Владимир Сверкунов - Тело призрака Страница 28

– Итак, давайте определимся, в чем мы сходимся, – предложил Матвей Павлович. – Мы читали материалы ваших конференций, статьи идеологов движения и считаем, что вы идете в правильном направлении. Современный мир с кучкой транснациональных корпораций, ограбивших природные ресурсы планеты, а людей превративших в бездумных и бездушных потребителей всякой чепухи, катится в бездну. И нам нравится, что вы хотите остановить падение. Но вашему движению недостает харизматического вождя и пророка. Именно он смог бы освятить дело, которым вы занимаетесь.

– Вы совершенно правы, – согласился Иван Михайлович. – Но поможет ли нам в этом Ленин, хоть бы даже он и восстал из мертвых? Ведь отношение и к революции, и к гражданской войне, да и к самому построению социализма и коммунизма у людей неоднозначное. Но сомнения возрастают многократно, когда вы делаете его христианским Спасителем. Чего стоит знаменитый ленинский материализм – как его совместить с Богом? Или взять послереволюционные гонения на церковь! Да и в конце концов, неудача с созданием то ли рая, то ли нового Иерусалима в отдельно взятой стране – как ее объяснить?

Ленин снова улыбнулся и по-отечески сказал:

– Иван Михайлович, а какое самое главное определение вы дали бы Богу?

Носов ответил не сразу – этот вопрос он никогда себе не задавал, поэтому ответ пытался нащупать интуитивно.

– Наверное, всемогущий, – наконец, произнес он.

– А теперь подумайте над тем, что скажу вам я, – предложил Владимир Ильич. – Бог – вездесущий! Он везде, в том числе и в материи, которая тоже является Господом. Вы помните мою фразу: электрон так же неисчерпаем, как и атом?

– Хорошо помню, она была, кажется, в работе «Материализм и эмпириокритицизм», – отозвался глава антиглобалистов.

– А в чем, по-вашему, смысл?

– Это свидетельство бесконечности материи, – отчеканил Носов. – Что и подтвердили исследования физиков.

– А можно ли им верить? – продолжил Владимир Ильич. – Действительно ли существуют все открытые ими элементарные частицы? Не кажется ли вам, что с учеными просто-напросто кто-то играет? Ведь сначала все эти мельчайшие кирпичики мироздания появляются только в теории. Ну, хочется физику, чтобы был какой-нибудь пи-мезон! И Бог награждает его, давая возможность обнаружить конкретную частицу уже экспериментально и заявить всему миру о ее существовании. Именно по воле божьей законы физики не остаются незыблемыми, а постепенно трансформируются, чтобы человечество можно было вести по пути познания истины. И, заметьте, очень многие физики это уже понимают, и большинство их верит в Бога. Так что все философские споры бессмысленны. Материализм нам понадобился для того, чтобы остановить всяческие попытки опасного богоискательства, о чем я недвусмысленно писал в своих философских трудах. Представьте себе, что группа детей играет в прятки, а водящему надо найти спрятавшегося Бога. Что они делают, если уподобить их нашим философам? Находят первого попавшегося и объявляют, что он и есть Господь. Так не лучше ли, пока люди не найдут подлинную дорогу к Богу, вообще заявить, что его нет и перестать искать там, где его нет?!

– Хорошо, – согласился Носов, – в ваших словах что-то есть. Но зачем нужны были репрессии против православной церкви?

– А вы посмотрите, как далеко она отошла от Бога! – воскликнул Ленин. – Ее служители поступили точно так же, как иудейские первосвященники, не признавшие Мессию. И когда мы начали строить общество, основанное на христианских началах, они встали на сторону наших противников – тех, кто, узурпировав власть, держал простой народ в бедности, подвергая его унижениям. И разве не они первыми приветствовали возврат России к той алчности, которая сейчас разъедает души людей?!

– Надеюсь, вы с этим согласны? – обратился к Носову Матвей Павлович.

– Да, мы тоже так думаем, – тихо отозвался Иван Михайлович. – Но сможете ли вы объяснить, почему опыт построения бесклассового справедливого общества оказался неудачным?

– Конечно, – сказал Ленин, – но нам потребуется обратиться к Откровению Иоанна Богослова. – Надеюсь, вы читали его?

– Несколько раз, – ответил Носов, – но не скажу, что все понял.

– Просто у вас не было ключа, как, впрочем, у всех других, в том числе и церковнослужителей, – объяснил Ленин. – Все становится ясным, когда описываемые в Апокалипсисе события накладывать на то, что произошло в России во время и после Октябрьской революции. Если помните, там, например, говорится о жене: она облечена в солнце, под ногами ее луна и на главе ее венец из двенадцати звезд. Вам это ни о чем не говорит?

