Алексей Макеев - Первая пуля – последняя пуля Страница 19

– Вы не понимаете, Лев Иванович, – после недолгой паузы заговорил Ружаков, – не понимаете и вряд ли поверите мне…

– А ты сделай так, чтобы я поверил, Кулак, – Гуров прищурился. Никто, взглянув на его лицо, не смог бы сказать, что полковник не спал уже почти сутки. Он выглядел вполне свежим и отдохнувшим. Даже что-то проказливое было в его облике. Только те, кто хорошо знал Гурова, могли догадаться о том, что сейчас в его душе царит пустота. – И для начала опусти «ствол». Или ты собираешься убить меня?

– Если вы мне не оставите выбора, полковник, – во взгляде Ружакова сквозила решимость, граничащая с обреченностью.

Гуров не сомневался, что этот человек вполне способен осуществить произнесенную угрозу. Пальцы сильнее стиснули рукоятку не раз проверенного в бою «штайра».

– Выбор всегда есть, Кулак…

– Да? И какой же? Зона? Вернуться обратно, не успев толком ощутить воздуха свободы?

– Ты сам виноват.

– Я ничего не сделал, полковник…

– Так уж и ничего? – Голос Крячко прозвучал уже откуда-то из-за спины Кулака, но тот даже не обернулся. Все внимание парня было сосредоточено на Гурове и его возможных действиях. – Вчера мы нашли четыре трупа, один из которых принадлежит твоему другу Виктору Ляпушеву. А здесь, сегодня… Я уверен, что дело не ограничивалось только этим типом с пробитой шеей. Плюс полыхающие останки частного строения. Как это не вписывается в мои представления о том, что человек не сделал ничего предосудительного, Кулак.

– Это была самооборона, – глухо откликнулся Ружаков. – На меня нападали, и я защищался. Это естественно. Или по вашим ментовским законам выходит, что человек скорее должен подставить свою башку под пулю, чем совершить нечто противоречащее нормам российского законодательства?

Гуров не смог сдержать набежавшей на лицо улыбки. Что-то подсказывало ему, что Кулак говорит сейчас искренне. Однако он не становился от этого менее опасным и не переставал быть в глазах оперативников обычным матерым преступником.

– Как ты заговорил, Кулак… Красиво! Что еще нам споешь?

– Еще? Еще скажу, полковник, что во вчерашней перестрелке на мне вообще нет крови. Я не произвел ни одного выстрела. Так же, как и Расписной. У меня и оружия-то при себе не было…

– Зато оно есть сейчас, – Гуров качнул головой. – Опусти его, Кулак. И мы все спокойно обсудим. Ты знаешь, я человек без предубеждений и при необходимости могу судить поступки вашего брата объективно. Расскажи нам, что произошло.

Ружаков колебался. Его обычно бледное лицо слегка покраснело от напряжения. По большому счету, он не мог опровергнуть доводы полковника Гурова. Последний действительно был известен ему как человек справедливый и рассудительный. Возможно, сейчас судьба подавала Ружакову единственный шанс и единственную надежду на более или менее благополучный исход. С другой стороны, он ни на минуту не забывал о том, что любой представитель власти и правопорядка для него лично – потенциальный враг. Представитель иной человеческой расы. По уровню мышления, по жизненным приоритетам, по мировоззрению… Классический враг.

Гуров понял его колебания. Он всегда был неплохим психологом и, исходя из своего жизненного опыта, знал, как ему следовало поступить в подобной ситуации. Затравленному волку лучше всего показать дружелюбно протянутую руку. Продемонстрировать отсутствие враждебности. И тогда дикое животное почувствует это и перестанет скалиться. Полковник опустил руку, и дуло его «штайра» равнодушно уставилось вниз на мокрую притоптанную траву. Мышцы лица и тела мгновенно расслабились. В глазах появилась усталость и равнодушие.

– Вызови следственную бригаду, Стас, – обратился он к Крячко. – А то устроили тут черт знает что. Стрельба, взрывы… Жильцы соседних домов в панике забились по щелям…

С этими словами Гуров демонстративно повернулся к Ружакову спиной и неторопливо двинулся обратно к своему автомобилю. Остановился только на самом краю светового круга и повернул голову.

– Пошли в машину, Кулак. Там и поговорим.

Расчет полковника оказался верным. Фраза, явно обращенная к Ружакову не как к преступнику, а как к товарищу по несчастью, возымела действие. Кулак уронил голову на грудь. Синхронно с этим движением опустилась вниз и рука с «марголиным». Крячко тут же, как по мановению волшебной палочки, вырос у Ружакова за спиной и положил руку ему на плечо.

– Дай его мне, – жестко сказал он.

