Йосеф Шагал - Ностальгия по чужбине. Книга первая Страница 25

— Прижимают руку к сердцу и говорят: «Good morning, генацвале!»

— Это что, анекдот? — губы Громыко высокомерно поджались. Одного этого было вполне достаточно, чтобы Воронцов понял, какая безграничная пропасть отделяет Громыко от нынешнего хозяина Смоленской площади…

— Возможно. Но очень жизненный. Ваш преемник Шеварднадзе дипломатом ведь никогда не был. Хотя и прошел НАШУ школу. Что, согласитесь, тоже немало…

— Что вы хотите от меня, Юлий Александрович?

— Вашего принципиального согласия.

— Согласия на что?

— Вашего согласия занять пост генерального секретаря партии и президента СССР.

— Насколько мне известно, в настоящее время эти посты вакантными не являются, — сухо отрезал Громыко.

— ПОКА не являются.

— Вы вообще понимаете, что говорите?

— Конечно, понимаю! — Воронцов с едва заметным недоумением пожал плечами. — Понимаю и как патриот своей страны, и как заместитель председателя КГБ СССР, и как коммунист с тридцатипятилетним стажем, если хотите…

— Знаете, что больше всего мне не нравится в вашей идее?

— Что, Андрей Андреич?

— Не помню, чьи это слова: «Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае зовется он иначе…» Впрочем, важно не это… — Громыко тронул указательным пальцем подбородок, покрывшийся к вечеру колючей седой щетиной. — Так вот, даже если вы добьетесь успеха в своем начинании, еще одну революцию этой стране не выдержать. Даже если ее знаменем провозгласят Андрея Громыко. Вы уж поверьте моему опыту, Юлий Александрович…

— Мятеж, дорогой Андрей Андреич, — это когда группа лиц физически смещает в интересах узурпации власти другую группу, данной властью владеющую, — медленно, как на лекции, произнес генерал-полковник Юлий Воронцов. — Нами же руководят соображения принципиально иного плана. Я пришел к вам не для того, чтобы распределять кресла первых секретарей и портфели министров. Я не прошу у вас какой-то высокой должности для себя лично или для моих сподвижников… Поймите, нам ничего не надо, Андрей Андреич! Да, я согласен, что этой страной всегда торговали в розницу и оптом. Но не НА ВЫНОС же торговали, Андрей Андреич! Разве вы не видите, куда ведет эта перестройка? Речь идет о судьбе Советского Союза, и его патриотам эта судьба совсем не безразлична. Вот, собственно, и все наши мотивы… Мы не сразу пришли к своему решению, но, придя к нему в конце концов, уже не сомневаемся: на сегодняшний день есть только один человек, который способен возглавить страну и выровнять ужасный, смертельный крен, который с каждым днем становится все опаснее и опаснее. Этот человек вы, Андрей Андреич. Мы не намерены вовлекать вас в организацию намеченного. Мы просто просим вас сказать «да». И занять пост руководителя страны в тот момент, когда это станет возможным.

— Какими силами вы располагаете? — Громыко произнес эту фразу так тихо, что Воронцов понял смысл вопроса только по артикуляции сухих старческих губ.

— Что конкретно вы имеете ввиду?

— Есть ли хоть один член Политбюро, разделяющий ваши взгляды?

— Разделять наши взгляды и действовать сообразно с ними — разные вещи, согласитесь?

— Значит, нет, — пробормотал Громыко.

— Ну и что? — губы Воронцова высокомерно поджались.

— Ваш шеф в курсе?

— Чебриков? Нет, только не он!

— Министр обороны?

— Нет.

— МВД?

— На уровне министра? Нет.

Громыко замолчал, о чем-то раздумывая. Потом приподнял голову и наморщил крючковатый нос, словно принюхиваясь:

— На что вы рассчитываете, Юлий Александрович?

— Чем меньше вы будете знать об этом, уважаемый Андрей Андреич, тем меньше оснований будет потом обвинять вас в причастности к попытке государственного переворота. Или в чем-нибудь еще похуже…

— Хуже не бывает, — мотнул головой Громыко.

— Бывает, — мрачно улыбнулся Воронцов. — Теперь уж вы поверьте на слово генералу государственной безопасности.

— Где именно будет зафиксировано мое «да»?

— Нигде не будет… — Воронцов несколько раз энергично качнул головой. — Нигде абсолютно! Нам вполне достаточно вашего слова. Нам хватит вашего «да».

— Тогда я говорю «да»…

— Спасибо, Андрей Андреич!

— Это все, Юлий Александрович?

— Есть еще одна просьба: если бы вы могли назвать мне имена наших действующих дипломатов — желательно высокопоставленных, наделенных правом решать, в ПОРЯДОЧНОСТИ которых лично вы не сомневаетесь ни на секунду, нам было бы куда проще решить некоторые м-м-м… тактические проблемы. Такие люди у вас есть?

