Фридрих Незнанский - Виновник торжества Страница 24

Салтыков пил свой утренний кофе и невидящим взглядом смотрел в окно. В доме напротив на балконе четвертого этажа мужчина с брюшком энергично делал зарядку. Когда он приступил к приседаниям, взгляд Юры сфокусировался, после тридцатого раза он сбился со счета, в голове мелькнула мысль: «И после такой нагрузки он еще не избавился от брюха? А может, оно у него было еще больше, и сейчас он сгоняет остатки?..»

— Ты меня совсем не слушаешь! — вывел его из оцепенения голос Любаши.

— Продолжай, продолжай, я тебя слушаю. — Салтыков отогнал дурацкие мысли и изобразил на своем лице полное внимание.

— Но билеты все-таки дорогие, по восемьсот рублей.

— Мы куда-нибудь едем? Я не могу, у меня дел под завязку! — Юра отреагировал мгновенно.

— Я так и знала! Когда ты делаешь сосредоточенное лицо, это означает, что ты меня совсем не слушаешь, — обиженно сказала жена. — Повторяю для глухих: хочу на концерт японских барабанщиков! Они всего на один день приехали. В новостях показывали — так классно барабанят!

— В Москву приехали? — уточнил Юра.

— Почему в Москву? — удивилась Любаша.

— Ну, я решил, что в стоимость билета на твоих барабанщиков входит проезд до Москвы…

— Юр, да ты что?! Вспомни, когда мы последний раз выходили в свет? Ты даже не знаешь, почем сейчас билеты! Когда был концерт итальянцев из Сан-Ремо, билеты по две тыщи стоили. А мы с Юлькой по четыреста купили, сидели в последнем ряду на галерке.

— А-а-а, вот куда мои денежки утекают! Я тут батрачу, как негр на плантациях, а ты на итальянцев глазеешь! Небось, уже и подцепить какого-то успела! Знаю я твою лихую натуру! — Юра вскочил и начал тискать Любашу, которая, весело хохоча, стала шутливо отбиваться.

— Ну ладно, не хочешь на японцев, тогда давай ремонт сделаем.

— Еще новость! Первое слово дороже второго! — вспомнил он детскую присказку, которую не раз слышал от сыновей. — Ты давай определяйся, дорогая, что тебе хочется. Но я лично за японских барабанщиков. При условии, что этим твоим барабанщиком буду я сам. Где там твое кимоно, которое тебе твой братец подарил? А побарабаню я тебе лучше всякого японца, я в студенческом джазе четыре года отбарабанил… На чем хочешь? На кастрюле или можно просто на табуретке? — Он нежно обнял жену и зарылся лицом в ее пушистые волосы, которые после утреннего душа стояли дыбом, потому что она не успела еще их уложить. Любаша потянулась губами к его губам и обняла за шею. Только он успел подумать, что воскресенье дается человеку не только для того, чтобы не ходить на работу, к тому же когда сыновья на два дня уехали погостить к бабушке, как противный звук телефонного звонка разрушил все очарование возникшего желания.

— Я этот телефон когда-нибудь выброшу с балкона! — пообещал Юра и нехотя выпустил из объятий податливое тело жены.

— Юр, привет, — услышал он взволнованный голос Валеры. — Извини, я тебя оторвал?

— Не только, — пробурчал Юра, — ты меня, можно сказать, из постели любимой женщины вытащил.

— А Любаша где? — В голосе Валеры прозвучало недоумение.

— Так она и есть любимая женщина! А ты думал?! Испорченный ты все-таки тип, Валера.

Молодой напарник смущенно усмехнулся. Но тут же продолжил, сменив игривый тон на деловой:

— Юр, наш маньяк опять объявился. Сегодня еще одну несчастную обнаружили. Картина та же — изнасилование и удушение.

— Да ты что?! — Юра от досады даже притопнул ногой. — А кто она?

— Опять молоденькая девушка, латышка. Прикинь, скрипачка. Рядом с телом скрипка лежала.

— А время?

— Убита ночью, обнаружена в семь утра.

— Еду, — коротко объявил Юра и положил трубку. Он постоял минуту у телефона, собираясь с мыслями, потом быстрым шагом направился в спальню переодеваться.

Взглянув не без сожаления на еще не застеленную постель, он решительно стал натягивать джинсы, прыгая на одной ноге. В дверях стояла Любаша и серьезным взглядом следила за каждым его движением. Вопросов она не задавала. Юра приучил жену к тому, что не все, что происходит на работе, стоит обсуждать дома.

— Японские барабанщики отменяются, — строго сказал он. — Можешь теперь мечтать о ремонте.

Из дома не выходить, никого не впускать, по ночам не шляться. Вернусь, допрошу с пристрастием! — Он привлек Любашу к себе и поцеловал долгим поцелуем.

