Йосеф Шагал - Ностальгия по чужбине. Книга первая Страница 26

— Устали, Юлий Александрович? — в голосе Карпени не было подобострастия — так заботливый дедушка оглядывает любимого внука, который тянет на своих плечах большую и не очень благополучную семью.

— Как говорил наш бывший председатель, усталость от работы — не в счет. Есть новости из Штатов?

— Пока ничего нет. Ждем.

— Где Мальцева?

— Вроде бы в Барстоу. У койки мужа дежурит.

— Дед, что значит «вроде бы»? — Воронцов поморщился.

— Городок — что наши Люберцы, Юлий Александрович, — Карпеня стал загибать пальцы с распухшими суставами. — Это раз. Все на виду, знают друг друга как облупленные. Оперативная обстановка самая что ни на есть неподходящая — это два. Так что, я приказал Викингам сидеть в Лос-Анджелесе и носу не казать…

— Облажались твои хваленые Викинги, — спокойно произнес Воронцов.

— Не согласен, Юлий Александрович, — Карпеня упрямо мотнул стриженой головой. — Считаю, что действовали ребятки четко, с умом. И спланировано все было грамотно, хотя мы и торопились. Просто случай вмешался, Юлий Александрович. Муженек ее — оперативник с опытом. Видимо, почувствовал что-то в последний момент, шельма, и прикрыл ее…

— Прямо как в кино, — пробормотал Воронцов и вздохнул. — Он выживет?

— Пытаемся выяснить. Пока находится в реанимации…

— Выясняй быстрее, дед! Как можно быстрее! Если потребуется — подключай Криса, я разрешаю. Но сделай так, чтобы на время подготовки и проведения операции все связи твоего воспитанника были обрезаны. Под самый корень, как те маслята!..

— Ну, со Спарком вопрос, вроде бы, решился, — пробормотал Карпеня. Потом перехватил вопрос в глазах Воронцова и добавил. — Три пули в область легких, Юлий Александрович. Как в нашем тире. Даже если выживет парень, то с койки не встанет, это уж точно. Как минимум за полгода головой отвечаю…

— Допустим, — кивнул Воронцов. — А что с девкой будешь делать?

— А, может, шут с ней, Юлий Александрович? — Карпеня выразительно пожал квадратными плечами. — Может, мы и в самом деле на воду дуем, а? Ну, чем она опасна? Куда она от мужика своего денется? Сидит себе возле него с поильником и судном, и пусть сидит. А даже если захочет дернуться… Все аэропорты на Западном побережье мы контролируем, информацию о пассажирах имеем за два часа до вылета, так что, перехватить дамочку всегда успеем. Ей богу, Юлий Александрович, я бы не стал рисковать Викингами во второй раз…

— Ты плохо знаешь эту мадам, дед, — пробормотал Воронцов. — Или забыл, сколько крови она у нас выпила… Потом тряхнул головой и уже энергичнее добавил. — Могу дать тебе 48 часов, не больше. За это время выяснишь ТОЧНО, где находится Мальцева. Если в Барстоу, то без спешки подготовьте все необходимое, чтобы убрать ее. Без пальбы на улице и гонок на краденых машинах. ТИХО убрать, ты меня понял, дед?

Карпеня кивнул.

— Если же выяснится, что гражданка снялась с места, то немедленно найти и сделать то же самое. Только в два раза быстрее. И пойми: Мишин нужен мне стерильно чистым. Как перед полостной операцией. Ни одной ЖИВОЙ связи остаться не должно. В противном случае то, что мы планируем, теряет смысл. Хочу также напомнить тебе, дед, что андроповские времена кончились. А наш нынешний хозяин не стена вовсе, а как раз наоборот — палач безжалостный. Так что, если проколемся, платить будем собственными головами. С этим тебе все ясно?

— Ясно, Юлий Александрович.

— Хорошо. Теперь рассказывай, что у тебя здесь?

— Пока тихо.

— Что воспитанник?

— Молчит как сычь.

— Неужели даже вопросы не задает? — Воронцов прикрыл глаза и кончиками пальцев стал массировать себе лоб.

— Ему сейчас не до вопросов… — Карпеня поскреб стриженый висок. — Парень гарантии формулирует…

— Себе?

— Супруге.

— Это моя забота.

— Как договаривались, Юлий Александрович…

— Очень изменился?

— Да я бы не сказал… Постарел малость, немного погрузнел… А в остальном все тот же зверь. Верите, Юлий Александрович, я стараюсь не оставаться с ним наедине. Хотя и знаю, что он ничего не сделает. Одно слово: монстр с глазами херувима. Впрочем, можете сами убедиться.

— Не сейчас… — отмахнулся Воронцов. — Ты уверен, что мы сделали правильный выбор?

