Виктор Левашов - Заговор патриотов (Провокация) Страница 11

«Он меня что — вербует?» — удивился Томас, но напрямую спросить не решился.

— И жизнь эту вы начнете буквально с завтрашнего дня, — продолжал Юрий Янович. — Вернетесь домой, приведете себя в порядок, приведете в порядок свою студию и начнете новую жизнь.

— Я не могу вернуться домой, — напомнил Томас. — Меня там прихватят люди Краба.

— Это мы уладим. Забудьте о Крабе. А теперь можете выпить еще немного и задавать вопросы.

Этим разрешением Томас не замедлил воспользоваться. И задал главный вопрос:

— Почему я должен вести жизнь, про которую вы сказали? Я понимаю, конечно, что это очень хорошо, я всегда мечтал вести такую жизнь. Но почему — должен?

— А потому, дорогой Томас, что вы являетесь представителем одной из самых достойных фамилий Эстонии, — не без торжественности ответил Янсен. — Вы являетесь внуком полковника Альфонса Ребане, национального героя Эстонии.

— Я? — почему-то заволновался Томас. — Альфонса Ребане? Я не знаю никакого Альфонса Ребане. И мать не знала, я спрашивал.

— Ничего удивительного, — объяснил Янсен. — Жизнь полковника Ребане сложилась таким образом, что он был вынужден тщательно скрывать свои родственные связи, чтобы не навлечь опасности на дорогих ему людей. И особенно на своего единственного сына, вашего отца. Нам пришлось потратить немало времени на архивные изыскания, чтобы найти вас.

Томас успокоился. Все стало ясно. Этот прилизанный тип гнал откровенную липу. Он многое знал о жизни и семье Томаса. Но не знал главного: Томас носил фамилию матери, а ее брак с отцом Томаса так и не был оформлен. Но он постарался скрыть свои чувства и спросил, рассудив, что этот вопрос естественный и даже закономерный:

— А он... мой дедушка — он жив?

— Нет. Он умер в 1951 году. Его прах погребен на кладбище в старинном немецком городе Аугсбурге, в южной Баварии. Вместе с прахом вашей бабушки Агнии.

— Как это грустно! — проговорил Томас, придав лицу соответствующее выражение. — Мне так хотелось бы его увидеть. Скажите, а почему он — национальный герой Эстонии?

— Вы это скоро узнаете, — пообещал Янсен. — Об этом узнает вся Эстония!

Томас потянулся к бутылке, но Янсен решительно отвел его руку:

— Все. Пить вы больше не будете. Сейчас вас отвезут в вашу сторожку, а завтра вернетесь в Таллин и начнете новую жизнь.

— Обязательно начну, — заверил Томас. — Но ведь это завтра. А сегодня еще сегодня. И нельзя же так сразу, без перехода. Во всем нужна постепенность, разве нет?

— Нет, — отрезал Янсен. — И советую, молодой человек, серьезно отнестись к моим словам. Очень серьезно.

В голосе его прозвучала такая угроза, что Томас невольно поежился и быстро согласился:

— Нет так нет. Кто бы спорил. Я никогда не спорю. Когда мне дают хорошие советы, я всегда соглашаюсь. Вы сказали: нет. И я говорю: полностью с вами согласен.

На том же джипе в сопровождении тех же молчаливых охранников с каменными плечами Томаса отвезли на хутор. К счастью, запасы «сучка» еще не были исчерпаны, и Томас отвел душу. Но и в густом хмелю его не оставляла тревожная мысль: что все это значит? Он прикинул, что сможет, возможно, это понять, если найдет ответ на другой вопрос: кто такой этот долбаный полковник Альфонс Ребане, которому ни с того ни с сего вздумалось встревать в его жизнь?

На следующий день Томас на своей «двушке» вернулся в Таллин. Но домой не поехал. Вместо этого загнал тачку в переулок, из которого был виден вход в офис Краба, и стал ждать. Около пяти вечера из офиса вышла Роза Марковна. Она была в светлом плаще, надетом поверх черной хламиды. Охранник подогнал к крыльцу ее машину, небольшой синий «фиат-браво», и услужливо открыл перед ней водительскую дверь. Она отъехала от офиса и свернула к ратуше. Томас последовал за ней. Манера езды у нее была мужская, агрессивная. Томас очень опасался, что потеряет ее из виду. К счастью, она остановилась у табачной лавки купить сигарет. Воспользовавшись этим, он тормознул, подошел к ней сзади и негромко сказал:

— Роза Марковна, я Томас Ребане. Не оглядывайтесь. Мне очень нужно с вами поговорить. Вы сказали, что если что, я могу к вам обратиться.

Она все же быстро оглянулась, но тут же отвернулась и кивнула в сторону своей машины:

— Садитесь.

Томас шмыгнул на пассажирское сиденье.

— Только давайте отъедем в тихое место, — попросил он, когда Роза Марковна села за руль.

