Николай Леонов - Почерк палача Страница 22

– Схожу в столовую, послушаю людей да съем чего-нибудь.

– Валяй. Загляни к Петру, нажалуйся на меня, взгляни, как он себя чувствует.

– Чаще бы получать такие задания, – Станислав вышел.

У него существовал свой план действий, которым опер пока не хотел делиться даже с Гуровым. А точнее, особенно с Гуровым.

Генерал разговаривал с журналистами, присутствовали там и иностранцы. Верочка сказала:

– Они только собрались, ждать бессмысленно.

– А мы и не собираемся ждать, – Станислав приоткрыл тяжелую дверь, протиснулся в переполненный кабинет и пробрался к генералу.

Орлов взглянул на опера без раздражения, даже с надеждой. Крячко наклонился к генералу и тихо сказал:

– Нужно решить один вопрос с соседями, разрешите, я обращусь к Алексею Алексеевичу.

«Соседями» разыскники называли ФСБ, а имя-отчество звучало нейтрально. Даже если кто и слышал, то понять ничего не мог.

– Иди, куда хочешь, лучше подальше, – ответил генерал и обратился к собравшимся: – Господа, вы посмотрите на этого человека. Именно он главный по делу, о котором вы меня пытаете. Вот он бы вам рассказал…

– Разрешите вопрос? Как зовут этого господина?

Станислав уже находился у дверей, повернулся, нашел взглядом женщину и сказал:

– Мадам, вы только что поставили пирог в печь, и тут же к вам пришли гости и хотят попробовать ваш пирог. Вы меня понимаете?

– Я русская. Главное, чтобы меня поняли читатели, – агрессивно ответила журналистка.

– Великолепно. Намекните своим читателям, что без приглашения в гости не ходят.

Кто-то из присутствующих зааплодировал, громко звучала иностранная речь. Под одобрительной улыбкой шефа Станислав выдержал паузу и продолжал:

– Сырой пирог есть невозможно, а если прибавить огня – он сгорит. Оставьте у секретарши свои визитки, я обещаю вам позвонить. И не мучайте моего шефа, в случае неудачи по лбу достанется мне, я не должен отходить от плиты. Оревуар, дамы и господа! – Станислав выскочил из кабинета и, довольный собой, отправился на другой этаж.

Когда Крячко вошел в приемную Бодрашова, секретарша оторвала взгляд от экрана компьютера, увидела незнакомого штатского и ледяным голосом произнесла:

– Алексей Алексеевич крайне занят, когда освободится – неизвестно.

– Здравствуйте, – Станислав поклонился. – Доложите Алексею Алексеевичу, пришли из группы Гурова на пять минут.

Секретарь протянула руку, собираясь доложить шефу по громкой связи, но, видимо, что-то в неизвестном штатском ее насторожило, и она молча скрылась за портьерой. Через несколько секунд она выскочила обратно с нездоровым румянцем на щеках и снова молча кивнула на портьеры.

Бодрашов находился один на один с грудой бумаг, лежавших на приставном столике, на столе перед генералом находилась лишь аккуратная папочка.

– Здравия желаю, господин…

– Спасибо, Стас, не жалуюсь, – прервал Бодрашов, указывая тяжелой ладонью на кресло. – Крепко меня защищают. Черт-те кто приходит, а нужного человека тормозят. Ну, говорите.

– Приятная новость, Алексей Алексеевич. Сегодня Гуров заметил, что находится под «наружкой». Не буду утомлять…

– Нет уж, утомляй! Я не люблю знать половину да часть, хочу знать все.

Станислав быстро изложил ситуацию, заметив под конец:

– Необходимо взять за горло опера Вагина. Для этого следует пройти за мальчиками до их хозяина. Заказывать «наружку» – почти наверняка провалить дело. Бумаги идут через многие руки. Нужно просить помощи у контрразведки, конкретно у генерала Кулагина. Он хороший мужик, давний приятель Гурова.

– Станислав, вы всегда так и работаете? Приятель обращается к приятелю? – спросил недовольно заместитель министра.

– Коррупцию придумали не в России, Алексей Алексеевич.

Бодрашов рассмеялся, его массивные плечи приподнялись, опустились, заместитель министра деланно нахмурился.

– А вы ко мне пробрались, словно лазутчик?

– Как можно? Я доложил Петру Николаевичу.

– А почему не Гурову? – удивился Бодрашов.

– Лев Иванович не любит просить о помощи, – ответил Станислав.

– Ага! Они не любят! Учтем. Наружка должна брать парней с «хвоста» машины Гурова?

– Видимо.

– Спасибо, вы свободны.

– Спасибо, Алексей Алексеевич, – Крячко выскочил из кабинета замминистра, прикидывая, как быстро о его деятельности узнают Гуров и Орлов и чем все обернется для него, Стаса Крячко.

Начальник, будь он тебе трижды друг, не любит, когда за его спиной шибко активничают.

Станислав вернулся в кабинет, Гуров разговаривал с незнакомым мужчиной, махнул на друга рукой.

