Николай Леонов - Мы с тобой одной крови Страница 23

Гуров зажег плиту, поставил чайник, кастрюльку с водой, собираясь варить сосиски, перенес с подоконника на стол магнитофон.

– Как тебя зовут? – Гуров усмехнулся. – Подожди врать, скоро я буду знать о тебе все, пока назови имя.

Парень задумался, выискивая подвох, но решил назвать имя – не прогадает – и сказал:

– Михаил.

– Миша, значит, и лет тебе примерно двадцать, ты уже посетил “зону”, знаешь, что нары не стелют коврами, баланда – не ресторанный харч, отличаешь штыковую лопату от совковой. Считай, Миша, ты парень образованный.

Вода в кастрюльке закипела, Гуров бросил в нее шесть сосисок и снял с плиты чайник.

– Теперь разреши представиться: зовут меня Лев Иванович, полковник, старший оперативный уполномоченный по особо важным делам Главного управления уголовного розыска России. Служу я в розыске больше лет, чем ты, Миша, живешь, так что силы наши неравные. Получается, ты со своей шпаной и зубочисткой в виде ножичка бросился на танк. Смекаешь?

Гуров умышленно назвал свою должность полностью: надо, чтобы парень начал созревать, склонить его к полному признанию будет очень непросто, но совершенно необходимо. В той неразберихе неуловимых киллеров, пьяных депутатов, капризных красавиц, которая сейчас окружала Гурова, этот молодой претендент в убийцы был единственным понятным, давно знакомым сыщику человеком. Кончик знакомой веревочки, ведущей к знакомому клубочку.

Гуров раскладывал сосиски, смотрел на пытавшегося его убить парня чуть ли не с любовью и ностальгией по временам, когда был молод, люди и воровали, и убивали, но все происходило иначе, чем сегодня.

Он вспомнил свое первое крупное дело – задержание убийцы Крошина. Он создал миф о сверхчеловеке, где отвел себе роль главного героя. Тогда двадцатидвухлетнему оперу Гурову и размах преступника, и совершенное им, в конце концов, убийство казалось делом исключительным и в действительности потрясшим небольшой провинциальный город. А кто был Крошин? Валютчик, собравший энное количество долларов. Сегодня прилюдно проигрывают большие суммы в казино. Он содержал молоденькую любовницу и двух дебилов-охранников, которые бежали при виде участкового. Крошин убил в запальчивости, ударил обидчика попавшимся под руку предметом – подковой, дело происходило на конюшне.

Сегодня, двадцать с лишним лет спустя, о серьезных преступниках не стоит и говорить: такой вот мальчишка готов убить полковника милиции. Сумели бы сбить с ног ударом цепи, добивали бы ногами, тыкали ножом, возможно, отрезали бы ухо – как доказательство, что задание выполнено.

“Странно, нет ненависти. Я стал верующим и всепрощенцем?” – удивлялся Гуров, ставя перед парнем тарелку с сосисками и чашку с чаем, вслух спросил:

– Сколько тебе обещали заплатить? – Он протянул бутылку кетчупа, вилку и нож.

– За что заплатить? – Михаил насупился, знакомо изображая недоразвитого. – А ведь теперь, начальник, ты мне ничего не докажешь, даже хулиганку не пришьешь.

В дверь позвонили. Гуров ловко пристегнул наручником кисть парня к ножке стола, пояснил:

– Мебель жалко, – прошел в прихожую, заглянул в “глазок” и впустил Крячко.

Взяв из письменного стола все необходимые приспособления для снятия отпечатков пальцев, Гуров с Крячко вернулся в кухню, кивнул на жующего гостя и сказал:

– Господин полковник, откатайте индивидууму пальцы, смотайтесь в контору и привезите его личное дело.

Крячко сдержал язвительное замечание, готовое уже сорваться с языка, лишь усмехнулся:

– Кажется, меня понизили в должности, – после чего ловко снял отпечатки и молча удалился.

– Через час я буду знать о тебе все, а пока, Михаил, не трать время, не трепи нервы и расскажи, кто тебя нанял, кто с тобой был и все остальное, – сказал равнодушно Гуров.

– За жратву спасибо, хотя я привык получше питаться, теперь сигареточкой угостите.

– Здесь не курят, – ответил Гуров, закуривая, обошел “гостя”, достал из холодильника бутылку водки, плеснул в стакан и выпил.

– Что же ты, начальник, желаешь из меня сучонка сделать, чтобы я скурвился и людей сдал, а сам такой неласковый? – Михаил даже укоризненно покачал головой.

Гурову стало скучно и противно, пропал азарт розыскника, который прочно держит конец нити и лишь дело техники – размотать клубок. Сыщик сел напротив парня, не способного без подсказки сложить два и два, долго молчал. Где взять злость, азарт и силы? Он представил, как лежит оглушенный, ему в тело втыкают нож, отрезают ухо или нос, он мучается от боли, пытается подняться и ему втыкают нож в горло. И седые менты, и прошедшие через кровь “авторитеты” поражаются бессмысленной жестокости малолеток. Он видел такие трупы.

