Алексей Макеев - Предатель Страница 30

– Иса! Ты знаешь, я подарков не принимаю, – решительно сказал Лев Иванович, возвращая ему пакет.

– Ай! – воскликнул Иса. – Ну, заплатите сто рублей!

– Но он же никак не меньше пятисот стоит, – возразил Гуров, кивая на витрину.

– Ну, двести! – Иса уже вконец расстроился.

– Ладно! – Лев Иванович достал из бумажника тысячу рублей и протянул их парню, который даже руки за спину убрал, не решаясь взять.

– Ой, Лев Иванович! Да что же вы за человек такой необыкновенный! – покачал головой Иса и сам взял деньги. – Приходите к нам еще! Всегда вам рады!

– Только в следующий раз я через кассу оплачивать буду, – пообещал Гуров.

Добравшись наконец домой, он не стал затеваться с готовкой – настроения не было вообще никакого: ни хорошего, ни плохого, а была полнейшая опустошенность. Он налил себе полстакана коньяка и, положив руку на левый бок, сказал своей поджелудочной железе:

– Прости, родная! – и залпом выпил.

Наверное, коньяк был действительно и хороший, и качественный, и выдержанный, только Гурову сейчас было все равно – нервы отпустило, и ладно! Потом он сделал себе несколько бутербродов, которые с чаем и съел, а потом, хватанув еще коньячку, несмотря на раннее время завалился спать. Ему надо было как-то продержаться до завтрашнего дня.

Но его благим намерениям не суждено было осуществиться. Едва он заснул, как приехал Крячко и, сначала не разобравшись, в каком состоянии его друг, начал, расхаживая по комнате, вываливать новости.

– Ты, Лева, как в воду глядел! Чириков после смерти жены решил поближе к родне перебраться, вот и начал потихоньку распродаваться: барахло, шурум-бурум всякий он частично продал, частично раздал, оставив только самое необходимое, но такое, что и бросить не жалко. Продал через доверенность машину и уже на квартиру покупателя нашел. А тут майские праздники, вот оформление и отодвинулось. А как закончились они, покупатели ему звонят, а он в ответ – ни мур-мур. День звонят, два звонят, а потом поехали к нему. Прислушались – телевизор работает, а из-под двери уже запашок характерный. Ну, вызвали участкового, слесаря, вскрыли квартиру, а там жмурик не первой свежести. А поскольку дверь изнутри еще и на цепочку закрыта была и, судя по всему, пил он один, то никаких вопросов и не возникло. А вот водка действительно была очень дорогая и в бутылке красивой, такую только в праздник и пить, что этот бедолага и сделал, ее ополовинив. Только никакой отравы в водке не было, зато метил присутствовал в немереном количестве, – выразительно сказал Крячко, наконец-то опускаясь в кресло.

– Простенько и без затей, – заметил Гуров. – А поскольку сейчас паленой водки видимо-невидимо, подозрений это и не вызвало.

– А со Скворцовой вот какая история вышла. Баба она со всех сторон нормальная, ни по каким нашим базам не проходит. Работала она продавцом-кассиром в небольшом магазине. В тот день ушла она с работы в начале одиннадцатого – вечера, естественно, да еще и дочери перед уходом позвонила, чтобы та ей ужин подогрела – они вдвоем жили. А вот до дома так и не дошла. Дочь, ее не дождавшись, начала больницы с моргами обзванивать, до утра возле телефона просидела, а потом в милицию пошла, – а ей там в ответ: трое суток еще не прошло, вдруг ваша мать подругу встретила или у любовника заночевала, и все в этом духе… Девица оказалась не из робких, так что заявление у нее приняли. Начали работать по схеме, да ничего не нашли! Дело закрыли и сдали в архив. Мы у дочери Скворцовой фотографии ее матери посмотрели, и, знаешь, она действительно здорово на нашу неизвестную похожа, вот они такое гнусное дело и спроворили. И теперь получается, что без вести пропавшая по Москве разгуливает!

– Значит, эту несчастную еще в магазине присмотрели, дождались удобного случая, дали, предположим, по голове, засунули в машину и вывезли за город. А поскольку их интересовал только паспорт, то все остальное, то есть ее тело и вещи, они, скорее всего, утопили, потому что жечь – значит привлечь внимание, да и все равно, хоть что-нибудь да останется, – сделал вывод Лев Иванович.

– Рисковали они – гаишники могли ведь тормознуть, – заметил Крячко.

– А если машина с дипномерами? – спросил Гуров.

– Тогда, конечно, да! Слушай, неужели они так задолго ради «Боникса» готовились? – удивился Крячко.

– Не думаю, – покачал головой Гуров. – Скорее всего, просто на всякий случай обзавелись надежными документами. Это ведь не липа, это настоящие.

– Ну а ты чем похвалишься? – спросил Стас.

