Михаил Михеев - Поиск в темноте Страница 24

— Самое здоровое чтение, — сказала я, — и не ухмыляйтесь, пожалуйста, так утверждали Айна Ахматова и Мариэтта Шагинян, а они были умные женщины, значит, понимали, что говорят.

Я вернулась на кухню и невольно подумала: сколько же у Петра Ивановича сохранилось в душе такой юношеской, пусть наивной, но и оптимистической романтики! Витамин «КУ»! Надо же придумать! Я была в два раза моложе его, а такое мне и в голову бы не пришло.

Смешная, но достаточно «сумасшедшая» идея несколько рассеяла мое минорное настроение. Кроме того, дополнительно я перемыла всю посуду на кухне, а по опыту знаю, что это тоже весьма здоровое занятие — если отнестись к нему с должной старательностью — и хорошо помогает освободиться от неприятных назойливых мыслей. Я позволила себе — в который уже раз! — усомниться в надежности своего поиска. И синеглазая девочка стала на пути моих подозрений, как знак: «Въезд воспрещен», и я уже не возражала свернуть куда в сторону со своей наезженной магистрали расследования. Не было ни надежных улик, ни достоверных фактов, а вешалка на болтиках могла искусственно прилепиться к моим детективным рассуждениям.

Я бы даже согласилась разработать новую версию, в неизвестном мне пока направлении, в надежде, что ребята Бориса Борисовича тоже не сидели сложа руки и, может, отыскали какую-нибудь «зацепочку», как любил выражаться полковник Приходько.

Закончив кухонные дела, я захватила с подоконника «Смену» с шахматными задачками и направилась к себе.

Проходя мимо телефона, почему-то выжидающе задержалась возле него, хотя звонить ко мне, кроме Максима, вроде было некому, а Максим уехал в свою обычную командировку по области…

Нет!… Пожалуй, рано нам списывать в раздел ненаучной фантастики разные там предчувствия, телекинез и им подобное, только потому, что этого не может быть, потому что не может быть никогда… Телефон зазвонил раньше, чем я дошла до своих дверей.

От первых же услышанных слов на меня как бы повеяло холодком.

Мне звонила Лариса Шарапова.

Звонила ко мне домой по телефону, номер которого она не могла бы вроде узнать, так как он записан на фамилию Петра Иваныча.

«Ты меня прости, пожалуйста… — говорила она и голос у нее был предельно виноватый, а в трубке что-то потрескивало, — знаю, что я ревнивая дура… я уже разговаривала с Вадимом… это все Генка Брагин — приехал, наболтал, вот я и сорвалась…»

Я слушала и размышляла: каким образом она могла выйти на мой телефон; вероятно, звонила на склад и попала на кого-то из сотрудников, так как Рита Петровна мой телефон ей бы не дала… Я отвечала принужденно, кажется, невпопад: «Ладно, пустяки, бывает…» — и все в таком же роде, обещала встретиться и положила трубку.

В задумчивости я стояла возле телефона и, когда он зазвонил опять, даже вздрогнула, сама не знаю почему.

Да, сегодня был мой день. Это звонил Борис Борисович.

Соблюдая наши правила игры, он сообщил свою новость, употребляя общие слова и не называя ни имен, ни фамилий, — да и не нужно было ничего и называть, я все поняла и так… У сестры-хозяйки в больнице, куда «скорая» привезла Зою Конюхову, обнаружилась ее невостребованная одежда: пальто, юбка, белье… и беленькая капроновая кофточка с пластмассовыми пуговками, белыми пуговками с серебристой полоской по ободку. Самая верхняя пуговка была, очевидно, оторвана — сохранились только обрывки ниток…

— Начальство знает? — только спросила я.

— Начальство прибудет в понедельник, — ответил Борис Борисович, выжидающе помолчал, а мне больше не о чем было его спрашивать, сказал: — До свидания! — и положил трубку.

Умница Борис Борисович! Он не стал мне ничего советовать, доверившись моей сообразительности. Полковник Приходько, вероятно, начал бы подумывать, не вывести ли меня из дела, так как по всему видно, что я вроде бы вышла на настоящих виновников. Борис Борисович был моложе своего начальника на десяток лет, и не то чтобы меньше тревожился за меня, но также понимал мое желание довести свой поиск до конца.

Пуговица, конечно, была уликой, но пока только для меня…

Сейчас же я ни о чем таком не думала, я все еще держала в руке телефонную трубку, слушала монотонное: туу… туу… туу… Для меня это был уже не зуммер телефона, а набатный колокол, который нес голубоглазой девочке неизбежную беду.

И до понедельника осталось всего три дня…

Я прошла к себе, забыв возле телефона свою «Смену» с шахматными задачками. Долго вертелась в постели, никак не могла уснуть. Вернулась к телефону за журналом. Попутно прислушалась возле дверей Петра Ивановича — вроде бы он спал спокойно. Опять улеглась в постель, включила ночник у изголовья, раскрыла «Смену». Постаралась отключиться от насущных забот и сосредоточиться на решении сложной трехходовки. Наконец сообразила, что оба хода белые делают одним конем, который и сплетает вокруг черного короля матовую сеть. Решение оказалось непростым, и то, что я таки до него додумалась — значит, еще могу кое-где соображать! Я отложила журнал, уткнулась носом в подушку, спать… спать… — уговаривала я себя и уже совсем забылась, как сквозь полусонное сознание — как бы включили тихую магнитофонную запись — пробился тоненький голосок: «Тетя Женя, а вы придете к нам в гости?» — и сон опять ушел от меня.

ХОД КОНЕМ

1

Я задержалась на складе.

К концу рабочего дня к нам с сортировки пришла машина, груженная ящиками, где на каждом со всех сторон были нарисованы красные рюмки и стояли восклицательные знаки, и грузчик, временно заменивший ушедшую в отпуск нашу Машу-из-Чугунаша, — неприятный дядя в брезентовых штанах, заправленных в импортные меховые полусапожки, и с дальнобойным самогонным запахом изо рта, уронил один ящик прямо на асфальт разгрузочной площадки.

А в ящике были дорогие фарфоровые тарелки.

Уже привыкшая ко всему, терпеливая Рита Петровна на этот раз рассвирепела, велела мне тут же вскрыть ящик и составить акт, который пойдет в управление Торга.

— Зарплаты ты у меня нынче, думаю, не получишь, — обещала она грузчику. — Еще как бы из своих приплачивать не пришлось.

Грузчик пожелал было присутствовать при вскрытии ящика, но Рита Петровна энергично выдворила его со склада. Долгая практика обращения с этим своенравным, ершистым сословием научила ее находить нужные слова.

— Все побитые тарелки мы тебе специально в коробочке принесем. А сейчас, чтобы духу твоего на складе не было. Или я в милицию позвоню, и ты у меня еще дополнительно пятнадцать суток заработаешь.

— За что? — пробовал защищаться грузчик.

— А вот когда милиционер понюхает, чем от тебя на рабочем месте пахнет, он тебе и объяснит за что. Иди отсюда, щеголь!

Грузчик мог бы и усомниться в юридической верности заявлений Риты Петровны, однако решил не «качать права», а благоразумно удалился. А мне пришлось с каждой тарелки снимать бумажную обертку, внимательно осматривать, простукивать концом авторучки; тарелок в ящике было ровно двести штук, словом, провозилась я с ними до позднего вечера.

Я писала акт, когда ко мне заглянула Рита Петровна.

— Часок тому назад тебе из Торга звонили. Кому-то там что-то от тебя потребовалось. Я ответила, что ты занята. Не велики генералы — еще раз позвонят.

Когда я наконец вышла со склада, на улицах уже горели огни. Было морозно, на город спустились зимние белесые сумерки. Небо было черным, а земля белой. Вдали на проспекте Дзержинского из-под дуги трамвая сыпались красноватые искорки.

Я остановилась на крыльце, не спеша натянула перчатки, аккуратно разгладила каждый палец. Мне уже нечего была планировать на сегодня какие-либо «мероприятия» — вчерашнее сообщение Бориса Борисовича подводило под всем моим розыском суммирующую черту. Оставалось дождаться понедельника, дождаться решения полковника Приходько, а оно коснется, конечно, и Завьялова, и мне не хотелось об этом даже думать. Мне хотелось сегодня спокойно посидеть на кухне, за чашкой кофе «по-бразильски», поговорить с Петром Иванычем о витамине «КУ» и не вспоминать ни о беленькой пуговице под диваном Вадима Тобольского, ни о вешалке на болтиках на куртке Бориса Завьялова.

Я уже сделала все, что смогла.

Кажется, все…

Как обычно, я пошла к трамвайной остановке не прямо по улице, а срезала угол возле пивного киоска, чтобы выйти переулком на проспект. Обогнула киоск, где за окошечком висела засалившаяся картонка с надписью «Пива нет!».

И увидела в переулке «газик».

Еще не рассмотрев его номер, по одному только мятому переднему крылу догадалась, чей это «газик». Я много о чем догадалась. И почему он здесь стоит как бы в засаде на улице, и чей звонок был на склад Рите Петровне. Вспомнила спортлото и полковника Приходько и невольно замедлила шаг. Мне только оставалось догадаться, что так встревожило моих новых знакомых, если они сами пожелали встретиться со мной. Уже прошел месяц, как погибла Зоя Конюхова, как убит Миша Севин. Виновники, возможно, решили, что все обошлось, все забылось и они могут спокойно спать, но тут появилась я, с подозрительной последовательностью выходя на каждого из них, и кто-то, наиболее сообразительный, видимо, встревожился, что все это неспроста, и поделился своей тревогой с другими.