– Если честно, то нет, – признался Носов.

– А вы подумайте, – предложил Ленин, – а я дам подсказку: сколько республик было в составе Советского Союза до Великой отечественной войны?

– Одиннадцать, – почти машинально произнес Иван Михайлович. – Пятнадцать минус Молдавия и прибалтийские страны.

– Нет, батенька, – возразил Владимир Ильич. – Вы забываете о том, что существовала еще Карело-Финская ССР. Так что получается ровно двенадцать! К тому же, как вы знаете, в герб СССР органично входило солнце. Так что жена – и есть Советский Союз. Но теперь давайте посмотрим, а что же случилось дальше? Жену начал преследовать дракон, олицетворяющий алчность, власть денег, стремление к наживе. Имя его – дьявол. И недаром говорится, что одна из его голов была смертельно ранена, замечу, именно Октябрьской революцией. Второй зверь, который действует с ним заодно, – так называемое общество потребления, обольщающее людей. А теперь отвечу на ваш вопрос: почему не удалось создать рай на земле или, другими словами, построить коммунизм? В Откровении сказано: «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо число это человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть». Как вы знаете, многие пытались разгадать сию тайну, приписывая трем шестеркам мистический смысл. А, между тем, никакой тайны здесь нет. Ведь речь идет именно о числе, или количестве, а не наборе цифр. Попробуйте вычислить две трети от тысячи. Вы получите сплошные шестерки – вот вам и число шестьсот шестьдесят шесть! Таким образом, можно говорить о том, что две трети живущих людей подвержены влиянию дьявола. И так было во все времена. Можно ли рассчитывать на то, что эти люди будут стремиться к созданию справедливого общества, основанного на равенстве и самоотречении от разного рода излишеств?

– Думаю, что нет, – ответил Носов. – Но если вся ваша затея не имела перспективы, стоило ли ее начинать?

– Люди должны были увидеть, что справедливый мир возможен, – твердо сказал Ленин. – И понять, на чьей они стороне? Именно сейчас им надо окончательно определиться. Ведь не случайно я вложил в уста еще одному предсказателю – Нострадамусу такое пророчество: в начале третьего тысячелетия, в период безвременья возникнет ужасная чума, которая поглотит две трети человечества.

– Шестьсот шестьдесят шесть? – спросил Носов.

– Именно так, – подтвердил Ленин.

– Вы думаете, мы вам в этом поможем? – недоверчиво поинтересовался Иван Михайлович.

– Ну что вы, как говорится, богу – богово, а кесарю – кесарево, – улыбнувшись, заметил Владимир Ильич. – Матвей Павлович в начале нашей встречи сказал, что у нас с вами – общие цели. Какие же? Вам, так же, как и мне, ненавистно общество потребления, которое уводит человечество от духовных ценностей в мир ненасытного удовлетворения сиюминутных, ничего не значащих желаний. Так давайте его вместе разрушать! Я знаю, что вы готовите многолюдный митинг. Предлагаю провести его 7 ноября на площади Революции, что будет довольно-таки символично. Кстати, вы знаете, что до Великого Октября она называлась Воскресенской?

– Слышал, – отозвался Носов.

До сих пор молчавший Матвей Павлович, наконец, вступил в разговор, видимо, полагая, что Ленину не стоит размениваться на такие мелочи, как детали будущей акции.

– Для нас очень важно, чтобы очередная встреча Спасителя с народом произошла именно здесь, – сказал он. – Мы многого от вас не просим. Только – дать слово Владимиру Ильичу после того, как ваши ораторы выскажут все, что они запланировали. Вы согласны?

Носов еще раз оценил преимущества, которые движение получит от союза со столь необычным лидером, и ответил:

– Я-то согласен. Но, как вы понимаете, мне надо посоветоваться с товарищами. Я должен их убедить в том, что нам это необходимо.

– Нет, Иван Михайлович, так не пойдет! – с нажимом произнес Матвей Павлович. – О том, что произойдет, должны знать только мы с вами. В конце концов, никто не заподозрит вас в сговоре за спиной у активистов движения. Ведь все, что нужно сделать – определить место проведения акции, а площадь Революции с виду ничем не лучше и не хуже других. Тем более что на Красной площади сейчас каток, и собрать там народ не представляется возможным. Ну а появление Владимира Ильича на трибуне может и для вас стать неожиданным. Вы понимаете меня?