– Нечем мне хвалиться, – развел руками Лев Иванович. – Голова уже раскалывается так, что сил нет, а ничего стоящего на ум не приходит.

– Может, давление? – забеспокоился Крячко. – То-то, я смотрю, ты такой квелый.

– Все может быть. Я тут коньяку хлопнул и решил полежать немного – может, пройдет, – без особой надежды проговорил Гуров.

– Что же ты раньше не сказал? – возмутился Стас. – А то я тут хожу и распинаюсь, а тебе сейчас не до этого. Ну, тогда я пошел и Петру позвоню, чтобы он тебя сегодня не тревожил, а ты, в случае чего, немедленно звони! Только заболеть тебе сейчас и не хватало!

– Ничего, обойдется как-нибудь, – отмахнулся Гуров.

– Может, Марии позвонить? – предложил Крячко.

– Ни в коем случае! – решительно заявил Лев Иванович. – И в мыслях не держи! Я, когда получше станет, снова работать сяду, а она мне будет мешать.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Крячко и ушел.

А Гуров сел в кресло и обхватил голову руками. Нет, он не жалел о том, что сделал! Но это была только его ноша, и перекладывать ее на плечи друзей он не хотел. Стас его, конечно же, понял бы и поддержал, как поддерживал всегда, а вот Орлов начал бы бурлить и плеваться кипятком, как закипевший чайник, и пришлось бы потратить немало сил и слов, чтобы убедить его в собственной правоте. И в конечном счете он бы убедил, но скольких нервов ему бы это стоило! А они в последнее время и так ни к черту! И Лев Иванович, хлопнув еще коньяку, снова лег спать.

Проснулся он, когда утро еще только-только вступало в свои права, от запаха кофе. «Неужели Стас все-таки позвонил Маше?! – гневно подумал он. – Как же это не вовремя! Теперь нужно будет ее немедленно отсюда спровадить под каким-нибудь благовидным предлогом!» Вскочив, он совсем было собрался пойти на кухню, как был, то есть в трусах, но тут он понял, что к запаху кофе примешивается еще и аромат очень дорогого ароматизированного табака, значит!.. Ну, что же, Гордей выполнил свое обещание – его знакомый действительно приехал, как он и обещал, на следующий же день. Гуров надел трико и футболку, причесался перед зеркалом и, глянув в глаза своему отражению, сам себе скомандовал: «В бой!»

На кухне, попивая кофе и куря ароматную сигариллу, спиной к окну сидел на первый взгляд самый обыкновенный человек, а то, что он предпочитал ходить во всем черном… Так мало ли у кого какие пристрастия? Только вот черные тонкие лайковые перчатки скрывали некогда изуродованные руки, а темные зеркальные очки – такие глаза, смотреть в которые неподготовленному человеку не рекомендовалось в целях сохранения собственной психики и душевного равновесия. Гуров и сам, хотя пристально в них и не смотрел, вспоминал этот взгляд не без дрожи, а ведь он за свою жизнь чего только не повидал. Этот средних лет совершенно седой мужчина с бородкой и длинной, закрывавшей то место, где обычно у людей находятся уши, прической и был тот самый Леший, на которого вчера намекал Лев Иванович. Леший был побратимом Гордея, а по совместительству – его страховым полисом на все случаи жизни. Его дом стоял на том же участке, что и дом Гордея, и лично Гурову было совершенно непонятно, чем же мог заниматься в каждодневной жизни этот человек, потому что после его появления в жизни Гордея грозить тому хотя бы пальцем решился бы только сумасшедший. Но, видимо, Гордей держал его при себе не только из дружеских чувств – а друг он был очень верный и надежный, но и, как предусмотрительный хозяин, который держит под рукой заряженное ружье, – а вдруг выстрелить придется? Не имевшему же родственников Лешему просто некуда было уехать, вот он и остался жить рядом с человеком, когда-то спасшим его от смерти и вернувшим к нормальной жизни. Самым же главным в Лешем было то, что от него исходили прямо-таки физически ощутимые флюиды с трудом сдерживаемой агрессии, которая при неосторожном с ним обращении могла вырваться наружу и пошли бы тогда клочки по закоулочкам. Во всяком случае, Гуров собирался разговаривать с этим страшным человеком максимально вежливо и корректно. Леший же на слова был скуп и, увидев Льва Ивановича, стряхнул пепел в элегантную карманную пепельницу, рядом с которой лежала небольшая коробочка, наличие которой стопроцентно гарантировало невозможность прослушать их разговор с помощью какой-либо аппаратуры, и сделал приглашающий жест рукой, показывая на стоявшую на плите турку – словно это он был здесь хозяином и теперь угощал гостя кофе. Гуров ни звуком не заикнулся о том, как Леший попал в его дом, запертый на не самые простые замки, которые легко не откроешь, а налил себе кофе, сел напротив гостя и сказал: