Энди Оукс - Глаз дракона Страница 26

— Кто вы? Откуда вы знали Бобби?

— Телефоны, их могут прослушивать. Лучше я не буду называть своего имени.

— Конечно, конечно, понимаю. Но откуда вы его знали?

Его голос становится ещё тише. Барбара вжимает трубку в ухо, вслушиваясь до звона.

— Университет, Фудань. Я студент. Бобби, ваш сын… мы были друзьями. Он угощал меня сигаретами, Мальборо. Подарил мне бейсболку Лос-Анджелес Рейдерс.

Она зажмуривается, так сильно, что болят глаза. Вспоминает бейсболки Рейдерс. Серебро на чёрном. Бобби вечно носил эти бейсболки. Конечно, только тот, кто знал Бобби, может знать, что тот курил; знать про эти бейсболки.

— Откуда вы узнали, что я в Шанхае… и где меня искать?

— Вы же сегодня были в университете? Я видел, как вы проходили мимо аудитории, где я слушал лекцию. Вы так похожи на Бобби…

Труп кошки перевёрнут.

Ах ты сукин сын. Так я была приманкой. Он не просто так водил меня по Фудань. Это был его план. Показать меня всему миру.

— …я знал, что вы остановитесь в отеле, где жил Бобби. Цзин Цзян. Мы в шутку называли его боббиным отелем. Комната 201, его комната, так? Сколько он там прожил. Вполне мог на эти деньги купить себе квартиру. Вы знали?

— Да. Да, я знала.

Она чувствует, как кровь толчками несётся через сердце. Столько вопросов толпится в голове, хочется получить так много ответов. Честных.

— Вы знаете, что мой сын мёртв?

В трубке нет слов, пауза наполняется лишь сдавленным дыханием и отдалёнными голосами чужих разговоров.

— Мёртв?

Он всхлипывает. Такая откровенность, такая прямота потрясает.

— Его вытащили из реки. Его убили.

— Я не знал. Простите. Простите. Мы были друзьями, а я не знал.

Плач утихает, его прилив идёт на убыль, сменяется глубоким колодцем злости.

— Бобби долго не появлялся в университете, это так непривычно. Когда он пропал, с нами убедительно поговорили, предупредили… «ни с кем не говорите про американского парня. Его не было в Фудане. Он никогда не появлялся в Фудане…»

Он прерывается, чтобы высморкаться. Барбара считает секунды.

— …ещё вчера Бобби учился в Фудане, а на следующий день его уже никогда и не было. Но это нэй-бу, о таком не говорят. Всё, чем жил ваш сын, мой друг, стало теперь секретом. Такая ситуация может означать лаодун гайчжао. На западе вы о таком не слышали. В Китае эти слова не произносят; лао гай, «исправление трудом», лао цзяо, «перевоспитание трудом». Много, много людей погибает.

Барбара уже вскочила на ноги; носится по комнате, чтобы унять злость. Свинчивает крышку с бутылки бренди, наливает на два пальца в толстый стакан, налив лужу на стол. Резко выпивает. Эффект появляется немедленно, сосредоточившись подо лбом.

— Кто предупреждал вас, чтобы вы не говорили о Бобби?

— Людей я не знаю. Они были не из нашего университета. Но если даже не знаешь лиц, это не значит, что ты не опознал угрозу…

Она понимает. Молчание — единственное, чем она может ответить ему.

— …мадам Хейес, я бы хотел встретиться с вами. Отдать вам бейсболку Рейдерс, которую подарил мне Бобби. Ваш сын бы одобрил, я знаю.

— Да, Бобби точно одобрил бы. Я тоже знаю.

— Но в отель Цзин Цзян придти я не могу, вы же понимаете? Хорошо бы нам встретиться на улице. Например на углу Маоминьаньлу и Шаньсилу. Наверно, в чайном магазине нам будет удобно. За час вы успеете собраться, мадам Хейес?

— Да, за час вполне успею. Договорились. Вы не против, если со мной придёт детектив БОБ из отдела расследований убийств, он занимается убийством Бобби? Он хороший человек. Старший следователь. Ему можно верить.

В голосе звонившего слышен надлом. Злости нет. Один страх. Неразбавленный, настоящий.

— Нет. Не надо БОБ. Никому из них нельзя верить. Я знаю…

Голос его умолкает, он берёт себя в руки. На этот раз мягче, пытается успокоить её.

— …не надо детективов, мадам Хейес, но если захотите, приводите с собой девушку Бобби. Я хотел бы выразить ей соболезнования.

Стакан выскальзывает из пальцев Барбары, она слышит звон как издалека, мысли её заняты полумесяцами ярко-алых обрезков ногтей.

— Девушка? Бобби мне о ней не говорил.

Звонящий умолкает на некоторое время. Слова его как вздох с самых высоких ветвей дерева.

— Но мадам Хейес, вы разве не знали? Ваш сын, Бобби, он готовился стать отцом. Его девушка была беременна.

