Николас Мейер - Пылай, огонь (Сборник) Страница 45

— Да, да, кто там? — крикнул он.

Дверь открылась, пропустив констебля. Высокий шлем полицейского казался еще выше в неясном свете лампы. Застыв по стойке смирно, он отдал честь. Затем, промаршировав по направлению к полковнику Роуэну, он протянул ему вчетверо сложенный лист бумаги, запечатанный странной печатью желтого воска.

 — Вам письмо, сэр. Лично и все такое.

 — Благодарю вас.

Краснолицый констебль тем же шагом вернулся к дверям и застыл рядом с ними. Полковник Роуэн, глянув на письмо, повернулся к нему.

— Биллингс!

— Сэр!

— Это письмо было открыто. Кто-то снизу поддел печать.

— Да, сэр, — хриплым голосом немедленно отрапортовал Биллингс. — Я предполагаю, что это была та леди, сэр.

— Леди? Какая леди?

— Та леди, сэр, карета которой стояла как раз под окнами. Леди, сэр, с такими красивыми волосами, такими прекрасными, что в жизни таких видеть не доводилось.

— Ага, — пробормотал полковник Роуэн, переводя взгляд на Чевиота.

— С вашего разрешения, сэр, — сказал Биллингс, снова отдавая честь. — Я услышал, как снаружи подъезжает конный экипаж и решил, что это патруль. Открыл ворота на улицу. Но было вовсе не то. Это был ливрейный лакей на лошади. На лошади! — добавил он, не скрывая отвращения. — В мое время, сэр, нас заставляли бегать. И бегать как молния,

— Биллингс!

— Очень хорошо, сэр. А, ну да. Леди высунула голову из окошка кареты. Лакей остановился и этак льстиво посмотрел на нее. Она что-то сказала ему, я не расслышал, что именно. Он сунул ей в карету это письмо. Она тут же вернула его. Он подъехал, вручил его мне и ускакал, не дожидаясь ответа. Больше ничего не могу доложить, сэр.

«Ради Бога, — в смятении думал Чевиот, — какое отношение ко всем этим делам имеет Флора? К делам, которые, в сущности, касаются полиции?»

Но он промолчал. За Биллингсом закрылась дверь. Полковник Роуэн при всеобщем молчании вскрыл и прочел письмо. Выражение его лица изменилось. Он посерьезнел и протянул письмо мистеру Мейну.

— Я серьезно опасаюсь, мистер Чевиот, — сказал он, — что нам придется отложить наш эксперимент с револьвером. К нам пришло известие о достаточно серьезном деле. Кто-то снова украл запасы птичьего корма у леди Корк.

Наступила пауза.

Слова эти прозвучали так неожиданно, что в первую секунду Чевиот не смог даже улыбнуться. Он не был уверен, что правильно расслышал сказанное.

— Птичий корм? — повторил он.

— Птичий корм! — объявил мистер Мейн, который прямо дрожал от возбуждения. Внезапно в глазах его мелькнула какая-то мысль, и он бросил письмо на стол. — Клянусь Юпитером, Роуэн! Поскольку наш добрый друг Чевиот считает, что у него есть способности детектива, вот ему и предоставляется возможность. Иными словами, я хотел бы увидеть, что его хвастливое заявление относительно револьвера имеет под собой основания. А после этого испытания можно будет решить, заслуживает ли он то, на что претендует!

— Честно говоря, — сказал полковник, — я придерживаюсь той же точки зрения.

Глаза всех присутствующих уставились на Чевиота, который, медленно склонившись, подобрал с пола свою шляпу.

— Понимаю, — с подчеркнутой вежливостью сказал он. —Значит, вы хотите, чтобы я расследовал это отвратительное преступление?

— Вам это происшествие кажется всего лишь забавным, мистер Чевиот?

— Если откровенно, полковник Роуэн, то да. Но в свое время я получал и более бессмысленные задания.

— Еще бы, — сказал полковник, у которого перехватило дыхание. — Еще бы! — Несколько секунд он помедлил, — Вы знакомы с леди Корк? Или, называя ее полным титулом, с графиней Корк-и-Оррери?

— Нет, сэр.

— Леди Корк — одна из самых заметных фигур в обществе. У нее много клеток с птицами. Среди них есть даже знаменитый попугай ара, который болтает, бегает и курит сигары. Второй раз на неделе кто-то крадет корм из кормушек нескольких клеток. Больше ничего не украдено, кроме птичьего корма. Но леди Корк очень разгневана.

Мистер Мейн подчеркнуто молчал.

— Мы — мы представляем собой новую организацию

 «Метрополитен-полис»[20]. Мне нет необходимости говорить вам, как толпа ненавидит нас и боится. И если мы хотим добиться успеха, мы должны добиться признания со стороны аристократии. Сам граф, занимающий ныне пост премьер-министра, без особого желания содействует нам в этом, во всяком случае, гордости за нас он не испытывает. И не обуревает ли вас излишняя гордыня, мистер Чевиот.

