Бернт Энгельманн - Большой федеральный крест за заслуги. История розыска нацистских преступников и их сообщников Страница 12

3. Примерный жизненный путь одного арийского предпринимателя

В дверь постучали, и Дональд Хартнел открыл глаза. Он не сразу понял, где он, собственно, находится. Ах да, это же номер отеля в Мюнхене, куда он прибыл сегодня рано утром. Славненький городок этот Мюнхен, много чище, чем Нью-Йорк, далеко не такой лихорадочный и, пожалуй, даже красивый.

Часы на руке показывали 19.34 — значит, спал он больше трех часов, чувствовал себя вполне отдохнувшим и свежим, теперь надо принять душ и разве что побриться…

В дверь снова постучали, на этот раз несколько громче.

— Войдите! — крикнул Хартнел.

Парнишка в униформе открыл дверь, сказал: «Добрый вечер, сэр, это вам, сэр!» — и передал Хартнелу конверт. Криста Трютцшлер сообщала, что она получила от Фретша документацию и теперь ждет, как договорено, в холле отеля. Она yate пыталась дозвониться в номер по телефону, однако тщетно — по-видимому, звонки были недостаточно громкими.

Через четверть часа Дональд Хартнел уединился с Кристой в тихом уголке гостиничного бара и Криста сообщила ему все, что разузнал Фретш о «господине докторе», бывшем некогда главою резинового концерна с постоянным местопребыванием в Лейпциге и дочерними предприятиями в Тшебине и Лодзи; Криста перевела и документы, извлеченные из разных архивов.

Фриц Карл Риз — таково было накрепко забытое различными информаторами (или, возможно, сознательно ими умалчиваемое) и даже Фретшем названное лишь после энергичного требования имя «господина доктора». Он родился 4 февраля 1907 года в Саарбрюккене, после окончания школы изучал в Кёльне и в Берлине юриспруденцию, выдержал затем первый и второй государственные экзамены и в начале 1934 года получил докторскую степень в Гейдельбергском университете.

Уже в том же году молодой юрист, вступивший в мае 1933 года, как и многие другие немцы, в нацистскую партию, стал самостоятельным предпринимателем — единоличным управляющим и компаньоном фирмы «Флюгель и Польтер» в Лейпциге.

Это предприятие представляло собой тогда небольшую, на 120 рабочих мест, фабрику по изготовлению резиновых изделий санитарного и гигиенического обихода, которую ее бывшие владельцы были вынуждены продать. Д-р Риз смог себе обеспечить решающее влияние в фирме. Незадолго до этого он женился на дочери довольно состоятельного зубного врача, Филиппа Хейнемана из Рейдта, и сумел склонить своего тестя к существенному материальному участию в делах фирмы.

В последующие годы Риз развил — как он сам без излишней скромности сообщал в одном письме, адресованном в высокую нацистскую инстанцию, — «исключительную предпринимательскую активность». В качестве управляющего он превратил «Флюгель и Польтер КГ»[12] в образцовое национал-социалистское предприятие с областным дипломом «Немецкого трудового фронта»,[13] реорганизовал производство, коммерческое управление и систему сбыта, повысил выработку продукции и создал постепенно вокруг лейпцигского предприятия, которое вскоре же начало снова давать высокие прибыли, пестрый венок из процветающих дочерних фирм в самых различных местностях великогерманского рейха.

При всех этих новоприобретениях речь шла исключительно о тех предприятиях резиновой, синтетического каучука и текстильной промышленности, которые до тех пор принадлежали евреям. Вследствие открытой антисемитской политики нацистов бывшие владельцы вынуждены были продавать свои предприятия по ценам, далеко не соответствовавшим их действительной стоимости, и на унизительных условиях.

Таким образом Фриц Риз, поначалу «при поддержке окружного руководства НСДАП», приобрел завод «Резиновые изделия Шалькау» в бывшем герцогстве Заксен-Мейнинген, затем перетянул в «арийские» (а именно свои) руки фабрику резиновых изделий Акционерного общества с ограниченной ответственностью «Гевеа» в Финстервальде (административный округ Франкфурт-на-Одере) и берлинскую фабрику готового платья, принадлежавшую ранее Левинштейну.

В 1938 году, когда антисемитские мероприятия правящей нацистской партии еще больше усилились, Риз «ариизировал» также еще и Объединенные фабрики резиновых товаров в Паузе, округ Плауэн, Среднегерманский завод по производству изделий из резины и гуттаперчи Акционерного общества «Эдельмут и компания» во Франкфурте-на-Майне и еще целый ряд других предприятий в Берлине и близ Берлина, в Мюнхене и в «присоединенной», подвергнутой «аншлюсу» Австрии, которая стала называться «Остмарк».