У проходной общежития консерватории сидела пожилая полная женщина и пила чай из большой кружки, манерно оттопырив мизинец. Ее гладко зачесанные назад седые волосы, которые она собрала на затылке в жиденький узел, круглое белое лицо и злобные черные глазки напомнили Валере одну очень неприятную особу — учительницу математики пинской школы, где Володя провел десять лет своего хулиганского детства и отрочества. Она столько раз позорила его перед классом за проделки, с таким удовольствием ставила ему двойки в журнал и дневник, что он запомнил ее на всю жизнь. Даже во взрослой жизни она ему иногда снилась в кошмарах, притом в таких, что, проснувшись, он долго приходил в себя — весь мокрый от пота и с колотящимся сердцем. То ему снилось, что он бил ее утюгом по голове, ужасаясь своему поступку.

То однажды во сне он усилием воли превратил ее в зонтик-тросточку и сладострастно ломал этот зонтик, утешая себя мыслью, что сей предмет неодушевленный, и фиг с ним. Не жалко. Однажды ему приснилось, что он ее убил лопатой и зарывает ее тело прямо на дороге этой же лопатой, а потом старательно притаптывает и собирается закатывать асфальтом, радуясь, что никто не видел его преступления. Но тут невесть откуда появляется тетка и с угрозой в голосе говорит: «Ну, парень, скажу всем — и ты покойник». Почему-то этот последний сон его совсем расстроил. И он думал о нем весь день. Больше всего после этих кошмаров его мучило то, что он с легкостью лишает жизни ненавистную ему учительницу. Едва Валера попал в поле зрения вахтерши, она встрепенулась и рявкнула:

— К кому?!

— Не так! — строго ответил Валера.

— Что «не так»? — Тетка уже вскочила и мощной грудью заслонила амбразуру — узенький проход между стеклянной будкой, где она восседала, и стеной коридора.

— Не так, говорю, встречаете. Надо говорить: «Хенде хох!»

Парочка, стоящая у будки, громко расхохоталась. Тетка люто зыркнула на них и пригрозила:

— А ты, Русакова, молчи. Все равно не пущу твоего хахаля дальше порога. Он здесь не прописан!

— А нам и так хорошо! — Хахаль насмешливо посмотрел на тетку, обнял Русакову, и они повернулись к ней спиной.

— Чего надо? — Злобная женщина явно не поддавалась перевоспитанию, и Валера предъявил ей служебное удостоверение.

— Я к кому-нибудь из комнаты Инги Куоколе. Поговорить нужно.

Тетка все-таки поддавалась перевоспитанию. Она вздохнула и разрешила:

— Проходите, может, и выясните что-нибудь. Бедная девочка… Такая тихая была. Никогда никого не водила, — назидательно сказала она и уставилась на Русакову. — Поднимитесь на второй этаж, комната справа, № 18.

В девять часов вечера жизнь в общежитии кипела. По коридору сновали студенты, разноголосые звуки музыки доносились из-за закрытых дверей, на кухне что-то шкварчало и булькало, запах подгоревшей свеклы разносился по всему этажу. Эта кутерьма явно напоминала сумасшедший дом, но веселый и жизнерадостный.

Валера остановился у комнаты № 18 и постучал. Дверь открыла миловидная девушка в простеньком платьице. Ее печальные глаза вопросительно посмотрели на Валеру.

— Вы к кому?

— Можно зайти? Здесь жила Куоколе?

— Вы следователь? — догадалась девушка и пригласила: — Заходите!

В комнате было уютно и чистенько, на четырех кроватях сидело человек десять — и девушек, и ребят. Под любопытствующими взглядами Валера засмущался, но тут же преодолел свою стеснительность и обратился ко всем сразу:

— Я следователь из уголовного розыска, Валерий Крупнин. Пришел к вам за помощью. Хочу узнать, когда вы видели в последний раз Ингу. Кто из вас с ней разговаривал и что она вам говорила.

Одна из девушек, видимо, самая бойкая, стала рассказывать:

— У нас вчера репетиция была, мы отыграли всю концертную программу. Потом вышли на улицу и остановились у входа поболтать. Но Инга сразу попрощалась и ушла к друзьям. Больше мы ее не видели.

А сегодня нам сообщили, что ее убили… — У девушки дрогнул голос, на глаза навернулись слезы и она опустила голову. В комнате повисла тишина.

— В котором часу она ушла? — нарушил тишину Валера, с сочувствием глядя на шмыгающую носом девушку.

— Было часов восемь или начало девятого.

— А вы ничего не заметили? Может быть, ее кто-нибудь преследовал?

Девушки начали вспоминать, перебивая друг друга. Все сошлись на том, что видели, как она переходила дорогу, зажав скрипку под мышкой.

— На улице было еще много людей, вместе с ней переходили дорогу несколько человек, — уточнила веснушчатая девушка с непослушными кудряшками рыжих волос, которые падали ей на глаза, и она их время от времени поправляла.