Сергей Магомет - Человек-пистолет, или Ком Страница 3

— Молодец! — пробормотал я удивленно.

— Я хочу быть такой! — горячо прошептала она мне на ухо.

Фюрер еще продолжал принимать поздравительные поцелуи, когда я, оглядевшись, обнаружил, что, воспользовавшись суматохой и неофициальностью обстановки, Сэшеа снова исчез. Я быстро дожевал свой кусок торта и незаметно вышел из комнаты.

Я нашел Сэшеа где обычно: на лестнице черного хода. Когда я вошел, он даже не обернулся; он стоял у окна, засунув руки в карманы, с таким видом, как будто ему живется на свете паршивее всех.

— Что случилось? — спросил я, но он надулся и не отвечал. — Кажется, ты на меня злишься?

Я сел рядом на подоконник и достал сигареты. Мало, конечно, было удовольствия курить, глядя на его надутую физиономию, но я не стал вытаскивать из него причину клещами: наверняка какая-нибудь дрянь на уме. Мы молчали довольно долю.

— Нет! Я не злюсь! — вдруг сказал Сэшеа. — Я просто хочу попросить тебя кое о чем…

— Конечно, — обрадовался я, — какой разговор!

— Очень тебя прошу, — раздельно, с обидной вежливостью выговорил он, — пожалуйста… Не нужно кривляться. Не нужно корчить из себя вечного шута!

— Что-что?!

— Что слышал! А главное — не нужно заодно делать шута из меня! Очень тебя прошу! — повторил он, как будто порциями, отдельными сгустками выталкивал из себя желчь.

— Не понял… — удивился я.

— Вот только не надо, не надо играть передо мной в свои игры!

— В каком смысле — игры?

— В том самом! Ты сам знаешь… Конечно, у тебя это очень ловко получается… Ловко, но мерзко!

— Нет, ты уж мне, пожалуйста, растолкуй! — попросил я.

Сэшеа брезгливо поморщился и промолчал. Только когда я его послал подальше и собрался уходить, он проговорил:

— Я могу объяснить, хотя мне это и противно.

— Не надо, не насилуй себя.

— А может быть, ты с НИМИ заодно? — прошептал он.

— С кем — с НИМИ?

— Ну, это неважно…

— Неважно так неважно… Объясни хотя бы, перед кем это я кривляюсь?

— Перед ним, конечно, в первую очередь. Перед Фюрером. «Товарищ начальник»! «Объективная необходимость»! — передразнил меня Сэшеа. — Мне он ничего не спускает, а с тебя все как с гуся вода!

— Я — виноват?

— Но ты ведешь себя не по-дружески!.. Допускаю, что это без умысла, но ты играешь на руку врагам. Я тебе сказал, что ты опустился, а теперь начал думать, нет ли здесь еще чего-нибудь похуже!

— Мне всегда казалось, что мы друзья, — сказал я. — Не понимаю, что изменилось.

— Я пока тоже не все понимаю, — проворчал Сэшеа. — Но чувствую, что теперь я бы тебе кое в чем не доверился!

— В чем?

— А ты ничего не замечаешь? Я допускаю, что ты кривлялся так — по простоте, приспособленчески, но чтобы ничего не замечать!..

Я решил про себя, что не стоит раздражаться сейчас на друга, который и без того издерган. Я решил набраться терпения.

— Если ты таким образом хочешь жить, — продолжал он, — то живи… Но как ты можешь закрывать глаза на то, что происходит с твоим другом? Я бы так не смог!

— А что с тобой происходит?

— НЕЧТО, — мрачно сказал Сэшеа.

— Придирки Фюрера?

— Ну, это только первый слой, частность… Но есть такое, — загадочно сказал он, — о чем тебе, может быть, лучше и не знать. И если ты действительно в стороне, то лучше тебе даже и не влезать в это…

— Неужели так серьезно? — удивился я.

— Ты еще, старик, многого не знаешь…

— Хорошо, старик, — покладисто сказал я и похлопал его по плечу, успокаивая, — не хочешь говорить — не надо. Поговорим о чем-нибудь другом.

— Да-да, — согласился Сэшеа, — лучше о другом, хотя… — тут же прибавил он со своей идиотской таинственностью, — я думаю, что это… это все-таки касается и тебя.

— Черт тебя возьми! Говори, раз это касается меня! — потребовал я.

— Нет-нет, не могу! — закапризничал он, видя, что я попался на крючок. — Сначала я должен кое-что обдумать, выяснить. Ничего, даже лучше, что потом…

— Ты ведешь себя, как ребенок, — сказал я.

Он покорно вздохнул: ничего, мол, не поделаешь: ребенок так ребенок. Мне захотелось взять его за шиворот и хорошенько потрясти.

Снизу донеслись шаги. На лестничной площадке появился сам Фюрер.

