Фридрих Незнанский - Сенсация по заказу Страница 37

— Да… С ним связана знаменитая легенда. У местного барона, далекого предка моего мужа, была дочка, которую полюбил бедный кузнец. Барон был мужчина строгих правил, блюл фамильную честь и не соглашался отдать единственную дочку за этого пролетария. Но влюбленные продолжали встречаться, и вот у дочери барона неожиданно (ха-ха!) появился ребенок. В общем, барон был вынужден их поженить. Но мысль о том, что дома у него поселится простолюдин, была невыносима, и тогда барон придумал коварное испытание. Предложил кузнецу поселиться в доме, если тот за одну ночь выучится играть на скрипке, и, как гласит легенда, чудо произошло — он выучился. Барон, однако, не сдержал условий контракта и отравил молодого человека… Такая вот легенда. Красивая и страшная, вы не находите?

— Да, — кивнул Турецкий. — И в таком доме вы живете?

— Ну в привидения я не верю. А кроме того, я обошла все чердаки и подвалы с фонариком. — Алла улыбнулась. — Впрочем, эту легенду рассказывают здесь и про другие дома.

Турецкий решил, что настал удачный момент.

— Кстати насчет строгого отца семейства. Как ваш бывший муж следит за успехами дочерей?

— Герман? — удивилась Алла. — Вот уж нашли строгого отца семейства! Я уж сто лет о нем не слышала. Нет, я знаю, конечно, что он крупный бизнесмен, ну так это же еще при мне было. Я уехала из России…

— В девяносто восьмом году, я знаю. Меня интересует, вы поддерживаете отношения?

— У него неприятности?

— Отвечать вопросом на вопрос — дурной тон, — улыбнулся Турецкий.

— Только не на такой вопрос.

— Тогда я отвечу первым. У него совершенно никаких неприятностей. Настолько, что на приглашение на встречу в Кремле с представителями крупного бизнеса он отвечает отказом.

— Узнаю Германа, — засмеялась Алла. — Хорошо, тогда я скажу. У нас есть договоренность, согласно которой он не лезет в мои дела. А его дела меня никогда не касались. — Она немного задумалась. — Мы не виделись с момента моего отъезда. А уж не говорили по телефону, пожалуй, лет пять.

— Ни разу?

— Нет.

— В том числе за последний месяц? Припомните, пожалуйста. Может быть, какие-то электронные сообщения или через вторые руки?

Она покачала головой — спокойно и уверенно. Потом взмахом ресниц подозвала официанта и что-то шепнула ему по-чешски. Турецкий любовался этой женщиной.

— А когда вы бываете в России?…

— Я не вижусь с ним… — Она прикурила тонкую коричневую сигарету. — Знаете, жизнь на Западе наложила на меня свой отпечаток. Я не знаю, сколько мне жизни отмерено, и потому стараюсь относиться к ней бережно и не тратить ее по ерунде… По ерунде… — Она снова засмеялась. — Какое чудесное слово!.. Сочное, всеобъемлющее. Все-таки приятно говорить по-русски вслух.

— А думаете вы на каком языке? — заинтересовался Турецкий.

Алла запнулась.

— Вы меня врасплох застали. Наверно, это зависит от контекста, говорю с мужем — думаю по-немецки. Вот сейчас по-русски, конечно! Знаете, — порывисто сказала она, — я вам очень признательна за эту нечаянную встречу.

Турецкому даже стало неловко.

Впрочем, женщина тут же вернулась на деловой лад.

— Так вот. Я не буду вас спрашивать, зачем вам все это надо. Все равно правды не скажете. Вас почему-то интересует мой муж. Хотите знать, как мне с ним жилось? По всякому. У меня прекрасные дочери, и он приложил к этом руку, нельзя отрицать. Правда, сейчас совсем ими не интересуется, и вот это уже у меня в голове не укладывается… Но жилось мне с ним тревожно. Времена были такие. В России еще постреливали. А он как раз свою фармацевтическую империю сколачивал. Как и все, был уверен, что уж с ним-то ничего не случится. Впрочем, оказался прав. Но… он меня тяготил. Подавлял. Я давно уже была самостоятельным человеком, а он, кажется, даже мысли такой не допускал. В России я себя плохо не чувствовала. У меня было все. Я могла позволить себе какие-то вещи, которые не могу сейчас. Но, уехав из России, я стала счастлива. Мой нынешний муж часто цитирует своего соотечественника Витгенштейна: «Решение жизненной проблемы мы замечаем по исчезновению этой проблемы».

— Какая же проблема у вас исчезла?