– Вот и потерпеть мог бы, а придется идти обедать, – изрек опер и пошел в столовую.

Гуров беседовал с главой преступной группировки Валентином Кузьмичом Сухотым, по кличке Сухой.

Гуров вызвал его обыкновенной повесткой, послав ее даже не через отделение милиции, а просто по почте.

– Я на три дня опоздал, но это претензии не ко мне, а к почтовому департаменту, – сказал Сухотый. – Кстати, как мне к вам обращаться: по званию, гражданин или господин? Какой у меня сейчас статус?

– Меня зовут Лев Иванович. В повестке написано. Статус ваш обычный – гражданин России. Если разрешите, я вас буду называть Кузьмичом, как вас величают в народе.

– Если вы хотите по-простому, зовите по имени, – ответил Сухой. – Кузьмич я для пацанов. Вы меня по убийству Крещеного дернули? Зря время теряете, прокуратура меня целый день потрошила.

– Валентин, я человек битый, тертый, во многих водах стиранный. Я знаю, что вы людей не стреляете, и Крещеный вам не мешал. Я очень много о вас знаю, Валентин.

– Тогда, Лев Иванович, вы знаете, что творил со мной особист в зоне, но стукачом все одно не сделал.

– Знаю. Он плохой опер, да и только. Приличный, не говорю хороший, оперативник за версту видит, что вы к агентурной работе не пригодны. Я за всю власть не в ответе, потому не стану извиняться, что вас в первый раз за чужой грех посадили и во второй раз нагло на кражонку спровоцировали. Жизнь вашу сладкой не назовешь, она у людей по-разному складывается. Главное, Валентин, в том, что вы выстояли. За что я вас искренне уважаю.

– Я так понимаю, господин полковник, что вызвали вы меня для профилактической беседы, – Валентин усмехнулся. – Хотите из меня честного, уважаемого человека сделать?

– Хочу, – признался Гуров. – Только не знаю, каким образом. Убежден, что словами, никакими словами, вам не поможешь. А для дел у меня ни сил, ни денег, ни возможностей. А зачем я вас пригласил? Честно? Так и сам понятия не имею, Валентин Кузьмич.

– Поговорим и разойдемся? – спросил Валентин.

– Выходит, так. Есть одна загвоздка. За людей, которые вам жизнь изувечили, я не в ответе. Однако душа свербит, они были моими коллегами, а тогда получается, что и я все-таки в ответе.

Обрисую ваше положение сегодняшнее и в ближайшем будущем. Крещеного убили, люди его частично разошлись, частично влились в вашу группировку. Ваши «владения» расширились до невозможности. Вы авторитет липовый, вас никто не назначал, не утверждал, зона и воры в законе вас не признают. Утвердить свою власть можно только кровью, хотите вы того или не хотите, таков бандитский закон.

Придет с «малявой» «человек» из зоны. Вас либо убьют, что скорее всего, но, возможно, учитывая, что на вас лично крови нет, скажут: становись, мил человек, в строй, дадим тебе десяток малолеток, будешь на подхвате.

– Я уйду, – сказал Валентин.

– Я сказал, возможно, не убьют. Это вариант больше теоретический. Новый хозяин не оставит рядом с собой «старика», так как не поверит, что человек, у которого все отобрали, готов просто уйти. Да и в группировке есть люди, вам лично преданные, они потянутся за вами. Раскол? Кому надо? Легче выстрелить.

Последний вариант. Вы принимаете войну. Стрельба, трупы. Чудо, если вы останетесь живы. Но теперь вы в ответе за кровь. В руки оружие не брали и не стреляли? Ваши же ближайшие товарищи вам такого не позволят. И вот начнется другая жизнь, уход в нелегалы, ожидание, когда убьют или возьмут.

– Ну что вы мне душу раскровянили, господин полковник? – Сухой встал. – Пишите пропуск, я пойду.

– Хорошо, – Гуров подписал пропуск, прошел вместе с Валентином к Верочке, поставил печать, отправился провожать.

В просторном мраморном вестибюле они остановились около урны, Гуров закурил. По тому, как почтительно или по-дружески с Гуровым здоровались проходившие мимо полковники и даже генералы, Валентин понял – полковник здесь в «законе».

– Давай так, Валентин. Подумаем недельку, я с руководством посоветуюсь, – сказал Гуров, – ты своим умишком раскинешь и мне позвонишь. Вдруг чего образуется?

– Договорились, – Валентин Кузьмич Сухотый кивнул и пошел на выход.

Гуров долго еще стоял, курил и решал, плюнуть на все и ехать домой или найти Станислава и втихую напиться?

Илья Титов не звонил, Гуров все больше убеждался в своей правоте. Если бы парень имел отношение к убийцам и захоронению, то не мог бы позволить себе обидеться и прервать связь с полковником милиции, когда ситуация в районе техстанций накалилась до предела. Гуров гордился своей проницательностью и на следующий день, как бы между прочим, сказал: