Джон Бэррон - Операция «Соло»: Агент ФБР в Кремле Страница 29

Работая в Москве, Носенко познакомился с материалами, собранными КГБ на Освальда, и наблюдал панику, которую вызвал в комитете арест Освальда. Предоставленные Носенко сведения о пребывании Освальда в Советском Союзе и о реакции Советов на убийство президента Кеннеди совпадали с теми, которые несколькими месяцами ранее привез Моррис. Поэтому ФБР знало, что Носенко говорит правду касательно, возможно, самого важного предмета из тех, о которых знал по роду работы. ФБР не сообщило этих подробностей ЦРУ, поскольку операция «Соло» была скрыта завесой секретности. Оно просто сообщило, что Носенко можно легализовать в США.

Освобожденный из заключения и официально реабилитированный, Носенко женился на красивой женщине, с которой познакомился в одном из ресторанов в Вашингтоне, где та играла на органе. После женитьбы эта женщина стала органистом в методистской церкви небольшого уютного городка на американском юге, а сам Носенко стал председателем церковного совета. Жители городка просили его баллотироваться на пост мэра, но он отказался, поскольку Советы заочно приговорили его к смертной казни. В 1974 году он получил американское гражданство. Перед началом церемонии натурализации председательствующий судья объявил, что, в отличие от существующей традиции, производить фото- и киносъемку церемонии запрещается. По окончании церемонии Носенко, стоя с женой на ступенях здания суда, вынул из-за отворота пальто маленький флажок — национальный флаг США — и приколол его к лацкану.

Вместо допроса с пристрастием, чего так боялся Джек, он услышал восторженные поздравления Пономарева. Тот участвовал в организации его поездки на Кубу и расценивал ее как блестящий ход. Пономарев с воодушевлением заявил, что Джек «оказал важную услугу» компартиям Советского Союза и Соединенных Штатов.

Ответив на несколько вопросов о своих кубинских впечатлениях, Джек, несмотря на предостережение Мостовца, решил сыграть ва-банк.

— При всем уважении к советским товарищам я тем не менее обязан просить вас попытаться использовать ваше влияние как секретаря Центрального Комитета, чтобы отменить решение, принятое в Нью-Йорке, — начал он. — Это решение нанесет ущерб нашей партии, нашей избирательной кампании в предстоящих президентских выборах и всем другим нашим акциям.

— Ситуация очень серьезная, она ставит обе наши партии в трудное положение, — ответил Пономарев. — При нынешних обстоятельствах, я полагаю, мнение нью-йоркских товарищей по этому вопросу является наиболее компетентным.

Джек сказал, что, находясь на Кубе, он много размышлял по поводу статьи Ризеля и пришел к заключению, что это вымысел, сфабрикованный либо самим Ризелем, либо ФБР. Во-первых, если только не было утечки информации через кого-нибудь из нью-йоркских товарищей, ФБР ни при каких обстоятельствах не могло узнать о перевозке денег для компартии, а он уверен, что все люди, работающие в Нью-Йорке, преданы своему делу. За последние пять лет ему неоднократно передавали деньги, и, если бы ФБР об этом знало, его и нью-йоркского товарища давно арестовали бы во время одной из таких передач. Арест с поличным поставил бы американскую компартию и Советский Союз в крайне неловкое положение и в то же время поднял бы престиж ФБР. Почему же тогда их не арестовали? Если бы Конгрессу и министерству финансов когда-либо стало известно, что ФБР, располагая информацией, тем не менее позволяет Советскому Союзу нелегально ввозить огромные денежные суммы в Соединенные Штаты, кое-кому в Бюро пришлось бы жестоко за это поплатиться. Если бы ФБР располагало такой секретной информацией, зачем им предавать ее огласке, тем более через газету, не пользующуюся особой популярностью?

Пономарев не нашел, что ответить, и Джек решил продолжать игру.

— Какая-нибудь другая газета перепечатала эти утверждения? — спросил он.

Пономарев не мог назвать ни одной. Тогда Джек подчеркнул заслуги Холла, Морриса и свои в том, что американская компартия проводит твердую линию на дружбу с Советским Союзом и против китайцев, поставляя массу секретных сведений политического характера и отстаивая общее дело. Пономарев признал, что заслуги эти важны и высоко ценимы.

— Что же, — предупредил его Джек, — если решение нью-йоркских товарищей останется в силе, мы не сможем больше вам помогать.

Пономарев поднялся, чтобы пожать на прощание руку, и сказал:

— Я подумаю, как снять напряженность, возникшую из-за этой неприятной ситуации.

В Соединенных Штатах Гэс Холл, который не любил Ризеля, не склонен был слишком верить его колонке, и Моррис убедил его, что вся эта история — либо гадание на кофейной гуще, либо эффектная, рассчитанная на общественное мнение выдумка ФБР, чтобы увеличить ассигнования на свое содержание. Но пока что ни он, ни Моррис, ни Джек ничего не могли предпринять.

Джек и ФБР постоянно слушали по радио Москву, ожидая сообщений. Но все, что они слышали, — это «сообщений нет». Москва все еще обсуждала судьбу операции. Затем в конце июня прозвучало сообщение, что «300 пар ботинок» (300 000 долларов) будут переданы, как планировалось ранее. Политический вердикт пересмотреть решение профессионалов из КГБ был вынесен, и тем, кто его вынес — Пономареву, Суслову и прочим, — в дальнейшем нелегко было признать, что они совершили ошибку.

8. Сенсация становится рутиной

Допущенная в Вашингтоне оплошность, из-за которой Джек попал в Москве в опасное положение, привела в ярость Берлинсона, Фреймана и Бойла. Не выбирая выражений, они дали выход обуревавшему их гневу в своих посланиях в штаб-квартиру.

В Советском Союзе Моррис и Джек всегда опасались за свою жизнь. К началу 60-х годов советские вожди перестали убивать друг друга, но по-прежнему санкционировали убийства людей меньшего калибра. Как сказал Моррис представителю ФБР:

— Если Советы когда-либо узнают, что мы столько лет водили за нос их руководителей и КГБ, сотни людей будут соперничать за честь лично разделаться с нами.

Все знали, что у Морриса больное сердце, да и здоровье Джека оставляло желать лучшего. Ликвидировать их ничего не стоило: сначала инъекция, которая вызовет потерю дееспособности, затем смертельный укол — и сообщение о том, что товарищ Чайлдс скончался от сердечного приступа. Кто сможет доказать, что это не так?

Ни Моррис, ни Джек не рисковали жизнью ради денег. Оба имели их достаточно, чтобы удалиться на покой в благодатное местечко где-нибудь в Южной Калифорнии, Аризоне или во Флориде и вести там обеспеченное существование. Они просили об одном — чтобы ФБР им верило, оберегало тайну и не предало. Теперь же им казалось, что их предали, и это их пугало.

— Как мы можем просить этих больных стариков продолжать работу? — говорил Бойл Фрейману. — Как мы можем просить их и впредь рисковать жизнью, как можем смотреть им в глаза, если в штаб-квартире не способны хранить секреты? Как я могу послать 58-го на новое задание? Что случится с 69-м во время его следующего контакта в Нью-Йорке?

Фрейман ответил:

— Когда в небе над Северной Кореей, в крошечном самолете, подстрелили твоего пилота, ты не был летчиком, но разве в безвыходной ситуации ты опустил руки? Не ты ли посадил самолет, спас пилота и остался жив, чтобы продолжать сражаться?

В штаб-квартире не пытались преуменьшить серьезность утечки информации. Наоборот, там ввели новые меры безопасности в надежде предотвратить подобные утечки в будущем. Еще больше ограничили круг лиц внутри ФБР, имевших доступ к отчетам по операции «Соло», а также круг лиц, вообще о ней знавших. Установили новую систему подотчетности, которая в случае возможной утечки позволяла определить любого, кто знал о «Соло». До этого случая, если Моррис, выполнив задание, приземлялся в Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, Сиэтле или Бостоне, Бойл отправлялся в местное отделение ФБР и оттуда передавал предварительный отчет. Теперь штаб-квартира издала распоряжение: за исключением чрезвычайных случаев отчеты по операции «Соло» разрешалось передавать только из отделений в Чикаго и Нью-Йорке. Штаб-квартира поручила сообщить Моррису и Джеку об этих и других новых мерах предосторожности.

Успокоившись, если не полностью избавившись от опасений, братья решили продолжать работу. Так же поступили и Советы, когда увидели, что колонка Ризеля не повлияла на развитие событий, и не нашли улик, подтверждавших публикацию.

Весь коммунистический мир был потрясен, когда в октябре 1964 года советская партийная верхушка неожиданно сместила Хрущева. Холл тотчас же отправил Морриса со срочной миссией в Москву, чтобы понять, что же произошло и как этот переворот может повлиять на судьбу американской компартии. Советские лидеры, включая Брежнева, не ожидали Морриса, но все же нашли время, чтобы полно и откровенно его проинформировать. Они вменяли в вину Хрущеву многочисленные безрассудные и вредные поступки. Одним из них было его импульсивное обещание финансировать строительство Асуанской плотины в Египте.