Лев Златкин - Охота на мух. Вновь распятый Страница 10

— Верноподданный сообщает: на первом складе у Джумшида крупная партия наркотиков, несколько ящиков апельсинов. Утром они уйдут в Дойчланд.

И, довольный, повесил трубку. Машина заработает, это он знал неплохо…

Усталый, как никогда, Джумшид уже уходил домой, когда территория базы была окружена солдатами, а к Джумшиду подошли трое в штатском и потребовали ключи от первого склада. Джумшид не стал даже требовать у них документов, людей инквизиции каждый узнавал по доброму и отзывчивому взгляду. Он вернулся в контору, взял ключи, полез зачем-то в карман и сразу был схвачен человеком в штатском. Его быстро обыскали и отпустили.

— Зачем? — обиделся Джумшид. — У меня никогда в жизни не было оружия.

— Береженого бог бережет, — мягко извинился инквизитор.

На складе рота солдат быстро, но не очень ловко, вскрывала ящики с апельсинами, скорее ломали, штурмовыми ножами взрезали каждый плод и тут — же его жадно уничтожали. Когда эта рота объелась, вызвали вторую, и разгром продолжался.

Джумшид попытался протестовать.

— Что вы делаете, это же наша валюта, партия идет в Дойчланд.

— Заткнись! — сказал ему нежно инквизитор. — Она пойдет в животланд.

Джумшид сел на пустой ящик из-под апельсинов и обреченно стал смотреть на это дикое пиршество… Когда под утро нашли все-таки ящики с наркотиками, он уже не удивлялся, был в прострации, все плыло перед глазами, как в тумане. После того как Джумшид подписал акт об изъятии крупной партии наркотиков из первого склада вверенной ему базы, он как в тумане поехал с инквизиторами к себе домой. Как в тумане он увидел бледное лицо испуганной жены, как должное воспринял найденные под матрацем пачки иностранной валюты. Так, в тумане, он и жил еще долгие годы на далеком острове Бибирь в Антарктике, пока случайно не затесался в пьяную драку уголовников и не получил смертельный удар ножом в толпе дерущихся. Боль развеяла туман, и последнее, что видел перед собой Джумшид, было не лицо дочери, не лицо жены, не лицо отца или матери, а улыбку брата. Мир-Джавад улыбался добро, ласково, дружелюбно. Но глаза его смотрели черным дулом пистолета.

Мир-Джавад пришел к Гяурову ранним утром, еще до начала работы. Он знал, что дядя приходит, как правило, за час до начала, раньше всех, чтобы в тишине, когда никто не дергает, поработать. Это было единственным временем, когда он принадлежал себе и никто не приставал с личными просьбами, от которых надо было уметь отказываться, потому что большая часть из них незаконна.

Гяуров очень удивился, увидев племянника в такую рань в своем кабинете. А Мир-Джавад нежно его обнял, расцеловал.

— Здравствуй, отец!

— Что-нибудь случилось?

Мир-Джавад выложил на стол фотокопии документов.

— Дядя, вы знаете, как я вас люблю! Ради вас я совершил должностное преступление. Здесь документы: протокол изъятия наркотиков с первого склада базы Джумшида, протокол изъятия иностранной валюты из его рабочего стола, протокол изъятия валюты в его доме, протокол допроса Джумшида. Через час за вами придут, ордер на арест подписан. Я не хочу, чтобы вы предстали перед судом, чтобы вас объявили преступником, но факты против нас. Ни один суд в мире вас не оправдал бы. Джумшид показал, что вы не давали ему машин, а для этого груза дали сразу… Вы смелый и решительный человек, дядя, вы знаете, что в таких случаях делают…

Гяуров внимательно изучал документы.

— Ты веришь? Ты можешь в это поверить?

— Я не верю, но не я вас буду судить, а ваш заклятый враг Кочиев. Ему верить не надо. Есть еще свидетели: шоферы, они скажут все, что им велит Кочиев.

— Джумшида расстреляют?

— Вместе с вами, да! Без вас мне будет легче сохранить ему жизнь.

— Ты думаешь, он виноват?

— Уверен на сто процентов, что ничего не знал. Растяпа, всем, кому надо и не надо, доверял. Заведующий складом скрылся, его ищут и найдут.

Мир-Джавад сам помогал зарывать тело заведующего складом в оливковой роще, после того как выстрелил ему в затылок.

Гяуров пристально всматривался в глаза Мир-Джавада, но кроме любви и преданности ничего в них не прочел.

— Возьми фотокопии, ты очень рисковал, спасибо тебе. Я на тебя надеюсь, что ты спасешь жизнь Джумшида и разоблачишь эту ложь и клевету.

— Я вам обещаю, дядя. Жизнь положу, а найду того негодяя и отомщу.

Мир-Джавад спрятал фотокопии документов в карман. Гяуров обнял племянника, они троекратно расцеловались.

— Живи долго, — прошептал Гяуров и перекрестил уходящего Мир-Джавада.