Супермаркет, притаившийся в тени Цзин Цзян, раздулся от дорогих деликатесов со всего мира. Но запаха еды нет… только блеск упаковок.

— У вас есть шоколад Cadbury, вроде бы английский?

— Есть, мадам.

— Дайте, пожалуйста, на все деньги.

Барбара разворачивает банкноты Пиао, кладёт на прилавок. Продавец, открахмаленная рубашка, открахмаленный акцент, тут же подсчитывает сумму и превращает её в плитки шоколада. Суёт Барбаре пару фен сдачи. Она оставляет блестящие монетки чаевыми. Продавец улыбается, ничего не говорит, продолжает заворачивать шоколадки в подарочную упаковку.

Барбара заказывает мункейк и кока-колу. Клейкое тесто стрянет в горле.

Синьхуэйчжай удивил её; поп-арт, хромированные трубы и официантки, одетые в западную одежду 1960-х в интерпретации китайцев. За все десять лет 60-х Барбара ни разу, ни в каком виде не видела хиппи, повязавшего на голову бандану с американским флагом. Чтобы заполнить этот зияющий пробел в жизненном опыте, надо было приехать в Шанхай.

Она прихлёбывает колу. Вкус вызывает в памяти кучу печальных воспоминаний, будит мысли о доме и Бобби. Студент опаздывает, сильно опаздывает. Она платит по счёту, пять долларов за чай с пирогом. Дневная зарплата рабочего с завода. Её пронзает чувство вины. Она как раз хочет уйти, но тут замечает его на другой стороне Шаньсилу… узнаёт с первого взгляда и его, и кепку, стиснутую в кулаке. Серебро на чёрном. Бейсболка Рейдерс. Она выходит из Синьхуэйчжай, «Нового вкуса», на тротуар. Смотрит, как он переходит через Шаньсилу. Хочет броситься к нему, выспросить каждое слово, которое говорил ему Бобби. Но углом глаза замечает метнувшуюся резкую тень, чёрную… стремительно влетающую в его поле зрения. Пробивающуюся через суматоху машин. Когда машина врезается в паренька, всё замедляется. Его тело летит, уже обмякшее. Наезжающий автобус разворачивается поперёк дороги, перегораживая чёрной машине путь вперёд. Смена передачи. Машина задним ходом ещё раз переезжает тело, не задержавшись ни на секунду. И звуки. Рычание двигателя. Визг горящих шин. Тормоза. Шестерни щёлкают, меняя передачи. Визжащий металл. Машина улетает в ту сторону, откуда приехала. Как будто отматывают назад фильм. И звук. Череп бьётся о дорогу. Звук, забыть который невозможно.

Барбара бежит к телу. Вторая машина пролетает мимо неё на полной скорости, тоже задом. За рулём Пиао, руки бешено работают. Голова вывернута назад, через плечо. Лицо — расплывчатая маска сосредоточенности.

Перевернуть труп кошки… перевернуть труп кошки… фраза повторяется — будто в голове крутится петля плёнки — с каждым шагом в сторону трупа студента. А когда она доходит до него, остаётся лишь один вопрос. Как так получается, что из такого маленького тела вытекает столько крови? Тёплый поток разливается по руке, баюкающей его. По груди, к которой она прижимает его.

Барбара подбирает с дороги бейсболку; ещё шоколад в подарочной обёртке, который она уронила. Плитки переломались.

Можно оценить красоту тигра, даже если он прыгает на тебя.

Пиао предчувствовал атаку, но когда они реально напали… скорость событий, их гротескная действенность — его ослепило и парализовало. Седан Шанхай пролетает мимо него на обратном ходу. Он ничего не может поделать, только замечает мелькнувший чёрно-серебристый росчерк. Пиао бросает машину вперёд, чтобы выиграть место для манёвра. Дорогу впереди перегородил автобус. Вжать ногу в педаль. Вбить седан в припаркованный Фольксваген, сминая бампер. Вонь горелых шин. Несгоревшего бензина. Голова завёрнута за плечо, взгляд упирается в Шимэньлу. Стальная лента встречного движения, чёрный седан, яростно вихляющий по ней. Зазор между припаркованными машинами… Пиао втискивается в него, стремительно перебирая руками. Машину жёстко встряхивает, когда колёса бьются о бордюр и выезжают на тротуар. Люди кричат. Разбегаются. Одна рука вжата в клаксон. Тротуар впереди расчищен, за дверями магазина виноградная гроздь лиц. Лоб покрывается испариной. Виски болят. Зрение уже не воспринимает цвета. Все картины — сугубый монохром. ДТП, убийство, проигрываются в голове. И волна недоверия… убить в центре Пато на Хуанпу, посреди Шанхая. Что же это за люди? Так быстро. Жёстко. Хладнокровно. Я бы так не смог… никогда и ни за что.

Получается, они сильнее меня?