Андрей Кивинов - Обнесенные «ветром» Страница 4

– Номер «Волги», конечно не запомнил?

– А на фига ему. Правда, надпись на стекле разглядел – знаешь, модно сейчас под крышей лепить – «феррари», а на капоте две кляксы зеленых. Тачка как раз под фонарем остановилась.

– Да, маловато. Ладно, дождь кончился, пошли.

– Ты, умник, свои умозаключения при себе держи. Тебе что, больше заняться нечем? Сколько у тебя на территории краж квартирных? А грабежей? Вот ими и занимайся. У нас и так завал с тяжкими. А в прокуратуре на глухари взгляд один – мы возбудим, вы раскрывайте. Им проще возбудить глухое убийство, чем потом отписываться, что не доглядели.

– Георгич, это все, конечно, правильно, но я же не предлагаю тебе мои мысли в прокуратуру передавать. А Аяврик, хоть и паразит по жизни был, но все ж жить-то, наверно, хотел. Между прочим, он постукивал мне, но ничего полезного – кто где самогон гонит. Слушай, а может, в убойный отдел позвонить, Борисову, заинтересовать, а?

– Ты совсем заработался. У них с очевидными убийствами завал, а ты хочешь невозбужденное подсунуть. Кончай, я тебе говорю, вон ваучеры кто-то у старух отбирает, говорят, в маске или в чулке. Пропасет у сберкассы и в подъезде сумку рвет. Уже восемь глухарей. Вот и лови бойца этого.

– Я все-таки позвоню.

– А, – махнул рукой Соловец, – делай как хочешь. Кивинов вышел. Соловец, конечно, по-своему прав – его за низкую раскрываемость на каждом совещании долбят. Да и работать некому. Из десяти человек, полагающихся по штату, в 85-м отделении работало четверо – он, Петров, Дукалис да детский опер Волков. И у каждого куча материалов, заявлений и преступлений. Тут не до жиру.

Кивинов заглянул к Дукалису. Тот что-то стучал на машинке, смоля «Беломор».

– Представляешь, – произнес он, увидав Кивинова, – до чего дожили? Приходит ко мне сейчас мадам, симпатичная, двадцать лет, Дукалис заглянул в блокнот, – Юлией звать. Судимая по малолетке за грабеж. Понимаете, говорит скромно так, мне помощь нужна в интимном вопросе, а сама мнется вся. Я ей, мол, всегда готов оказать. Да нет, говорит, я о другом. В общем, я после освобождения и никуда не устроиться. Денег нет, мать больная, надо операцию делать, валюта нужна. У вас связей нет в гостиницах хороших, чтоб меня туда взяли? Я сначала не понял – зачем, спрашиваю. А она: ну что вы такой недогадливый, все за этим. За валюту. Тут, конечно, до меня доперло. А что, сама не можешь? Сейчас контор ваших полно. Вы понимаете, мне же много не надо. Вы не волнуйтесь, за мной не пропадет, я ж судимая, вашу кухню знаю. Информация через меня проходить будет, глядишь, и вам перепадет что.

– Ну, а ты? – спросил Кивинов.

– Что я? Обещал, конечно, пристроить, хотя как, ума не приложу.

– Позвони Бомареву, в «Карелию». Может, подскажет чего.

– Позвоню. Странно, все-таки, проститутка приходит в милицию работу искать. Рассказать – никто не поверит, хотя с нашей жизнью – ничего удивительного.

Кивинов вернулся к себе, набрал номер, спросил Борисова – опера 22-го убойного отдела, курировавшего Кировский район, и в двух словах рассказал историю про Аяврика.

Как и предполагал Соловец, ответ был однозначным – «кончай мурой заниматься». В районе уже 183 убийства, не хватает еще с самоубийством возиться. Лучше ОПД свои проверь, чтоб справок побольше было – скоро комиссия нагрянет.

Кивинов вздохнул и положил трубку. А может, правда, справки писать? И не лезть никуда. Все равно никому ничего не надо. Аяврику, по крайней мере, точно.

В кабинет постучались.

– Войдите, – отозвался Кивинов.

На пороге возникла уникальная в своем роде личность Анатолий Сергеевич Крылов, выражаясь протокольным языком, лицо без определенного места жительства и занятий. Год назад Толя – мужик сорока с небольшим лет – выйдя из мест лишения свободы, где пребывал два года за хулиганство, понял, что с пропиской в городе Питере у него пролет, ввиду отсутствия жилплощади и родственников. Поэтому он, не долго думая, пришел в 85-е отделение и предложил свои услуги в качестве внештатного сотрудника в обмен на возможность гулять по городу и не быть задержанным за нарушение паспортного режима. В то время в уголовном кодексе еще имелась такая статья.

В отделении Толя нарвался на Кивинова, который, выслушав бомжа, предложил ему более подходящий вариант – помочь с поселением в общежитии и устройством на работу. Толя отреагировал на предложение бурным отказом, заявив, что на советскую власть спину гнуть не собирается. Кивинов тут же понял, что Толя по натуре просто лентяй. Как впоследствии выяснилось, он еще был лентяем, любящим выпить.