— Так я и думал, — сказал он удовлетворенно. — Вы, — обратился он к Сэшеа, — ступайте в лабораторию и подумайте, что написать в объяснительной по поводу того, где коротаете рабочее время. В туалете или еще где… А вы, — тут он обратился ко мне, — следуйте за мной в машинный зал, мы с вами там разберемся…

Сэшеа поплелся в лабораторию, а я с Фюрером спустился в машинный зал, где уже собрались несколько «доверенных лиц», в число которых был занесен и я, сам не знаю почему.

Фюрер отпер массивную дверь сейфа и извлек из него спаянный из нержавейки бидон со спиртом, и праздник продолжился в более тесном кругу.

— Слушай, как ты водишься с этим ничтожеством? — доверительно наклонился ко мне Фюрер, имея в виду Сэшеа. — Более тупого сотрудника, скажу тебе, у нас никогда не было. Удивляюсь, как он вообще институт окончил. Я думаю, наверное купил диплом, а?

— Он учился лучше меня, — сказал я. — Он хороший парень.

— Ну не знаю, не знаю… — отмахнулся Фюрер.

Оленька принесла хлеба и колбасы из буфета, холодной воды в графине. Ветеран труда Эмилия поставила па стол домашнее варенье из черники. Мужчины и Эмилия пили спирт не разбавляя; Оленька сделала глоточек разбавленного с вареньем. Засим обсудили жизнь страны.

— Вот я помню, раньше была колбаса, — неторопливо изрекал Фюрер, раскачиваясь на стуле. — Не то что вообще колбаса, говорю. Это же была натуральнейшая колбаса, не нынешняя, бумажная, из которой вода течет… И мясо тоже, помню, было. Кто постарше помнит. Не вообще, говорю, мясо…

Через некоторое время обратили внимание, что Сидор, инженер и отец двух детей, успел уснуть в тени одного из механизмов.

— Си-дор! — заорал на него Фюрер.

— Неси меня! Неси меня! — забормотал спросонок Сидор и ошалело уставился на нас.

— Что значит «неси меня»? — ухмыльнулся Фюрер.

— Бессонные ночи, переутомление, — смущенно объяснил Сидор. — Дома только засыпаем, как один уже кричит: «Мама!» — «Кто кричит?» — спрашивает жена. — «Вова». — «Что»? — «Неси меня!» Жена встает успокаивать. Потом снова: «Папа!» — «Кто кричит?» — отзываюсь я. — «Павлик». Подхожу. «Что?» — «Неси меня!» — «Куда»? — «Туда!» Успокаиваю, возвращаюсь в постель. И так полночи. «Неси меня! Неси меня!..»

— Эх, ты, горе-отец, — сказал Фюрер. — Всыпал бы им раз-другой, спали бы крепко, без капризов.

— Я детей бить не могу, — вздохнул Сидор.

— Иногда нужно всыпать, — наставительно сказал Фюрер. — Вот моя старшая недавно начала, понимаешь, голос повышать, так я ей так двинул по физиономии, что она теперь хорошо запомнит, как показывать свой сопливый характер. Погорячился, конечно. Но зато на пользу…

Определенное количество ректификата было «списано», и Фюрер окинул нас критическим взором.

— Ну, хорош, — сказал он, убирая бидон обратно в сейф, — а то ноги не пойдут.

— Хорош, — согласились мы, — а то не пойдут…

Часть компании отправилась в буфет, чтобы взбодриться кофе, а другие расползлись по углам, чтобы расслабиться и подремать. Из радиотранслятора все еще звучал Леонид Ильич.

Оленька и я болтали в закутке между огромным пульсатором и шкафом с воздушными баллонами. Оленька поделилась со мной своей порцион спирта, и теперь я чувствовал себя вполне по-боевому.

— Неужели Фюрер действительно мог ударить дочку по лицу? — спросила Оленька.

— Этот мог, — сказал я и взял ее за руку.

— И даже как будто этим похвалялся! — прошептала она и осторожно придвинулась поближе — так, чтобы я мог обнять ее другой рукой за талию. — Какой грубый, жестокий человек!

— Да, сволочь…

Мы поцеловались, и хотя ее поцелуй показался мне как бы затеоретизированным, меня очень увлекло это ее стремление выглядеть обольстительной. Я помнил, что прошлый раз на даче она была как деревянная.

— А почему вы с женой не заводите детей? — вдруг спросила она.

— Нужно же закончить институт.

— А ты хотел бы?

— Хотел бы.

— Кто-то идет? — дернулась она.

— Никого! — успокоил я. Мы продолжали обниматься.

— Тебе нравится заниматься с детьми? — спросила Оленька.

— Я помогаю Лориной сестренке готовить уроки, — сказал я, припомнив недавний разговор с Сэшеа.

— Она красивая, да?

— Лора?

— Жена, я слышала, у тебя красивая… Сестренка, наверно, тоже красавица?

— Трудно сказать что-то определенное, — пробормотал я. — Жанка еще девчонка.

— Бывают случаи, когда со старшей сестры перекидываются на младшую. Ты это учти, — серьезно посоветовала Оленька.