— Надеюсь, — пробормотал Громыко, сплетая узловатые старческие пальцы.

— Вы мне можете назвать их имена?

— Прямо сейчас?

— Сколько времени вам понадобится, Андрей Андреич?

— Не меньше недели. Необходимо кое-что уточнить. Я не был на Смоленской площади больше полугода… — Громыко сделал паузу и неожиданно улыбнулся. — Уж вы меня извините, генацвале…

…Тем же вечером, двумя часами позже, черная «волга», несшаяся со скоростью почти под сто километров по неосвещенному отрезку Можайского шоссе, неожиданно резко, не включив «поворотники», свернула на едва заметную в сплошной стене заснеженных сосен отвилку и, плотоядно урча форсированным двигателем, проехала на второй скорости метров триста, пока дальний свет фар не выхватил из кромешной темноты опущенный шлагбаум. С правой стороны в землю был врыт металлический щит с надписью: «Стоп! Опытно-экспериментальный участок Сельскохозяйственной академии. Въезд на территорию без специального пропуска категорически воспрещен!»

Юлий Воронцов, сидевший за рулем, не выключая мотор, несколько раз мигнул фарами. Спустя минуту обросший сосульками шлагбаум, напоминавший гигантскую пилу со страшными, сверкающими в лучах фар зубьями, медленно поднялся. Проехав сотню метров по вырубленной просеке, Воронцов свернул в густой сосновый бор и, почти сразу ощутив под колесами гладко заасфальтированную дорогу, нажал на газ. Через десять минут «волга» подъехала к высоченным цельнометаллическим воротам, врезанным в такой же высоты глухую стену, поверх которой были протянуты два ряда колючей проволоки. Определить площадь комплекса на глаз было невозможно, поскольку стены уходили в глухую темноту зимней подмосковной ночи. Едва только «волга» выехала на площадку перед въездом, кто-то невидимый осветил все пространство в радиусе нескольких десятков метров вокруг мощными армейскими прожекторами и привел в действие механизм ворот. Словно два неуклюжих пресса, только что выполнивших свою работу, они стали медленно разъезжаться, образуя коридор, в который, не притормаживая, въехал Воронцов…

Миновав несколько плоских одноэтажных строений с погашенными окнами, «волга» плавно обогнула занесенную снегом спортивную площадку с баскетбольными щитами и гимнастическими снарядами, и притормозила у трехэтажного особняка с кокетливо выступающими балкончиками…

Через пару минут Воронцов уже входил в небольшой рабочий кабинет с плотно зашторенными окнами. Стандартный письменный стол с двумя телефонными аппаратами, широкий кожаный диван, пара кресел по обе стороны низкого чайного столика и мини-бар со встроенным торшером под желтым абажуром создавали атмосферу почти домашнего уюта. От табачного цвета изразцов старинной голландской печи тянуло ровным и приятным теплом.

Повесив пальто и шляпу на стоящую в углу вешалку-одноножку, Воронцов подошел к «голландке» и приложил обе ладони к гладким, горячим плиткам. Постояв так с минуту с закрытыми глазами, генерал шагнул к бару, извлек оттуда початую бутылку «Ахтамар» и пузатую хрустальную рюмку, наполнил ее на четверть пахучей, цвета цейлонского чая, жидкостью и, пробормотав под нос: «Ну, за удачу, Юлий Александрович!», залпом выпил коньяк. Потом сел за письменный стол, включил настольную лампу, вытащил из нагрудного кармана твидового пиджака продолговатый замшевый футляр, извлек оттуда узкие, в тонкой костяной оправе, очки для чтения, водрузил их на переносицу и углубился в бумаги, которыми был завален стол.

Генерал Карпеня вошел в кабинет неслышно.

— Как доехали, Юлий Александрович?

— Нормально… — Воронцов посмотрел на старого генерала поверх очков. — Присаживайся, Федор Иванович…

Отложив бумагу в сторону, Воронцов, чуть прищурясь, смотрел, как основательно, аккуратно поддернув брюки, опускается в кресло Карпеня.

— Согласился? — негромко спросил старый генерал.

— Кто?

— ОН.

— Да, — кивнул Воронцов. — Хотя и не сразу.

— Значит, все идет по плану?

— Пока по плану… — сняв очки, Воронцов встал из-за стола, с хрустом потянулся, после чего устроился напротив Карпени на диване, с наслаждением вытягивая ноги.

— Устали, Юлий Александрович? — в голосе Карпени не было подобострастия — так заботливый дедушка оглядывает любимого внука, который тянет на своих плечах большую и не очень благополучную семью.