Гуров поднял взгляд. Только что ухмылявшийся парень втянул голову в плечи, шарахнулся от стола и вместе со стулом упад.

– Нервный ты больно, – тихо сказал Гуров, выждал, пока вздрагивающий Михаил не усядется на место, и размеренно, с паузами, как преподаватели диктуют диктант, заговорил: – Я могу тебя отвезти на Петровку, а через трое суток выгнать. Тебя в лучшем случае зарежут, в худшем начнут пытать, что именно ты мне рассказал. Полковник, сыщик Гуров, в большом авторитете у твоих бугров. Никто тебе не поверит, что ты не сказал ни слова такому человеку. Ты сам знаешь, как будешь умирать. Годится?

Гуров вышел из-за стола, закурил, встал у потемневшего окна, смотрел на тусклую россыпь огней.

– Двадцать два, начальник, банкуй по новой, – после недолгой паузы прошептал парень.

– Я уже сказал, меня зовут Лев Иванович, обращайся ко мне по имени-отчеству и на “вы”.

– Хорошо, Лев Иванович. – Парень поперхнулся, тяжело сглотнул. – Чашечку чая можно? Пожалуйста, Лев Иванович.

Гуров налил ему остывшего чая, закурить не дал и продолжал:

– Существует иной вариант. Никто не видел, как я тебя взял, ни в одном отделении твое задержание не зарегистрировано. Трое твоих дружков сбежали, один остался на асфальте в беспамятстве. Ты мог убежать, я тебя бросился догонять, но не догнал. Ты мог ранить меня ножом, менты, которые твоим верхам стучат, подтвердят, что полковник Гуров легко ранен, – я об этом позабочусь. Ты скажешь, что уводил меня от придурка, который валялся с цепью. Годится?

И вновь Гуров курил, смотрел на тусклые огоньки города, а преступник думал.

– Рембо – так зовут парня, что вы оглушили из газовика, – мог видеть, Лев Иванович...

– Что я тебя увел?

– Ну да, газ – дело неверное, может глушануть надолго, а может и нет...

– Верно, Миша, такое исключить нельзя. Значит, твоя версия: когда кореша тебя бросили и затопали по Калашному в сторону улицы Герцена, а Рембо валялся с цепью, ты, оглушенный, стоял на коленях. Мужик, то есть я, схватил тебя и поволок в сторону проспекта. Ты изловчился, ударил мужика ножом, но мужик не упал, а лишь отпустил тебя и закричал. Там посольство, у ворот мент, тебе выгоднее было бежать за дружками к Никитским, но ты сообразил, что наведешь мужика на Рембо, и рванул на проспект.

– Так я вроде герой?

– Коли перехватил бы мужику горло, был бы герой, а так – ничего себе парнишка: не трус и не дурак. Кстати учти, героев не любят.

– Так чем же мне вам платить. Лев Иванович? У меня и нет ничего, окромя Рыбы – так зовут парня, который велел вас замочить и адрес дал.

Гуров словно не слышал, говорил:

– Каждый человек должен чувствовать, что он человек, а не слизняк, не предатель. Тебя бросили на меня втемную, не предупредили, практически отдали на растерзание. Считали, если один против десяти, почему не попробовать? Для них твоя жизнь плевка не стоит. Они точно знали, что я всегда вооружен.

Неожиданно в руке Гурова оказался пистолет. Оперативник достал его столь быстро, что Михаил даже головой затряс, на секунду зажмурился и открыл глаза, как человек, который смотрит на фокусника, вынимающего из пустого цилиндра целого кролика.

– Годится? – в который уже раз спросил Гуров. – Какой шанс у тебя? Один из десяти или из ста? Твоим “авторитетам” плевать. Ну, получишь ты пулю в лоб, заведут другого Мишку. А вдруг, ну, как в лотерею, угадаешь и грохнешь самого Гурова? Мишке алтын, сами в генералы. Тебя, Миша, подставили, а на войне как на войне – стреляют и убивают. Информацию, которую ты мне сообщишь, я использую так, что никто, кроме человека, который сейчас вернется, не узнает, кто ее сообщил, кому и когда. Ты никого не предаешь, не закладываешь, ты ведешь бой за свою жизнь, ты сражаешься по правилам, которые придумали другие. А как тебе позже выскочить из истории, сохранив голову и не попав в “зону”, я придумаю, не сомневайся.

Хлопнула входная дверь, лязгнули запоры. Это вернулся Крячко, которому хозяин дал ключи от квартиры, и протянул канцелярскую папку.

– Здесь все, господин полковник. Где гражданин родился, крестился, с кем водку пил – богатая биография, несмотря на столь молодой возраст.