Джерри Остер - Клуб смерти Страница 14

— Я не злюсь.

— Тогда пойдем со мной в постель, ради Бога.

Мэри Элизабет рассмеялась.

— А, ты теперь смеешься? Смешно, правда?

— Извини, Эдди. Я не над тобой. Просто ты так сказал, я даже вздрогнула. Это нервный смех.

— Угу.

— Извини.

— Угу.

— Хочешь чего-нибудь китайского?

— Не. Мне пора домой.

— Какой-нибудь вонтон. Или ребрышки.

— Не.

— Свинина-мушу.

— Я не знаю.

— Угощаю.

Мертвый Эдди скорчил гримасу под Дэнни Де Вито.

— Ну ладно.

Зазвонил телефон.

— Дерьмо, — обозлился Мертвый Эдди. — Теперь они начнут трезвонить.

— Позвони в ресторан, Эдди. К тому времени, как они принесут еду, я закончу.

— Собираешься уйти в другую комнату?

— Конечно.

— Могла бы остаться здесь.

— Ну, Эдди.

— Дерьмо.

— Позвони в ресторан. Мне — вонтон и булочку. Или нет, лучше я возьму ребрышки.

Мертвый Эдди положил руку на свои гениталии.

— Хочешь мяса? Покусай вот здесь.

— Не будь вульгарным, Эдди, — сказала Мэри Элизабет и вышла в другую комнату. Там она ответила на звонок и записала номер кредитной карточки клиента. Потом попросила обождать, достала серебряную табакерку от Тиффани и серебряную ложечку, приняла две дозы кокаина. Затем снова взяла трубку и сказала клиенту, что подрежет ноготь на среднем пальце, чтобы полностью засунуть палец ему в задний проход, пока будет лизать мошонку, а другая женщина, как он заказал, черная, примется мастурбировать его. Для нее Мэри Элизабет выдумала имя Индиго.

8

— Мистер Мак-Нэлли? — спросил Милнер.

Том Мак-Нэлли рассмеялся. Смех должен был обозначать, что он не собирается убивать их обоих голыми руками, довольно мило с его стороны, а мог бы… Такой здоровяк, огромный настолько, что сумел бы спокойно демонтировать горы, если бы не был в настроении карабкаться на них. По деревянным стенам офиса были развешаны фотографии Мак-Нэлли на вершинах гор, которые он покорил, ледорубы с веревками, которые ему в этом помогали. Ни на одной картине он не выглядел хотя бы чуть-чуть довольным или счастливым. Или даже усталым, напряженным или удачливым. В основном, он казался раздраженным и недовольным, будто до него только-только дошло: не надо было лезть на эту сукину дочь, можно было просто разобрать ее на части при помощи ледорубов и веревок.

Еще он был достаточно силен и огромен. Ньюмен и Милнер сказали друг другу взглядами: он достаточно силен, чтобы притащиться пешком или приехать на собаках, или прийти на лыжах или в снегоступах в центр города во время самого разгара пурги.

У него на стене висели снегоступы, фотографии на лыжах с вариацией типа «разобрать-на-хрен-сукину-дочь», точнее, «пока мы здесь наверху, посмотрим, как быстро можно спуститься».

Мак-Нэлли вполне мог бы скинуть с террасы пентхауза кого-то, если бы захотел, того, кто вопреки его желанию ухаживает за женщиной, с которой он до этого гулял, а потом она ему сказала: «Хватит». Или что там придумала Фрэнсис Мак-Алистер?

— Копы, так? — спросил Мак-Нэлли.

— М-м-м… Да, так, — согласился Ньюмен.

— Все в порядке, Мисси, — успокоил Мак-Нэлли секретаршу, которая напряженно застыла в дверном проеме.

Та отправилась назад, на свое рабочее место, плотно закрыв за собой дверь. Прекрасно. На Мисси она не очень походила, скорее всего, тоже разобрала несколько гор на запчасти в свое время. Может быть, не против была бы попрактиковаться на двух парнях, рвущихся на прием к боссу без предварительной записи. По фигу, что они полицейские.

— Вы здесь для того, чтобы задать мне несколько вопросов, — заскучал Мак-Нэлли.

— Э-э, да, — согласился Ньюмен.

— Ну? Задавайте.

Милнер отступил в сторону к краю письменного стола:

— Мы зададим, но для начала, почему вы не приглашаете нас сесть, не предлагаете по чашечке кофе, не притворяетесь, что, э-э, знаете ли, немножко нервничаете из-за нашего прихода, вторжения в вашу личную жизнь, деловую жизнь, из-за наших вопросов и копаний? Потому что вам есть что скрывать. Хата в Сайтон-Плэйс, офис на углу Пятьдесят седьмой и Парка, конечно, вам есть что скрывать — территория обязывает.

Мак-Нэлли перевел взгляд на Ньюмена:

— Он — злой полицейский, значит, вы должны быть добрым.

Милнер стукнул кулаком по столу:

— Эй, Мак-Нэлли, вы слышали, что я сказал?

— Ты сказал, что хочешь чашку кофе.

