что, нашли документ? — поинтересовалась Оксана, включая пылесос в розетку.

Плетнев на это только руками развел.

— К великому сожалению, нет. Придется, видимо, в его рабочем столе покопаться. — И добавил: — Хотелось бы руки помыть.

— Да, конечно! — спохватилась Оксана. — А полотенчико для рук на крючочке висит. Чистое. Я его в прошлый раз повесила. А то, что грязное было, в машину стиральную засунула.

М-да, невольно позавидовал Глебу Вячеславовичу Плетнев. Тут тебе и полотенчико грязное заменят, и квартиру пропылесосят, и супец с котлетами, если надо, забабахают, а он… С тех пор, как ушла из жизни Антона жена, ни одну женщину ближе чем на пару-тройку ночей к себе не подпускал. Боялся, что злой мачехой станет для подрастающего Васьки, которому он был и отцом, и матерью, и бабкой с дедом.

Правда, была одна женщина, за которой он пошел бы и в огонь, и в воду, но… но она была женой Турецкого.

Ополоснув руки под краном, он обратил внимание на то, что на полочке под зеркалом не было ни бритвенного прибора, хотя Глеб Шумилов не позволял себе появиться на работе небритым, ни зубной щетки, стаканчик из-под которой сиротливо стоял на своем месте. А это уже говорило о многом.

Видимо, имея все основания опасаться ареста, вице-президент компании наскоро собрал все самое необходимое и свалил с квартиры в неизвестном направлении. И одно только это ставило его в первый ряд подозреваемых в убийстве Савина. А возможно, что и в хищении «Клюквы».

Уже сидя в машине и поджидая Оксану, чтобы отвезти ее домой, Плетнев позвонил Турецкому. Рассказал о том, на что обратил внимание в квартире Глеба Шумилова, и уже с напором в голосе произнес:

— Так может, все-таки, объявишь его в розыск!

— Рано.

— Но почему?

— Да потому, что не такой уж он дурак, чтобы бросить все только из-за того, что его видел в ту ночь Модест, и рвануть из Москвы.

— Но он все-таки не появляется на работе, да и на телефонные звонки не отвечает, — привел довольно резонный аргумент Плетнев.

— Это еще ни о чем не говорит, Антон, — устало произнес Турецкий. — Можешь поверить мне как следователю со стажем.

Однако Плетнева трудно было убедить в том, чему он уже не верил.

— А если он уже в той же Франции и, получив свои бабки за шумиловскую «Клюкву», уже приценивается к домику в пригороде Парижа?

— Не гони лошадей, Антон, прошу тебя, — угрюмо произнес Турецкий. — И без того тошно.

— Значит, предлагаешь ждать у моря погоды?

— Работай по плану.

Глава 6

Созвонившись с Мауриным, который не понаслышке знал о трагедии, случившейся со вдовой художника, Голованов по пути в МУР прихватил с собой бутылку водки с колбасной нарезкой и в семь вечера, как и договаривались, входил в кабинет оперов убойного отдела, тихий и уравновешенно-спокойный в этот час. Поднявшись навстречу гостю, Костя с возрастающим интересом покосился на кейс Голованова, который тот с великой осторожностью поставил на стол, и как бы для успокоения собственной совести спросил:

— Думаешь, все-таки стоит?

Голованов удивленно покосился на капитана. Словно разговаривал не со старшим оперуполномоченным Московского уголовного розыска, а с пришельцем из космоса, летающая тарелка которого каким-то чудом оказалась на территории столичного УВД.

— Я даже не думаю, я просто уверен в этом. К тому же мы с тобой не виделись целый век, а это, как ты сам догадываешься… Короче говоря, доставай тару и разливай.

В дополнение к «таре», вполне приличным стопкам из дешевого хрусталя, Маурин выставил на стол бутылку охлажденной минеральной воды, банку шпрот и кучу зелени, которая в этой комнате считалась дежурной закуской.

Хрустальная «тара» была рассчитана на явно непьющий контингент, так что, когда выпили по первой, тут же догнали по второй, и только после этого, зажевав водку разрезанным надвое огурцом, промеж половинок которого довольно уютно уместилась колбасная нарезка, Маурин произнес умиротворенным голосом:

— Ну что, спецназ, колись! Что там у тебя с Самсоновой?

Рассказав о просьбе своего бывшего командира, который не желал верить тому, что генерал Самсонов мог покуситься из-за квартиры на жизнь какой-то старушенции, Голованов, пытаясь уловить реакцию Маурина, покосился на него вопросительным взглядом и, как бы ставя точку в своем рассказе, негромко произнес:

— Вот поэтому, Костик, я и пришел к тебе.

Маурин молчал, барабаня концами пальцев по столу. Наконец поднял на гостя глаза, в которых практически ничего невозможно было прочитать.

— Ты сам-то уже встречался с Самсоновым?

— Естественно!

— И что? Я имею в виду, твое мнение о нем?

Голованов пожал плечами.

— Сложный человек. Весьма сложный. Словно матрешка, внутри которой спрятано еще несколько матрешек, и все они разные.

— Похоже, что действительно так, — согласился с ним Маурин. — А как насчет психологического портрета?

— Сразу, конечно, не разобраться, — тщательно выверяя каждое слово, произнес Голованов, — но думаю, прав был мой командир, уверяя, что Самсонов хоть и мудак полный, но топор поднять на старуху не мог.

— Достоевского вспомнил? — хмыкнул Маурин, разрезая надвое второй огурец и закладывая в него очередной кусок колбасы. — В общем-то ситуация действительно похожая. Только там господин Раскольников заявился к старушке якобы деньжат попросить, а в нашем случае…

— Значит, ты все-таки уверен, что именно он, Самсонов, замочил?

— А вот этого, Сева, я не говорил! — И тут же: — Ну что, еще по махонькой? Для прочищения мозгов!

Когда мозги немного «прочистились», Маурин задумчиво произнес:

— Ты знаешь, когда я с бригадой приехал на труп, то впечатление у меня было такое, будто старушку эту бомжи какие-нибудь замочили или наркоманы, но никак не тот мужик, который первым увидел труп и позвонил по ноль-два.

— Ты имеешь в виду Самсонова?

— А кого же еще? Естественно, Самсонова. Правда, на тот момент я еще не знал, что он отставной генерал.

Это уже было более интересно, и Голованов слушал, не перебивая.

— А мое первое впечатление увиденного, должен тебе заметить, еще не давало осечек, — между тем продолжал Маурин. — То ли какая-то собачья интуиция выработалась за годы работы в МУРе, то ли это дано от Бога, но могу тебя уверить, что я в девяноста случаев из ста оказывался прав.