— Уверен, Юлий Александрович. Все сходится в одной точке. Мишин это и есть то, что мы искали. Просто счастье, что его раньше не шлепнули…

— И имя этому счастью — Юрий Андропов… — Начальник Первого главного управления КГБ криво усмехнулся. — Великий был человек, царствие ему небесное. Все понимал, но еще больше ЧУВСТВОВАЛ…

— Жаль, что не уберегли.

— На ТАКОМ уровне уберечь может только Господь.

— Точно, — кивнул Карпеня.

— Мишин не бунтует?

— А смысл?

— Тоже верно… Ты ему с женой поговорить дал?

— А не нужно было?

— Сколько разговаривали?

— Несколько секунд.

— Как отреагировал?

— Шут его разберет! — Карпеня развел руками. — Запись можете прослушать. Только смысла особого нет — говорили на датском. А у меня тут, вы же знаете, с толмачами напряженка. Датчан на базе пока не держим, а передавать кассету на Лубянку не хочется. Береженого Бог бережет…

— Здесь ты прав. И смотри, дед, за эту дамочку ты мне головой отвечаешь… — Воронцов вздохнул и открыл глаза. — Это наш с тобой страховой полис. А с Мишиным я все проблемы улажу — моя забота. Если, дай Бог, все пройдет нормально, потом разберемся. Со всеми…

— Что у нас со сроками, Юлий Александрович?

Карпеня вытащил платок и высморкался.

— Все только ориентировочно, — негромко отметил Воронцов, не прекращая сеанс самомассажа. — Нужен момент, дед. Хороший момент, складный… Если будем его ждать, то вполне можем и не дождаться. Следовательно, необходимо ускорить его наступление. Но готовы к нему мы должны быть в любую секунду. А потому временем не разбрасывайся…

— Когда это я разбрасывался, Юлий Александрович? — Карпеня обиженно выпятил нижнюю губу. — Работаем…

6

Каир.

Международный аэропорт Халилья.

Январь 1986 года

Только в аэропорту по-настоящему понимаешь, что современный мир, при кажущейся бескрайности, на самом деле очень тесен. Во всяком случае, на Ближнем Востоке запись «Задохнулся в толпе» в заключении о смерти встречается ненамного чаще, чем констатация летального исхода от инфаркта миокарда. И в этих богоугодных краях подобным парадоксам никто уже не удивляется.

Прожив на Ближнем Востоке десять лет, он мог с уверенностью утверждать, что практически полностью адаптировался в этом странном мире. И, прежде всего, потому, что вовремя сообразил: если Создатель по какой-то непонятной причине решил положить начало земной цивилизации на Ближнем Востоке, то наверняка с одним условием — чтобы эта самая цивилизация, зародившись в междуречье Тибра и Евфрата и распространившись по всему белу свету, ни при каких обстоятельствах не возвращалась на свою географическую родину.

Что, собственно, и произошло.

Он не был ни расистом, ни снобом, ни даже занудой. Больше того, с определенной симпатией относился к арабам, к которым за долгие годы основательно привык. Именно поэтому их удивительная, по-детски непринужденная способность создавать невообразимый бардак везде, где они появлялись даже на мгновение, примирила его в конечном счете и с Геродотом, и с Творцом: создав несколько тысячелетий назад фундаментальные основы математики, астрономии, письменности, а также изощренные способы бальзамирования почивших в бозе тиранов, арабы, видимо, вывалили на алтарь человечества такой внушительный груз интеллектуальных усилий, что исторически выстрадали законное право на общенациональную аллергию против любых, даже самых примитивных, форм цивилизованности.

Решив про себя эту историко-философскую проблему, он дал слово ничему в Египте не удивляться. Вот и в то солнечное, январское утро, вжавшись в искусственную выемку между газетным киоском и лавкой с прохладительными напитками и прикидывая в уме, сколько же, все-таки, осталось до прибытия самолета из Лондона (информационное табло в аэропорту, естественно, не работало), он привычно взирал на ревущие табуны усатых мужиков в белых галабиях и тучных, густобровых дам, обвешанных тоннами серебряных украшений, проносившихся мимо его естественного укрытия подобно селевым потокам, сметая на своем пути скамейки, плевательницы, канатные ограждения и зазевавшихся иностранцев. Над черным морем голов непринужденно парило несколько беззаботных ласточек, свивших себе гнезда под металлическими стропилами аэровокзальных перекрытий.

В колыбели мировой цивилизации зарождался новый день…

Он вздохнул, не без усилий развернулся в своей выемке и стал наблюдать сквозь давно немытую стеклянную витрину терминала за интригой привычного скандала, назревавшего между двумя владельцами такси. Он давно уже привык к тому, что в Каире за пальму первенства в перехвате пассажира, таксист запросто может перерезать горло коллеге. В том случае, естественно, если конкурент окажется менее проворным. О таком понятии, как корпоративность, здесь даже не догадывались…