— Да, да. Хочу.

Мак-Нэлли порылся в кармане, вытащил горсть мелочи и положил на стол две четвертинки.

— Магазинчик располагается в вестибюле. В этих помещениях кофе не пьют. Кофеинизм — одна из самых коварных болезней в мире.

У Милнера глаза чуть не вылезли из орбит. Он двинулся к окну:

— Хороший должен быть вид без снега. Можно разглядеть ее дом отсюда?

Мак-Нэлли буквально простонал:

— Господи.

Ньюмен подвинул плетеный стул к столу хозяина кабинета:

— Можете мне не говорить, я сам угадаю, почему вас так достали. Вас то достает, что вы потратили почти полгода, обхаживая, или как это там называется, Фрэнсис Мак-Алистер, и за все это время она ни разу не восприняла вас так серьезно, как вам бы того хотелось. И не только это. Она не просто отказалась выйти за вас замуж, она вас видеть не захотела больше. А потом какой-то парень, которого вы могли и не знать, сделал пируэт с ее террасы или крыши ее апартаментов. Неожиданно вы становитесь заметны в качестве сердечного дружка Фрэнсис. Меня такие дела тоже достали бы. Как если бы, ну, не знаю, вам строго наказали не трогать банку с вареньем, а потом ваш братишка разбил ее, но все кругом показывают на вас пальцем: «Вот он, сладкоежка». Разве что ваш брат при этом не умер… Если вы, конечно, понимаете, о чем я говорю.

Милнер все еще стоял у окна, он покачал головой и шумно вдохнул через нос. Ньюмен на него не обиделся.

Мак-Нэлли, все время глядевший на Ньюмена, смягчился:

— Именно. Именно так и есть. Она меня кинула, Айвс погиб, и я снова на крючке. И вы здесь потому, что я на крючке. Я — подозреваемый.

— Э, нет, подозревать вас еще рано, мистер Мак-Нэлли, никто не говорит, что совершено преступление. Вы просто один из тех, с кем мы хотели поговорить. Понимаете, мы должны попытаться вычислить, что произошло. Как вы думаете, кем для нее был Айвс: любовником, хорошим другом или постельной принадлежностью?

Мак-Нэлли рассмеялся глубоким и задушевным смехом, однако с легким намеком на разборку гор и людей на запчасти.

— Вы что, ребята, настолько мало о ней знаете? Она ни с кем не кувыркается в постели. Она — абстинент.

— Вы можете это объяснить? — Ньюмен постарался уточнить. — Я знаю, что такое «абстинент», но что вы под этим подразумеваете, говоря о Мак-Алистер? Я хочу сказать, что в вашем случае вы знаете? Но, если понятней, почему вы уверены, что так же она ведет себя в других случаях?

Милнер обернулся и выпрямился. Мак-Нэлли хохотнул:

— Как вас зовут?

— Ньюмен. Лейтенант Джейкоб Ньюмен. А это мой, э-э, напарник, лейтенант Милнер. Дэвид Милнер.

— Вы, ребята, говорили с другими?

— Какие к черту другие? — Милнер снова подошел к столу. — Дерьмо собачье, все ведут себя так, как будто у нас целый день свободен, а у нас нет времени ни рожна. Если ты интересуешься, беседовали или нет мы с другими, то какого хрена ты не сообщаешь, с кем именно — другими задницами, другими дебилами, другими говноскалолазами? Что ты гонишь туман, не трепись понапрасну, дай нам возможность сэкономить время.

Ньюмен встал.

— Прошу прощения, — он подошел к Милнеру и тронул его за руку, — э-э, лейт…

Милнер взвился:

— Убери руки, ублюдок! Ньюмен, ты так же плох, как и все остальные, ты и твое слабоумное чириканье. Просто спроси его прямо: кинул он Айвса с этой долбаной террасы или нет. И давай сваливать отсюда.

Ньюмен ткнул пальцем в лицо Милнеру:

— Послушай меня, ты, проклятый свихнувшийся, никуда не годный идиот, сожительствующий со своей мамой, ублюдский сальный недоносок, тра-та-та. Если тебе не нравится, как и что я делаю, то надень потный носок на голову и не смотри, пока мы с тобой отдельно не разберемся в тихом месте, не надо меня выставлять перед кем угодно, ты понял? Если опять выставишь меня придурком, то забудь, что я обещал прострелить тебе коленную чашечку. Будь уверен, что я засажу пулю в твои гнилые кишки, но так, чтобы ты сразу не помер, а медленно догнивал остаток твоей никчемной жизни.

Мак-Нэлли откинулся на спинку стула и удивленно водил глазами туда-сюда, как зритель на теннисном матче, потом робко поднял руку и спросил:

— Можно мне кое-что сообщить?

Они воззрились на него.

— Я хотел рассказать про других парней. Интересно, говорили или нет вы с другими парнями, с которыми Фрэнсис делала выходы в свет. «Эскорт» — термин из светской хроники. Мне он не нравится. Я не читаю эту чушь, не обязан. Никто меня не заставит — даже под дулом пистолета.