Когда Мир-Джавад подходил к выходу, из кабинета раздался легкий хлопок выстрела. Никто не заметил Мир-Джавада: сторожа вызвал подручный Мир-Джавада, а до начала работы оставалось сорок минут…

«Какие похороны, какие похороны, — думал Вазген, глядя из окна на нескончаемое шествие с траурными знаменами. — Как у нас любят мертвых, нет, ты посмотри, как у нас любят мертвых, толику бы этой любви живым, может, рай наступит… А почему? Потому что мертвый не опасен, мертвого не надо бояться, конечно, если ты не веришь в привидения. Объявили, что умер от инфаркта, а говорят: „застрелился, позора не выдержал“… Ай, Джумшид, Джумшид, что ты наделал, негодяй? Век тебе мучиться, такого славного, знаменитого отца подвел. Что нужно человеку? Все имел, э: хорошую должность, здоровье, жену красавицу, квартиру, деньги… Нахал! Все мало, прорва ненасытная. Валюты захотелось. Иностранной монеты. В торгиуме штиблеты покупать. Не понимает, сразу спросят: „откуда взял“?.. Что ответишь? Нашел на базаре?.. Нет, какие похороны… Носатый шел с женой Гяурова, как главный родственник. А красавицы жены Джумшида не было. Стыдно за мужа. Убил отца, зато спас свою шкуру. Ничего, на остров Бибирь отправят, там тепло и уютно не будет. Все желания замерзнут… Нет, какие похороны. Ничего не скажешь, любят у нас мертвых, любят больше живых… Все мы такие: матери при жизни лень лишний раз письмо написать, а над гробом рыдает, как маленький… И я не лучше: разве я так сильно любил свою Ануш при жизни, как поклоняюсь ей после ее мученической смерти. Может быть, поэтому так помним, так любим мертвых, что вина терзает, вина, что не так помнили, не так любили при жизни. А на что мертвому наша любовь? Живому она нужна. Живому! Жениться мне надо, пока не поздно… Детишек надо, тогда, может, не буду так страдать, оставит меня та страшная дорога, мой нескончаемый путь скорби и отчаяния»…

«Не ревнуй злым людям и не желай быть с ними: потому что о насилии помышляет сердце, и о злом говорят уста их. Мудростью устрояется дом и разумом утверждается».

Над могилой Атабек говорил речь:

— Мы сегодня провожаем в последний путь нашего друга, боевого соратника, одного из несгибаемых борцов против мировой несправедливости, против эксплуатации человека человеком. В горах Серры он не раз доказывал свою беззаветную храбрость, отчаянное мужество и гранитную непоколебимость. Все силы он отдал служению народу, служению делу возмущенцев, подполье в горах Серры выковало его характер, его сердце стало железным, даже иногда стальным. Ступень за ступенью шел он по лестнице своей славы, заслуженной им всей своей жизнью, полной опасностей, но и тех радостей, которые несут эти опасности. Ни угрозы, ни подкуп, ни холод, ни жара, ни снег, ни проливные дожди не могли столкнуть его с этой постницы славы, он дошел до вершины, но его сердце, полное любви к своему многострадальному народу, не выдержало этой чудовищной нагрузки, самозабвенной отдачи. Мы все будем помнить этого замечательного человека, прекрасного отца и учителя. Ты всем, мой друг, будешь служить образом для подражания, войдешь в будущие легенды, которые благодарный народ будет сочинять о таких, как ты. Спи спокойно, боевой друг. Ты сделал все, что мог!

Оркестр заиграл траурный марш. Прощальные залпы разорвали кладбищенскую тишину, могилу Гяурова в аллее вечной славы украсила гора венков и живых цветов… Расходились молча. Многие стыдились смотреть в глаза друг другу.

Мир-Джавад развернул кипучую деятельность. В инквизиции его назначение третьим заместителем встретили прохладно, если не сказать «холодно». Два лагеря внутри инквизиции боролись друг против друга, улыбаясь и целуясь при встречах. «Плохо спал, дорогой? Бледный какой, здоровье беречь надо, хочешь, врача посоветую». «Спасибо, родной! А как твои дела?» «Цвету и хорошо пахну!» «Да, лучше жизни не найдешь».

Оба лагеря приглядывались к Мир-Джаваду, прикидывая, как перетянуть его на свою сторону, поэтому ни один лагерь ему своих людей не дал, бери, где хочешь. Мир-Джавад поклонился Атабеку, инквизиции расширили вдвое штат, и Мир-Джавад набрал своих башибузуков, всех, кто смотрел ему в рот, ел из его руки, пил из его бутылки. И сразу превратился в такую силу, с которой пришлось считаться.

Никто не знал, как выполнять директиву о разорении, поэтому Мир-Джавад мог делать все, что считал нужным. Он не стал утруждать себя и своих подчиненных, выясняя: кто непопутчик и кто несоглашенец. Мир-Джавад быстро выявил всех тех, кто имел движимое и недвижимое имущество: богатых торговцев, остатки аристократической знати… Всех тех, у кого остались драгоценности, картины, антиквариат.