— Внутренняя несвобода. Что-то там подавляло меня. Герман не говорил мне — уйди с работы, но я почему-то это сделала под его влиянием. Герман не говорил мне — сиди дома с детьми, но так и выходило! И даже когда их отправили учиться за границу, ничего не изменилось. А может, и стало хуже. К счастью, я познакомилась с Вальтером, моим вторым мужем. Вот и вся история. И закончим на этом. А теперь, — она огляделась, — давайте я угощу вас обедом. Хотя он в этом ресторанчике. Здесь готовят прекрасный пструх.

— К-кого? — слегка опешил Турецкий.

— Форель. Смешное слово, да?

В ресторанчике к каждому блюду прилагалась карточка с рецептом, и, хотя пструх был как пструх (хотя вообще-то форель испортить трудно!), Турецкий не преминул воспользоваться случаем, чтобы стянуть карточку.

О Шляпникове Турецкий вопросов не задавал, но женщина есть женщина — кое-что Алла все-таки сама ему рассказала.

— Если у вас есть время, я с удовольствием погуляю с вами по Праге, хотите, покажу «Градчаны»? Там очень красивый костел.

— Надеюсь, я еще к вам приеду, — извинился Турецкий.

В голове у него звучали слова Шляпникова, сказанные им при первой встрече: «Меня две недели не было в городе… это какая-то уголовщина… я хочу сказать, тут работает человек не из моего круга…»

Из берлинского аэропорта, уже пройдя регистрацию, Турецкий позвонил Грязнову:

— Славка, готовь попару!

— Для попары нужны условия, — возразил многоопытный Грязнов. — Поле предварительного сражения.

— Поле будет, пструх ты эдакий.

— Кто?!

Турецкий даже не подозревал, насколько он окажется прав насчет поля. В буквальном смысле.

Глава тринадцатая

Бокс № 19 гаражного кооператива «Старт» выглядел непрезентабельно: обшарпанные ворота, ржавый замок, на двери — обрывки двойного листка в клеточку, на них — когда-то красные, а теперь еле розовые буквы «…Д…СЯ». То есть «СДАЕТСЯ». Очевидно, долго пытался сдать хозяин этот гараж на захудалой окраине Наро-Фоминска. Соседние боксы были столь же обшарпанными, объявления о сдаче или продаже висели на каждом пятом. Ровесники первых «копеек» и «Москвичей-412», эти гаражи сохранились дольше автомобилей, ради которых строились, и стали не нужны. Что ж, такова жизнь, на свете случаются и более печальные вещи, чем выход в тираж советских тарантаек.

В заткнутой ветошью щели между боксами 19 и 20 Ларин отыскал ключ, отпер замок и, убедившись, что никто его не видит, вошел в пропахшее машинным маслом и ржавым железом помещение. Закрыл за собой дверь, запер на засов, постоял в абсолютной темноте несколько минут, медленно поворачивая голову, вглядываясь, не пробивается ли где дневной свет. Нет, темнота была полной, значит, и на улице никто не сможет увидеть свет из гаража и заглянуть внутрь тоже не сможет. Ларин повернул выключатель. Левую половину бокса занимал темно-зеленый «фольксваген-пассат». С московскими номерами, тонированными стеклами, не новый — лет пяти от роду. Справа, прикрытая плащ-палаткой, лежала разобранная на десятки частей УР-83П — переносная установка разминирования. В ящиках рядом — полный набор инструментов. Все как он заказывал.

Ларин стянул с себя верхнюю одежду и спрятал ее в наглухо застегивающийся полиэтиленовый пакет. Потом натянул рабочий комбинезон, надел тонкие хирургические перчатки — отпечатки оставлять он не собирался — и разложил, обтерев смазку, детали УР-83П по ранжиру.

Основание и направляющую стойку пришлось обрезать, чтобы поместилась в «фольксваген». Из двадцати двух секций детонирующего кабеля он оставил только пять, поскольку лететь кабелю не на сотни метров, как в полевых условиях реального разминирования, а только Кутузовский перемахнуть. Тормозные канаты тоже соответственно укоротил. Но больше всего времени заняло модифицирование ракеты: нужно было уменьшить мощность заряда почти в сорок раз, ведь нести ей гораздо меньший, чем обычно, заряд и на много меньшее расстояние.

Совсем недавно Ларин уже проделывал все это. В лагере, в горах. Произвел расчеты, изготовил установку, испытал. Потом повторил на время — получилось. Поэтому сейчас действовал, не задумываясь, слава богу, руки все помнили. Он вырезал из «фольксвагена» заднее сиденье, приварил к днищу станину УР, собрал и укомплектовал установку, отрегулировал угол вылета — 45 градусов, — чтобы ракета при падении имела минимальную скорость и не отскочила далеко назад. Закрыл дверцы машины. Сквозь тонированные боковые стекла установка практически не просматривалась, а если еще и прикрыть чем-нибудь и за руль посадить не старичка-пенсионера, а сексапильную блондинку — блеск! Нужно будет предложить Свенсону…