Короче говоря, Кивинов расстался с Крыловым по-деловому и условился, что Толя будет в силу своего положения заниматься сбором полезной для милиции информации, а Кивинов в долгу не останется – станет помогать тому бороться за свое существование в демократическом обществе. Постепенно отношения Кивинова с бывшим подсудимым перешли на полуприятельские рельсы. Толя нередко посещал отделение, а иногда и оставался ночевать в кабинете опера, на его диване, особенно, в холодную погоду. Все свободное время он проводил среди бомжей и нищих на вокзалах, возле церквей и часовен.

Воровством он не занимался, но как-то раз Кивинов видел его у Владимирского собора с протянутой рукой и с костылем под мышкой. Толя очень натурально изображал нищего инвалида, благо внешний облик его был весьма под стать. Несмотря на свои сорок лет, выглядел он на все шестьдесят, всегда загорелый и небритый, но зато с прической уголовника, в старых кивиновских вещах или шмотках, которые Толя собственноручно отрыл на помойках. Ночевал он, где находил место, – на тех же вокзалах, в церквях или просто на чердаках. Кивинов помогал ему деньгами и продуктами, хотя денежная помощь шла в основном на спиртное. Иногда Толя чуть ли не ежедневно посещал отделение, но иногда пропадал по несколько месяцев, из чего Кивинов заключал, что он нашел денежную жилу или временное жилье, но в конце концов тот вновь появлялся в милиции.

Находясь в гуще жизни питерского дна, он порой оказывал уголовному розыску неоценимые услуги. Пару месяцев назад он помог выловить большую группу торговцев анашой, а один раз даже раскрыл убийство.

– Здорово, начальник! – Крылов зашел в кабинет и упал на диван. На Кивинова пахнуло подвальным запахом, перемешанным с потом и пивным перегаром.

– Здорово, Анатоль, раб божий, ты из какой гостиницы?

– Лавка № 7, второй этаж Московского вокзала. Только не повезло сегодня. Менты в двенадцать ночи всех без билетов выгнали, ночевал на батарее в подвале, все бока отлежал и ни фига не выспался. Пусти на диванчик.

– Перебьешься, сейчас не зима. Могу предложить «аквариум» в дежурной части, там пока никого – постовые с четырех часов заступают.

Толя икнул.

– Ладно, только предупреди своих, чтобы не шумели, пока я сплю. Не выношу гама.

– Есть, ваше превосходительство, не извольте беспокоиться.

Толя вытащил из кармана мелочь, паспорт и положил на стол. Затем засучил штанину.

– Смотри, какую штуку отхватил. На ноге синела гноящаяся язва размером с яблоко. Кивинов отвернулся.

– Ты где эту заразу подцепил? А ну, вставай с дивана. Толя рассмеялся беззубым ртом.

– Что, купился?

Затем оторвал язву от ноги и тоже положил на стол.

– Заграничная. Бомж один подарил, он дом на Украине в наследство получил, а мне это на память оставил. Смотри – как живая.

– Паразит, да на десять таких, как ты, один настоящий нищий приходится. Пошел вон отсюда!

– Ты же обещал дать поспать.

– Ладно, пошли.

– Через два часа разбуди, у меня встреча с американским послом в консульстве.

Глава 3

Усадив, а точнее, уложив Толю в «аквариум и вооружившись фотографией Аяврика из фототеки ранее судимых, Кивинов, захватив с собой Петрова, поехал в „Плакучую иву“».

Времени с самоубийства Яковлева прошло порядочно, но, учитывая его специфическую внешность, можно, пожалуй, выяснить, с кем тот пил. Такие люди, как покойный, нечасто посещают русско-испанские валютные предприятия общественного питания, особенно, в курточках типа «Польша – Турция – Китай».

Ну вот, приехали. С чего начнем? Так, вратарь, явно не испанец, хотя чего-то там лопочет: «Си, си, бьенбенидас, сеньор!» Выучил пару слов на все случаи жизни, полиглот. Здоровый, однако, но вроде вежливый. Ну, с тебя и начнем.

– Миша, ты пока не отсвечивай, зайди внутрь, оцени комфорт и меню. Нет, нет, закуску брать не надо, мы в таксопарке уже пообедали. Забыл, что ли?

Кивинов направился к швейцару.

– Ну, амиго, мужичка этого тут не наблюдал? Да расслабься, мы не за тобой приехали. Что побледнел-то? Язык русский забыл? Ну, тужься, тужься. Не помнишь? Жаль, А двадцать пятого ты тут вахтером был? И это не помнишь? Да посмотри внимательно, нет, не иностранец, наш, доморощенный, курточка, правда, иностранная. Все равно не помнишь? Ну, вспоминай пока, как там тебя? Серега? А фамилия? Балдинг? Здорово, немец, что ли? Русский? Ну, молодец, вспоминай.