Она молча погнала «фиат» к Старому городу. В переулке, примыкавшем к Большой гильдии, заглушила двигатель, закурила коричневую сигарету «More», внимательно посмотрела на Томаса и констатировала:

— Вы похожи на человека, которого жизнь достала по полной программе.

— Я не похож на этого человека, — мрачно возразил Томас. — Я и есть этот человек.

— Что случилось?

— Меня подставили. И теперь достают.

— Вы имеете в виду историю с компьютерами? — предположила она. — Я слышала о ней. Хотите узнать у меня, кто вас подставил?

— Это я и сам знаю. Краб. Но не знаю зачем. И чем больше думаю, тем меньше понимаю. Не те бабки, чтобы городить такую сложную схему. Сами прикиньте: договориться с минчанами, купить сто нормальных «пентиумов», сделать сто муляжей, найти две совершенно одинаковые фуры, все рассчитать. А сколько людей им пришлось задействовать? Нет, тут что-то не то. У меня такое ощущение, что меня обложили. И обкладывали серьезно. Кто? Зачем? Не могу понять. Зачем в это дело ввязался Краб? Ничего не понимаю!

— Вы сообразительны, — одобрительно кивнула Роза Марковна. — Я отметила это еще при первой нашей встрече. Думаю, Крабу приказали.

— Кто?

— Тот, кто мог ему приказать. Вы, вероятно, сами поняли, что он — фигура несамостоятельная. И сделали правильный вывод: для него это не те деньги, чтобы так поступать со старым приятелем, который однажды спас его от тюрьмы. Его нравственность определяется нормой прибыли. Призн?аем это его положительной чертой, хотя в целом он не относится к людям, вызывающим уважение.

— Почему же вы работаете у него? — поинтересовался Томас.

— На мне большая семья. Парализованная тетка, она меня вырастила, две ее дочери, у них дети. А Краб — он не намного отличается от новых хозяев жизни. Разница между ними такая незначительная, что ею можно пренебречь.

— А свои дети у вас есть?

— Нет, — довольно резко ответила Роза Марковна. — И не спрашивайте почему. Давайте вернемся к вашим проблемам.

— Кто мог приказать Крабу? — спросил Томас.

— Точно не знаю. Могу только догадываться. Но своими догадками с вами не поделюсь. Чем меньше вы знаете о них, тем лучше для вас.

— Но зачем? Зачем?! — завопил Томас. — Кому я нужен?! Кому я помешал?!

— А вот об этом у меня нет ни малейшего представления, — ответила Роза Марковна. — Помешать вы вроде бы никому не могли. А кому вы нужны? И зачем? Нет, не знаю. Вы хотите, чтобы я замолвила за вас перед Крабом словечко? Я могу это сделать. Но ничего из этого не выйдет. Можете мне поверить, я знаю, что говорю. Это не его дела.

— Не надо за меня просить, — устало отмахнулся Томас. — Я и сам понимаю, что дело не в Крабе. Я хотел спросить вас совсем о другом. Кто такой полковник Альфонс Ребане? В первую нашу встречу вы спрашивали, не родственник ли он мне.

— Вы ответили: нет, — напомнила Роза Марковна.

— Так оно и есть, — подтвердил Томас.

— Почему же спрашиваете об этом снова?

— Мне сказали, что он мой дед.

Роза Марковна насторожилась:

— Вот как — дед? Кто сказал?

— Какой-то валуй в штатском. Юрген Янсен. Разрешил называть себя Юрием Яновичем. По всему — «контора». И квартира была — в обычном доме, но такая, казенная. Явочная. Или как там у них — конспиративная.

— Юрген Янсен? — переспросила Роза Марковна. — Не хотела бы я иметь с ним никаких общих дел. И он встречался с вами на конспиративной квартире?

— Ну да.

— Это заставляет задуматься. Вы — не его уровень. Если он снизошел до встречи с вами, это означает только одно: важность дела. Даже, пожалуй, чрезвычайную важность.

— Да кто он такой?

— Вы правильно сказали: «контора». В советские времена был полковником КГБ, курировал эстонскую госбезопасность по линии ЦК. Сейчас — член политсовета и оргсекретарь Национально-патриотического союза. Финансы, служба безопасности, стратегическое планирование. Де-юре второй человек в союзе. А по влиянию первый.

— Кагэбэшник у национал-патриотов? — удивился Томас. — Как он у них оказался? Их же отовсюду мели.

— Как видите, оказался. Помните большой процесс над молодыми эстонскими националистами? Впрочем, вряд ли вы о нем знаете, у вас был другой круг общения.

— Почему, знаю, — возразил Томас, задетый такой пренебрежительной оценкой его вовлеченности в общественно-политическую жизнь республики. — Тогда многих наших ребят посадили. Из университета, и вообще. Меня тоже вполне могли посадить. Но я в то время уже сидел.