Кулак криво усмехнулся, но покорно протянул Станиславу свое оружие. Коротко обернулся на охваченный дымом и огнем дом, в котором проживал Дрон. Зачем он пришел сюда сегодня? Чтобы в очередной раз навлечь на близких ему людей смерть, преследующую его самого по пятам? Сначала Расписной, потом Вера… Теперь вот и Дрон с Валентиной. Ружаков невольно подумал о том, что у него даже не было возможности познакомиться с сожительницей Дрона. Интересно, какой она была? Почему из всех прочих женщин Дрон выбрал именно ее? Наверное, причины были. И кто его знает, как повернулась бы их совместная жизнь, если бы не он, Антон Ружаков, со своими проблемами и неприятностями…

Кулак зашагал к машине оперативников. Гуров уже погасил фары, и теперь силуэт перекрывшего подъездную гравийную дорожку «Пежо» четко вырисовывался на фоне лунного света.

Ружакову предоставили заднее сиденье автомобиля. Крячко с конфискованным оружием задержанного разместился спереди, рядом с восседавшим за рулем Гуровым. Не спрашивая ни у кого разрешения, Кулак вытянул из кармана пачку сигарет. Щелкнула зажигалка, и пляшущий огонек на пару секунд осветил его бледное небритое лицо с большим острым носом. Глубоко затянувшись, Кулак шумно выпустил дым из легких. Вытер с лица кровь убитого им блондина просторным широким воротником собственной рубашки.

Станислав уже по совету Гурова связался по рации с оперативно-следственной бригадой, и его заверили, что отправят сотрудников на место происшествия в Химки немедленно. Но Гуров не торопился уезжать. Его «Пежо» все еще стоял с заглушенным двигателем.

– Так ты поведаешь нам, что случилось? – Крячко развернулся к Кулаку вполоборота. – Или ты сюда просто покурить сел?

Ружаков мазнул по полковнику ничего не выражающим взглядом и встретился глазами с Гуровым в зеркале заднего вида. Тот тоже пристально смотрел на освободившегося вчера зэка. На Кулака, казалось, напала апатия. Наверное, единственное, чего он страстно желал в этот момент, так это того, чтобы все произошедшие с ним за последнее время события оказались не более чем дурным сном. Он был готов даже проснуться на жестких тюремных нарах. Но все происходило наяву.

– Мне все равно, поверите вы мне или нет, – треснувшим голосом произнес он, глядя на отражение Гурова в зеркальце. – Но я сам не могу понять того, что происходит. Расписной встретил меня вчера, когда я освободился. Мы поехали в город. Разговаривали обо всякой ерунде. Потом остановились отлить… И появились эти ребята.

– Какие ребята? – подбросил вопрос Гуров, когда Ружаков замолчал.

Кулак глубоко вздохнул. Он уже в третий раз рассказывает одну и ту же историю. Сначала Верке, потом Дрону… А вопросы в его собственной голове только множатся в геометрической прогрессии. Может, и в самом деле спихнуть решение этой проблемы на мусоров? Пусть они свои умные головы поломают. Им-то за это деньги платят…

– Никого из них я раньше не видел, – Кулак приспустил боковое окно и, выпуская изо рта дым, чуть повернул голову в правую сторону. – За Расписного не отвечу. Но вел он себя так, будто и для него наезд был полной неожиданностью. Короче, тут сразу запахло какими-то непонятками голимыми…

– А чего они от вас хотели?

– Да хрен их знает. Толкали полное фуфло. Про телку какую-то, про бабки. Вроде как мы с Витьком должны им чего-то.

– Сколько их было? Как выглядели?

– Из джипа вышли только двое. Но в салоне оставались еще подельники. Один высокий такой, на бульдога похож, шрам…

Уже без остановки и наводящих вопросов со стороны оперативников Ружаков в третий и, как он надеялся, в последний, раз пересказал события вчерашней ночи. И про «бульдога», и про его напарника Губу, и про подкатившую потом «шестерку». Рассказал, как погиб Витя-Расписной, а он сам спасся бегством. Не умолчал и о том, что впоследствии случилось в квартире у Веры Найденовой. Завершил свое повествование Кулак событиями у дома Дрона, в финале которых прибыли и сами Гуров с Крячко.

После того как Кулак завершил свой монолог, в салоне «Пежо» установилось длительное молчание. Крячко сидел, скрестив руки на груди, и тупым, бессмысленным взором буравил ночное пространство за лобовым стеклом. Все его надежды на завершение в ближайшем будущем дела рассыпались в прах. Гуров обещал ему, что они в скором времени непременно выйдут на Ружакова. Так оно и произошло. Но что это изменило, по большому счету? Ничего. Со слов Ружакова выходило, что он не больше чем жертва обстоятельств. Личности иных участников загородной перестрелки оставались такой же полной загадкой, как и несколько часов назад. Губа… Единственная кличка, которую озвучил Кулак. Да и тот уже был мертв. Ни Крячко, ни Гуров никогда прежде не слышали о таком человеке.