Анатолий Баюканский - Черный передел. Книга II Страница 19

– Запад нам всегда исправно помогает! – пропела Ирина Михайловна своим удивительно мягким и обворожительным контральто. И, не тратя лишних слов, стала на выбор открывать коробки, выкидывая яркое содержимое на ленту транспортера. Из приемного отделения вещи и продукты должны будут завтра уйти на предприятия и в медицинские учреждения. – Помогай! – обернулась к Жучковой.

Женщины тяжело дышали, тщетно старались унять дрожь в руках и скрыть лихорадочный блеск в глазах. Перед ними в который раз словно открывалась знаменитая пещера сказочного Аладдина – богатство, которое нынче не имело цены. Чего тут только не было: джемперы удивительной голубизны, итальянские и немецкие женские туфли и полусапожки, наборы косметики, пальто в отличном состоянии для мальчиков и мужчин, шерстяные кепи и шапочки, рубашки с иностранными яркими наклейками. Но самым, пожалуй, главным богатством были лекарства. Нынче в старососненских больницах стали отменять операции: не хватало перевязочного материала, хирургического инструмента, наркоза. А уж про шприцы одноразового пользования и говорить не приходилось.

Конечно, каждая из этих двух женщин давно перестала ощущать себя просто служащей. Они чувствовали себя причастными к великим мира сего, не задумываясь, что эти подарки просто-напросто жалкие подачки щедрой старушки Европы варварам России.

– Странно, – раздумчиво проговорила Ирина Михайловна, не выпуская из рук коробку с духами, – чудаки эти иностранцы. Куда, к при меру, мы должны распределить косметику? Не в парикмахерские же? За рубежом понятия не имеют, что нашим бедолагам не до яркой помады.

– Ириночка Михайловна, – сладко пропела над начальственным ухом нежноголосая Алевтина, – у меня появилось гениальное предложение по косметике.

– Ну, Алевтина, я жду, – подбодрила заместителя Ирина Михайловна, – удиви-ка меня оригинальной идеей.

– Все вполне пристойно, – проворковала Алевтина, – вы абсолютно верно подметили: распределять заграничную косметику среди малоимущих – позор, издевательство над людьми, наконец, горькая обида. Им лучше выделить по пачке маргарина да по буханке ситного.

– Да не тяни ты! – не выдержала Тиунова.

– Есть возможность помочь нуждающимся более существенно, – как ни в чем не бывало продолжала Алевтина, не отрывая счастливых глаз от начальницы.

– Ты меня до инфаркта доведешь! – Ирина Михайловна была в восхищении от своей непредсказуемой подруги. Знала, что Алевтина – большой мастер выходить сухой из воды. Как всегда, ход ее мыслей отгадать оказалось невозможно. Вот и сейчас она набивала себе цену.

– Предлагаю договориться с начальством и выставить сию заграничную косметику для продажи на закрытый аукцион. Чем быстрее беднеет страна, тем быстрее богатеют отдельные ее представители. Итак, всегда найдутся в Центральной России люди, которые заплатят, не моргнув глазом, в несколько раз выше номинальной стоимости всех этих наборов, а затем…

– Стоп! – резко оборвала Алевтину Ирина Михайловна. – Следовательно… На вырученные от аукциона деньги, точнее, на их часть, мы можем купить обездоленным продуктов и одежду на зиму. Но… – Подняла вверх тонкий наманикюренный палец. – В Старососненске еще никто ни разу не проводил аукционов. Власти могут запретить. Как быть в таком случае? – Ирина Михайловна взглянула на Алевтину и поразилась ее нагловатой ухмылке, та будто ждала этого вопроса.

– Вы, дорогая подруга, вижу, не обратили внимания на одно слово, упомянутое мной, а именно – «закрытый» аукцион. Не будем же мы распахивать двери для всего города, для жулья. Поначалу предлагаю обратиться ко всем высокопоставленным «отцам города», предложим им стать не только инициаторами аукциона со всеми вытекающими отсюда последствиями, но… любой сможет привести свою жену, подругу, хорошую знакомую. И тогда волки будут сыты и овцы целы.

– Ох, Алевтина, по тебе давно камера на солнечной стороне плачет! – любовно проговорила Ирина Михайловна. Обычно она только в особых случаях позволяла себе подобное панибратство, говорила Алевтине «ты». – Однако все продумано, все логично. Но… сделаем акцию совершенно безобидной, подстрахуемся со всех сторон. Я лично переговорю с хорошим знакомым, генералом Ачкасовым, начальником областной милиции, у него на содержании находится одна молодая очаровательная фея и… – Тиунова многозначительно подмигнула Алевтине, чем ее несказанно удивила.

– Выходит, договорились? – вновь просияла Алевтина, предвкушая колоссальную материальную и моральную выгоду от придуманной акции.

– По рукам!

– Все о'кей! Да, совсем забыла, – фальшиво спохватилась Алевтина, сунула руку в сумочку с красным индийским орнаментом. – Я ведь брала у вас в долг, с признательностью возвращаю! – Ловко извлекла пачку четвертных, перетянутых тонкой резинкой, вложила в карман костюма Тиуновой. – Можете не считать, здесь ровно две с половиной.

Ирина Михайловна отшатнулась, чувствуя, как вспыхнуло лицо. Но… уже не в первый раз она принимала под разными предлогами деньги от прохиндейки Алевтины, испытывала временами жгучий стыд и ни разу не нашла в себе силы отказаться. Прежде-то подобных деяний боялись как черт ладана. Теперь… открыто деньги дают «на лапу». Не подмажешь, не поедешь. И грех было отказываться от денег, отлично понимая, что Алевтина в накладе никогда не останется. Хотя, если честно признаться, так до конца и не могла понять, за что столь щедро платит заместительница, откуда берет. Правда, однажды Алевтина полушутливо намекнула: «Это крохотная благодарность районных Советов депутатов трудящихся».

Тиунова еще не отучилась краснеть, и это утешало: «Не совсем еще погрязла в темных делах». А что это за дела? Была уверена: «В них нет и не может быть криминала». Они не воровали продукты и одежду, не занимались хитрыми приписками или подделками, абсолютно не нарушали законов, даже сами старались не отоваривать себя, но в их власти было в списке на гуманитарную помощь поставить тот или иной детский дом либо в самом начале списка, либо отнести его в конец очереди. И все это правильно понималось привычными к подобным ухищрениям руководителями.

Завершив дела, закрыв склад, тщательно проверив сигнализацию, дамы прошли в просторный кабинет Ирины Михайловны, стены которого были густо увешаны заграничными буклетами и всевозможными проспектами, рекламирующими разные фирмы.

– Сделал дело – гуляй смело! – весело проговорила Тиунова. – Давайте попьем чайку, у меня тут завалялся английский, манчестерский.

– Грешно, дорогая Ириночка Михайловна, пить чай, когда есть кое-что и повкуснее. – Алевтина, отстранив начальницу, извлекла откуда-то плоскую бутылочку американского виски.

– Вы меня, Алевтина, скоро в алкоголика превратите! – пошутила Ирина Михайловна, обрадовавшись: самой хотелось немного расслабиться после напряженного дня. – Садимся к столу!

Алевтина расплылась в улыбке. Она ловко разлила по крошечным рюмочкам золотистую жидкость, нарезала лимон ровными дольками, посыпала сахаром. Все у этой полноватой и деловитой женщины получалось ладно, округло, сноровисто, все делала с улыбочкой, с приговорочками.

– Эх, поднимем, чтобы дома не журились! – чокнулась с рюмкой начальницы и первой храбро отхлебнула глоток.

Выпив, женщины оживились и вскоре почувствовали себя совершенно спокойными. Язык, казалось, вовсе развязался, препоны исчезли. Разговор плавно перешел к обсуждению «мужских» вопросов. Здесь Алевтина тоже была докой, могла без устали рассказывать о деталях, о своих интимных увлечениях, которые, по ее словам, только укрепляют семейные узы.

Ирина Михайловна не нашла в себе силы прекратить разговор, который был ей неприятен. Она уже не верила, что найдет семейное счастье. Много было увлечений, вполне серьезных и не очень, но… Имела серьезные виды на Анатолия Булатова, своего непосредственного начальника на Старососненском металлургическом заводе, славный был мужик, лицом приятен, со всей мужской статью. Жаль, помешался на поисках правды, а это в наше время весьма чревато. Был Булатов крутоват, посему и сломали его быстро, втоптали в грязь. Вспомнила названого брата Анатолия Алексея Русича. Тоже добрый мужик, разведенный, умница, однако из той же породы чудаков-правдолюбов. Даже представляла, как бы они жили вместе. О материальной стороне тогда не думала, молодая была, глупая. Теперь иное дело: вынашивала тайную мечту выйти замуж за иностранца и уехать с ним навсегда.

Алевтина опьянела, склонила голову и замурлыкала веселенький мотивчик. А Ирина Михайловна припомнила вдруг свое горение в ту пору, когда работала в завкоме Старососненского металлургического завода, носящего звонкое и довольно глупое название «Свободный сокол». Боже милостивый! Чем они там занимались, смешно вспомнить: «выбивали» места в детских садах, путевки в санатории, пособия, разовую помощь. И что особенно удивляло ее сегодня, она искренне переживала за дело. Правда, тогда ее очень обижало, что при всех своих данных остановилась в росте, не сумела сделать настоящей карьеры. Охо-хо! Все течет, все меняется. Наступили и ее времена. Именно перемены в стране и расставили по местам фигуры и пешки. Нынче здесь, в гуманитарном центре, она напрочь забыла все, чему кропотливо учили ее в высшей школе профдвижения в подмосковной Салтыковке. И хотя она не в пример иным перебежчикам не вышла из рядов Компартии, но в идеалах коммунизма полностью разочаровалась. Партия в лице ее изменчивых и суетливых вождей, в лице членов Политбюро, оказывается, жестоко обманула рядовых коммунистов, опоганила идеалы, наплевала в души тех, кто не жалел ради нее своей жизни. Именно высшие партократы присвоили их кровные денежки, понастроив для себя и своих чад умопомрачительные дачи и особняки, санатории и дома отдыха, спецраспределители и спецбольницы. Правда, порой, оставаясь наедине со своими мыслями, она, Ирина Михайловна Тиунова, дочь крупного чекиста, отлично понимала: все это хотя и было правдой, однако ее никоим образом не касалось, лишь служило успокаивающим средством для совести. Она всегда жила безбедно. Волею судьбы, а точнее, волею тех же высокопоставленных партийных чиновников, она сделалась баловнем судьбы, возглавив сей центр гуманитарной помощи.