Фридрих Незнанский - Сенсация по заказу Страница 36

— Не последний, а главный.

— Почему же вы ничего не говорили, черт подери?! — заорал, не сдерживаясь, Турецкий. — Это то, что в его записке было обозначено словом «к-р», да?

— А что бы это изменило? — хладнокровно возразил Колдин.

Турецкий на мгновение даже задохнулся от злости. Потом все же взял себя в руки.

— Сидите в своей Лаборатории как ни в чем не бывало и работайте. Ни про какой биокомпьютер вы ничего не знаете, кто бы ни интересовался. До моего распоряжения ни малейшего контакта с прессой. Ясно?!

— Но как же…

— Все!

Глава двенадцатая

Турецкий начал разговор с Денисом в своей обычной манере — ничего не объясняя — и в своей же манере закончил — просто оборвал.

— Денис, привет. Я что-то беспокоюсь, а как насчет прежней семьи? Она защищена?

— Клиента? — негромко и удивленно переспросил Денис, и Турецкий понял, что Шляпников рядом. — Там все в порядке.

— Откуда такая уверенность? Жена с дочерьми ведь, кажется, за границей. Я не ошибаюсь?

— Не ошибаешься, Сан Борисыч. Шляпников звонил им при мне неоднократно. И у них все в полном порядке с самого начала, — заверил Денис.

— Ясно. Ну да это твои проблемы, что я, в самом деле? Кстати… — сказал Турецкий — и вдруг дал отбой.

На самом деле Александр Борисович не считал эту проблему проблемой исключительно Дениса. Только не хотел его посвящать в свои намерения — пусть делает свою работу, сейчас это его не касается.

Герман Васильевич был убежден, что с его дочерьми и бывшей женой, где бы они ни были, все благополучно и ничто им не угрожает. У него были основания так считать? Наверняка. Но у Турецкого были основания интересоваться этим вопросом по другому поводу. И потом, в конце концов, изначально Шляпникова с его бедой принимал он и в какой-то степени до сих пор несет ответственность.

Найти бывшую жену Шляпникова на первый взгляд казалось непросто. Турецкий не знал ни ее имени, ни фамилии (ни девичьей, ни новой, если допустить, что она опять вышла замуж). Но можно было попытаться нащупать какие-то концы через загсы, тем более что они еще и разводились.

Смагин сел на телефон, потом поездил по городу, вспотел, но все, что было нужно Турецкому, выяснил, хотя и не понимал, зачем и для чего. Правда, тот энтузиазм, с которым он работал с Александром Борисовичем, перекрывал все прочие издержки.

Оказалось, бывшую жену Шляпникова звали Алла Давидовна Шнейдер (фамилия до замужества) и они со Шляпниковым были одногодки. В начале девяностых Алла Шляпникова, переводчик по образованию, работала с иностранными музыкантами, когда они гастролировали в России. Но позже стала домохозяйкой.

Это уже легче. За тот же день Турецкий смог установить, что экс-Шляпникова вышла замуж за австрийского подданного и живет где-то в Европе. Нынешняя фамилия у нее фон Кресс. Но как с ней связаться? Дениса и самого Германа Васильевича Шляпникова Турецкий по-прежнему в известность ставить не хотел. Для чистоты эксперимента, как сказали бы господа ученые. Шляпников — сторона пристрастная: хоть Алла фон Кресс и бывшая жена, но неизвестно, как он отреагирует на действия Турецкого.

Что же делать?

Меркулов? Слишком долго, отпадает. Грязнов? А как он поможет?

Реддвей! Реддвей в Европе может все. В узком смысле этого слова. А уж такая малость, как установить местонахождение конкретного человека, директору международного антитеррористического центра труда не составит. Но если и составит, так не ему, а подчиненным.

Турецкий связался с Питером и объяснил задачу. Реддвей был рад помочь и помог. Алла фон Кресс проживала в Чехии со своим законным мужем Альбертом фон Крессом, атташе по культуре австрийского посольства. Адрес и телефон прилагался. Турецкий позвонил ей и договорился о встрече.

После этого ценного сообщения Александр Борисович снова связался с Редвеем.

— Питер, мне еще нужна твоя помощь. Можешь послать запрос моему начальству, чтобы меня срочно послали в командировку буквально на один день? Тебе в чем-нибудь помочь, например.

— А куда?

— Да к тебе же, в Германию.

— Доннер веттер! Алекс, что ж сразу не сказал? Чертовски буду рад дорогому гостю. Милости прошу к нашему шалашу! Я правильно сказал?

— Да подожди ты. Мы, к сожалению, не увидимся. На самом деле мне в Прагу надо, неужели неясно?

Реддвей вздохнул:

— Ну, по крайней мере, я тебя встречу и провожу. Ты когда будешь в Праге?

— Я-то прилечу в Берлин, — вздохнул Турецкий. — С нашим начальством иначе нельзя. Отчетность, все дела… Возьму машину напрокат и дуну в Прагу.

— Левой рукой правое ухо, — изрек Реддвей. — Я правильно сказал?

— Правильней не бывает.

В Праге Турецкий сначала немного поплутал. Оказавшись наконец на искомой Староминской площади, он увидел демонстрацию против «Заговора бутербродных баронов и губительных последствий употребления мусорной еды» — надписи на некоторых транспарантах были сделаны почему-то по-русски, впрочем, что значит — почему-то? Русских тут много, работают, учатся, отдыхают. Да и сам он приехал повидаться с русской. «Заговор бутербродных баронов…» — вот ведь проблемы у людей, покачал головой Турецкий. Гамбургеры им, понимаешь, поперек горла встали!.. Но пока что прямо на пути колонны демонстрантов стоял сам Александр Борисович, он вовремя сообразил и свернул от греха в сторону. И оказалось, как раз туда, куда надо!

Турецкий шел по узкой улочке, состоявшей из прилепленных друг к другу двухэтажных домишек, где раньше жил рабочий класс — всякие швеи-мотористки и кузнецы-надомники. Теперь здесь торговали безумно дорогим барахлом. Турецкий заметил, что дело у торговцев идет нормально: все сувенирчики активно скупают японские туристы, которые бродят обвешанные всякими побрякушками, как настоящие туземцы.

В конце этой улицы стоял дом, в котором жила Алла Давидовна Шляпникова, а ныне Алла фон Кресс. Старый трехэтажный каменный дом, увитый изумрудным плющом, с затейливыми окошками, расположенными так хаотично, словно строительством руководил ребенок.

До встречи оставалось полчаса, и Турецкий прогулялся в обратную сторону. Прошел по Карлову мосту, слегка напоминавшему измайловский вернисаж, полюбовался живописью неведомых ему художников. Нагромождение стилей, красок… Вспомнил отчего-то занятную метафору профессора Винокурова о кусочках разных шедевров. Правда, там стоял настолько крепкий запах различного табака, который курили десятки туристов-студентов, что дольше десяти минут Турецкий не продержался, мозги стали туманиться, и немотивированное чувство эйфории вдруг начало подниматься из недр организма. Турецкий одернул себя: дела его не настолько хороши, хмуриться надо, а не радоваться. И пошел своей дорогой дальше.

Он встретился с госпожой фон Кресс в открытом ресторанчике в полусотне метров от ее собственного дома. Высокая, изящная, ухоженная женщина в светлых брюках свободного покроя и голубой блузе помахала ему рукой.

— Я уже заказала два кофе. Садитесь, не пожалеете. Извините, в гости не приглашаю, мой муж не любит все, что напоминает ему о моей прежней жизни.

— В частности, любой посторонний человек из России?

— Просто Россия кажется ему опасной. А он очень боится меня потерять.

Турецкий отставил свой сарказм в сторону.

— Что ж, последнее замечание делает ему честь. Первое комментировать не стану.

— Я люблю Россию, бываю там иногда — все же кое-какие друзья остались. Но за границей чувствую себя свободнее и лучше.

Турецкий кивнул. Он встречал много таких людей и не осуждал их.

— А почему фон?

— Мой муж австрийский барон. Это его родовое гнездо. Конечно, при коммунистах тут было что-то совсем другое, но несколько лет назад он выкупил фамильную собственность, так что… Как-то странно говорить по-русски, — задумчиво сказала вдруг Алла.

— Вам что же, совсем не с кем?

— Почему же, иногда я отрываюсь и матерюсь так, что стены дрожат. Слава богу, никто ни слова не понимает. — Муж не понимает ни звука, и слава богу. — Она улыбнулась тонко очерченным ртом. — А с дочерьми я не вижусь. Одна — в Америке, вторая — в Швейцарии. У старшей — своя семья в Бостоне, муж американец. Младшая учится в университете. Видимся раз в год.

Турецкий мысленно примерил на себя эту благополучную, в высшей степени комфортную жизнь и подумал: смог бы он так? Без семейных скандалов? Без взаимных упреков и примирений? Без Нинки, которая растет не по дням, а по часам, да вообще-то уже и выросла? Без друзей? Без Москвы, наконец?… Какой тут может быть выбор вообще? Смешно даже было спрашивать себя.

— Дом у вас красивый, — сказал Турецкий, чтобы заполнить паузу и не приступать сразу к деловой части.

— Да… С ним связана знаменитая легенда. У местного барона, далекого предка моего мужа, была дочка, которую полюбил бедный кузнец. Барон был мужчина строгих правил, блюл фамильную честь и не соглашался отдать единственную дочку за этого пролетария. Но влюбленные продолжали встречаться, и вот у дочери барона неожиданно (ха-ха!) появился ребенок. В общем, барон был вынужден их поженить. Но мысль о том, что дома у него поселится простолюдин, была невыносима, и тогда барон придумал коварное испытание. Предложил кузнецу поселиться в доме, если тот за одну ночь выучится играть на скрипке, и, как гласит легенда, чудо произошло — он выучился. Барон, однако, не сдержал условий контракта и отравил молодого человека… Такая вот легенда. Красивая и страшная, вы не находите?