Алексей Макеев - Капля королевской крови Страница 24

Чтобы не промотаться впустую (пусть до Кирпичева и не более сотни верст, что, впрочем, и не два шага вовсе), Гуров на своем сотовом по памяти набрал номер Гвоздя, чтобы выяснить, на месте ли тот или нет. Гвоздь оказался дома. Он уведомил «уважаемого Льва Ивановича», что рад его видеть всегда, когда бы тот ни приехал.

Вызвав из главковского гаража служебное авто, Гуров отправился в сторону Клина, где справа от шоссе, ведущего к старинному русскому городку, располагалось большое село Кирпичево. Все тот же сержант Юра, лихо крутя баранку «десятки», как и обычно, был избыточно жизнерадостен и весел.

Взглянув в его сторону, Лев как бы между прочим заметил:

— Сияешь прямо как новенький рублик. Аж глаза слепишь… Что-то очень хорошее стряслось?

Сержант от души рассмеялся.

— Скажете тоже, Лев Иванович, — «стряслось»! Хотя… В принципе да, можно сказать и так — стряслось кое-что очень хорошее. Я бы даже сказал, невероятно хорошее.

— Хм… — Гуров повел головой, как бы желая этим сказать: «И что же означает это хорошее, если не секрет?..»

— Иринка ко мне вернулась! — с ликованием сообщил Юрий. — Представляете? Сегодня утром позвонила…

— Развелась со своим новым избранником… — понимающе констатировал Лев.

— Да она, оказывается, ни за кого и не выходила! — сержант весело рассмеялся. — Это она сочинила, чтобы меня как следует проучить. На работу отправился — звонок. Глянул — высветился номер Иринки. Я сначала даже глазам не поверил. Спрашивает меня: «Ну, как, еще не женился?» Отвечаю: «А на ком? Второй такой у меня уже не будет…» Ну она мне и сказала, что, мол, ладно уж, пожалею тебя, хотя ты этого и не заслуживаешь. Приезжай, говорит, после работы, буду ждать. Я не сразу понял и спрашиваю: «А муж возражать не будет?» Она смеется: какой муж! Ну и рассказала о своем «замужестве». Ой, какая же гора с плеч долой! Я на работу прямо не шел, а летел…

— Очень рад за тебя! Кстати, а ты не опасаешься, что тебя могут беспокоить некоторые тени прошлого? — сдержанно улыбнулся Гуров.

— А-а, вы про Джулию, что ль? — Юрий конфузливо поморщился. — Ну-у-у… Мы с ней, условно говоря, «остались друзьями». После того раза, как мы с вами ездили в Шереметьево, она мне снова позвонила. Опять начала: я тебя хочу, приезжай, скучаю… Говорю ей: ну, ничего у нас не получится. Из-за тебя от меня ушла невеста. Она уже за другого вышла замуж, а я ее все равно забыть не могу. Она: Ах, так?! Ладно! Завтра же выхожу замуж. Мне тут уже трое сделали предложение!.. И — все. Короткие гудки.

— Все равно расстроился? — Лев испытующе взглянул на сержанта.

— Если честно, то чуть-чуть… — пожал Юра плечами. — Ну, понимаете, если бы между нами ничего не было, то я бы о ней и не вспомнил даже. А раз было то, что было, женщину уже просто так не забудешь. Нет, Ирина для меня была и остается самым главным в этой жизни. Но… Теперь вот и эта где-то сбоку пристроилась.

…На одном из перекрестков, увидев указатель «Кирпичево», Юрий свернул вправо на примыкающую сбоку дорогу второстепенного значения. Минут через пятнадцать они увидели крыши домов, выглядывающие из-за стены зелени. Когда «десятка» вырулила на сельскую улицу, застроенную коттеджами и обычными частными домами, Гуров связался с Гвоздикиным, и тот в нескольких словах пояснил, как проехать к его дому.

Минут через десять они сидели в беседке, устроенной в центре небольшого фруктового сада. Гвоздикин, расставляя на столе чайные принадлежности, сетовал на плохую конъюнктуру рынка и совершенно сумасшедший рост налогов.

— …Что-то совсем уж крепко прижимать нас начали! — сокрушенно повествовал он. — Давят, и давят, и давят… хуже, чем при Ельцине стало. Ей-богу! У нас тут уже половина ИП и ЧП закрылась. Что там вверху думают — понять не могу…

Перейдя к главному, из-за чего к нему и приехали гости, он внимательно осмотрел оба фоторобота и подтвердил:

— Да, Лев Иванович, среди тех четверых двое с такими мордами были. Точно помню!

— Скажи, Виталий, а вот людей, которые «упаковали» в машину и увезли иностранца, было только четверо? Где-то поблизости еще одного ты не заметил? Пусть участия он и не принимал, но наблюдал там за происходящим, как-то это корректировал… Нет?

Гвоздикин напряженно задумался.

— Знаете, Лев Иванович, в тот момент я ничего похожего не замечал. Но когда машина с иностранцем укатила, с того конца, где стояла «Тойота», к общей парковке прошел еще один брюнет. Правда, лица, еще каких-то подробностей я не запомнил. Там он сел в «Мазду» и на ней тут же уехал. Я как-то сразу даже и не понял, откуда он взялся. Как будто до этого момента отсиживался где-то в кустах или за углом. Вот даже не знаю, тот ли это, кто вас интересует?..

Отхлебнув отменно заваренного чаю с мелиссой, Гуров кивнул:

— Наверняка тот. И, возможно, он-то тебя хорошо запомнил. Я все больше склоняюсь к мысли о том, что нападение на тебя не было случайностью. Видимо, он решил «зачистить тылы». Ты уже написал заявление?

Помявшись, Гвоздь развел руками.

— Да, нет, Лев Иванович… Не стал, — конфузясь и вздыхая, ответил он. — Ну-у… Понимаете… Хоть они и уроды, но я и сам когда-то был в подобной шкуре. Наверное, это судьба воздает мне за мои былые грехи…

Лев раздосадованно всплеснул руками.

— Что с людьми делает жизнь! — негромко рассмеявшись, произнес он. — Виталий, к чему эта буддийская философия? Ты же здравый человек, а тут сотворил такую ляпу! Неужели ты не понимаешь, что это не хухры-мухры вокзальные мазурики, это убийцы, запрограммированные на твое уничтожение, которое маскировалось под заурядный «гоп-стоп». Если их выпустили, они ведь тебя и здесь найдут! Ёшкин кот! О своей семье бы подумал — эти твари никого не пожалеют.

Похоже, только теперь до Гвоздя дошло, какую он допустил оплошность. Он понурился и провел по лицу ладонью. Гуров, не теряя времени, быстро достал мобильник, набрал номер телефона дежурного по главку и распорядился установить местонахождение грабителей, задержанных несколько дней назад в здании аэровокзала Шереметьево.

— …Если они все еще находятся под стражей, передайте от моего имени, чтобы их пока не выпускали. Вскрылись новые обстоятельства. Ну, по их причастности к совершению тяжких преступлений. Исполнять немедленно!

Потянулись минуты ожидания. Одна, две, пять… Внезапно, завибрировав, запиликал сотовый Льва, положенный им перед собой на столе. Звонил дежурный.

— Лев Иванович, их еще не освободили, но вот сейчас уже решается вопрос о том, чтобы их выпустить. Тут и прокуратура вмешалась, и адвокат приехал. Говорят, что раз заявления нет, то и держать их нечего. Вот, с вами хочет поговорить начальник райотдела… Переключаю!

В телефоне послышался щелчок, какой-то шелест, и раздался баритон:

— Лев Иванович, здравия желаю! Майор Сагайдуллин. Вы настаиваете на дальнейшем содержании под стражей задержанных в аэропорту? Но у нас на это нет реальных оснований, а прокуратура мне только сейчас звонила — требует отпустить. Что делать-то?

— Основания уже есть — потерпевший Гвоздикин прямо сейчас пишет заявление… — Гуров сделал знак рукой Юрию, и тот поспешно достал из его папки лист бумаги и авторучку, которые положил перед Гвоздем. — Через часок я к вам заеду. Этих людей нельзя выпускать ни в коем случае. За ними много чего числится. Если кто-то будет напирать — позвоните мне, я немедленно подключу к делу генерала Орлова. Это было не просто разбойное нападение, а имитация реально запланированного убийства под банальную уголовщину. Если их выпустить, они тут же могут убрать ценного свидетеля по одному очень важному делу.

— По-нял, Лев Иванович… — с запинкой ответил Сагайдуллин. — Все, ждем вас!

Положив телефон в карман, Лев усмехнулся.

— Да, это называется, повезло… Если бы их отпустили, мы бы этих «удальцов» больше уже не увидели бы. Так что, Виталий, пиши и думай больше не о своих былых грехах, а о семье.

Тот, вздохнув, лишь безнадежно махнул рукой — бывает! — и продолжил писать заявление.

Глава 7

…Опираясь на великие идеи гения минувшего века Аллена Даллеса, мы не можем пройти мимо такого столпа русского самосознания, как культура и искусство. При всей своей кажущейся эфемерности эти стороны интеллектуально-эмоциональной жизни любого народа являются мощным стимулятором, порождающим прочную привязанность к своей земле, к своему этносу. В рамках исполнения доктрины «Карфаген» мы крайне заинтересованы в том, чтобы каждое новое поколение русской молодежи все дальше и дальше отходило от своих культурных и нравственных корней. Русские должны забыть о том, что они русские, и научиться ощущать себя «гражданами мира», не привязанными ничем и ни к чему.

Русские должны отрешиться от сентиментальных привязанностей к месту рождения, к могилам предков, памятникам истории и культуры, самой России в целом. Но для выполнения этой суперважной задачи нам необходимо добиться того, чтобы русские начали презирать и даже ненавидеть все русское, чтобы само слово «русский» стало синонимом ничтожности и ущербности, синонимом отсталости и примитивизма.