Документ, относящийся к тем столь благоприятным для молодого д-ра Риза временам, Фретш приложил в оригинале. Это циркулярное письмо привлекло внимание Хартнела, может быть, еще и тем, что на бланке его была изображена коробочка презервативов марки «МИ-ГУИН» с гордой надписью «Ныне арийские!» Текст этого письма гласил:

«Среднегерманское Акционерное общество по производству резиновых и гуттаперчевых изделий а'Эдельмут и компания».

Франкфурт н/М, 17, Таунусштрассе, 45 Телефон 3-42-96. Телеграфный адрес: ЭДЕЛЬНО МИГУ И Н — Ныне арийские!

Октябрь 1938.

Многоуважаемый клиент!

Настоящим имеем честь довести до Вашего сведения, что наша фирма на основании санкционированного господином правительственным президентом в Висбадене разрешения от 1 мая 1938 года перешла во владение арийской фирмы «Гевеа» — фабрика резиновых изделий, Гмб Х[14] в Финстервальде, главная контора в Лейпциге. Прежние компаньоны от руководства фирмой отстранены. Наша фирма в скором времени переменит место своего пребывания и тогда получит более короткое наименование «МИГУИН» — резиновые изделия, Гмбх. Дальнейшие подробности мы вам своевременно сообщим. В качестве нового управляющего подписал д-р Фриц Риз, Лейпциг…»

Далее уважаемым клиентам сообщалось, что сохраняется зарекомендовавший себя принцип поставлять изделия «МИГУИН» только «специализированным торговым предприятиям и ни в коем случае не парикмахерским, автоматам или предприятиям розничной торговли». Гарантию высокого качества «известной своими предпочтительными достоинствами продукции «МИГУИН» уважаемые клиенты будут иметь «уже потому, что обеспечивается преемственность традиций головной фирмы, которая была до сих пор единственным изготовителем наших гигиенических резиновых изделий. Хайль Гитлер!»

К циркуляру, направленному клиентуре, была приложена копия письма, которое д-р Фриц Риз послал тогда же в октябре 1938 года бывшему владельцу «ныне арийского» предприятия Эдельмуту. Тон письма был столь грубым, что Криста при переводе несколько раз запиналась.

Хартнел поморщился, сделал глоток виски и пробормотал:

— Омерзительно…

Дональд Хартнел до тех пор едва ли интересовался политикой, а уж европейскими делами и подавно. Что касается Америки, то его взгляды были умеренно либеральными. Расизм он решительно отвергал и не имел также каких-либо предубеждений ни в отношении евреев, ни тем более немцев. О немецких предпринимателях, в том числе и активных в гитлеровские времена, он до сих пор весьма высокого мнения. Они ему представлялись неслыханно толковыми, пунктуальными, надежными, корректными и бесконечно старательными.

То, что было известно о беззакониях и жестокостях во времена нацизма, он относил частью к преувеличениям союзнической военной пропаганды, частью к произволу отдельных начальников из гестапо и эсэсовских организаций. «Такие вещи», как он это обычно называл, встречаются, к сожалению, повсюду и особенно в периоды войн, даже у американцев, например, во Вьетнаме.

Что касается Германии, то «такие вещи» имели для Хартнела до тех пор вообще лишь историческое значение; их в той же малой степени, так он думал, можно ставить в вину нынешним немцам, сколь, скажем, нынешним французам — «ужасные времена» при Робеспьере.

Но сейчас, неожиданно столкнувшись с, казалось бы, неважными тридцатипятилетней давности деталями из будней немецких предпринимателей, Хартнел впервые испытал чувство возмущения, а не только естественное, ни к чему не обязывающее сострадание к жертвам, по крайней мере к Зелигману. И особенно возмутительным — так, во всяком случае, находил Хартнел — было то обстоятельство, что этот Риз, грабивший, издевавшийся над своими бывшими еврейскими клиентами, перед которыми, конечно же, раньше заискивал и был отменно вежлив и льстив, оказался коллегой, доктором юриспруденции, да еще к тому же из Гейдельбергского университета, столь почитаемого американскими учеными и даже овеянного некой романтической славой.

— Несмотря на это, — сказал себе Хартнел, — я не должен руководствоваться чувствами, а тем более неприязнью. Юрист должен оставаться холодным и объективным».

Криста, кажется, начала догадываться, о чем он думает, и, возможно, не одобряла его стараний соблюдать дистанцию.