— Нет, — ответил Чевиот, опуская глаза. — Я понимаю. И прошу прощения.

— Мы должны действовать немедленно. Сегодня вечером леди Корк дает бал для молодежи. Вы джентльмен, и ваше присутствие пройдет незамеченным. Вы понимаете, в чем ценность моего подхода, Мейн?

— Черт побери, Роуэн, я не собираюсь вам возражать! — вскричал мистер Мейн.

— Лучше всего, чтобы мистер Хенли черкнул вам несколько строк, которые мы с Мейном подпишем, и они будут подтверждением ваших полномочий. Хенли!

Но главный клерк уже направился к письменному столу, за которым и расположился. Подкрутив фитиль лампы, он заставил ее озарить стол ярким синевато-желтым светом, который в сочетании с зеленым абажуром производил странный эффект, и стал затачивать кончик пера.

— Хенли, как я предполагаю, мог бы составить вам компанию, буде у вас появится желание делать какие-то заметки. Мы должны позвонить и попросить подготовить лошадей. Однако, стоп! — У полковника на лице появилось выражение сосредоточенности. — Прав ли я в своем предположении, что карета снаружи принадлежала леди Дрейтон?

В комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь скрипом пера по бумаге.

— Вы правы, — сказал Чевиот. — Могу ли я осведомиться, где живет леди Корк?

— На Нью-Берлингтон-стрит, номер шесть... вы проводите туда леди Дрейтон?

— Собираюсь.

— Ага! У нее, без сомнения, есть приглашение на бал, и вы должны выразить желание направиться туда с ней в карете, не так ли?

— С вашего разрешения, сэр.

— Кстати, — отвел глаза в сторону полковник Роуэн. — Это дело вашей совести — узнать, вскрывала ли она письмо. Итак, Хенли!

Старший клерк протянул половину листа, на котором виднелись четыре четкие строчки. Он положил его на стол, рядом с чернильницей. Мистер Мейн и полковник Роуэн торопливо черкнули свои подписи. Мистер Хенли посыпал лист мелким песком, сложил его и протянул Чевиоту.

— А теперь поторопитесь, — посоветовал полковник Роуэн, — но без лишней спешки! Хенли поедет верхом и будет рядом с вами. Он и объяснит суть дела. Одну минуту!

Джон Чевиот почувствовал, как у него необъяснимо вздрогнуло сердце. Тонкое лицо полковника Роуэна с большими глазами предстало перед ним символом мягкого, но непререкаемого авторитета.

— Это дело может показаться вам пустяковым. Но я снова говорю вам, что оно имеет исключительное значение. Вы не подведете нас, мистер Чевиот? Вы приложите все силы?

— Я буду стараться изо всех сил, — сказал Чевиот, — чтобы разрешить загадку исчезнувшего птичьего корма.

Он не без юмора поклонился, прижав шляпу к сердцу. Последнее, что бросилось ему в глаза, когда он выходил навстречу самому ужасающему кошмару, который он только мог себе представить, был зловещий блеск отполированного дула револьвера, лежащего под лампой на столе. 

 3

Карнавал в газовом свете

Без малого дюжина скрипок, сопровождаемая звуками арфы, задавала стремительный ритм танца. Открытые газовые светильники, развешенные над плоскими стеклянными подставками, подпрыгивали и покачивались в такт музыке.

Как только карета Флоры Дрейтон повернула на Нью-Берлингтон-стрит, короткую и довольно узкую улочку слева от Риджент-стрит, до них сразу же донеслись звуки музыки.

Дом номер шесть по Нью-Берлингтон-стрит был большим зданием с двумя фронтонами красного кирпича, с грязновато-белыми колоннами по обе стороны дверей, выходивших на улицу, и белыми оконными рамами. Двери были плотно закрыты. Но сквозь белесую пелену тумана пробивался желтовато-голубой подрагивающий газовый свет. Он был виден сквозь портьеры на окнах, так как те были наполовину приоткрыты.

«Тумп-тумп>>, — были слышны шаги танцоров, когда они сближались и вновь расходились. В окнах, выходивших на улицу, мелькали тени: они то отчетливо вырисовывались, то снова расплывались. Оконные переплеты слегка подрагивали от шума.

Кучер негромким возгласом успокоил норовистых лошадей, которым не давала покоя жесткая упряжь. Копыта их глухо стучали о мостовую.

— Флора!

— Да-да?

— Эта музыка. Танцы. Что это?

— Но, Джек, это всего лишь кадриль. Бога ради, что же еще это может быть?

В памяти Чевиота всплыли смутные представления о старомодных танцах. Он никогда не видел их воочию, но постарался это скрыть.