Тринадцатая ночь. Роман-гипотеза - Сергей Александрович Кредов Страница 30

— Я нашел свидетеля, который утверждает, что там было не меньше пятидесяти террористов. Убито тридцать с небольшим. Куда, по-твоему, делись остальные?

— Убежали?

Коля снисходительно усмехнулся. Оказывается, он написал добрый десяток расследований о событиях в Беслане. Там, по его словам, куда ни кинь — сплошные вопросы без ответов. Как бандиты проехали из Ингушетии в Осетию, миновав посты ГАИ? Сколько их было? Где взяли оружие и боеприпасы? Что стало причиной взрыва мины в спортзале, после которого разгорелся бой в школе? Известно, что главарь террористов, Полковник, приглашал на переговоры в школу четырех человек. Одного из них, президента Ингушетии, руководители штаба «не смогли найти». А ведь террористы, по данным Коли, обещали за каждого из этих четверых отпустить по 150 детей. Где же находился ингушский президент? Чумаков доверительно шепнул Оксане, что он как раз и занимается выяснением этого обстоятельства по заказу некоего сетевого СМИ…

— Постой. Ты хочешь сказать, что эти четверо должны были пойти к бандитам? Ты уверен? Я читала, их там собирались убить.

Коля пожал плечами. Материал у него давно сложился в голове. Террористы требуют ингушского президента. Обещают за него отпустить 150 детей. А того «не могут найти». Чумаков предполагал вволю поиздеваться над этой версией, вспомнить, как однажды президент Букин, когда его просили вмешаться в «дело Боровского», тоже «не смог дозвониться» до генерального прокурора. Власть опять поймана на лжи. Остальное совсем не по его части. Допустим, нашли бы главу Ингушетии, что дальше? Следовало ли ему идти в школу на верный расстрел? И привело ли бы это к освобождению 150 детей? А как быть с требованием террористов «вывести российские войска из Чечни»? На эти вопросы Чумаков отвечать не собирался. В конце концов, он же не специалист. Его задача — разоблачать официальную ложь. Коля вспомнил слышанное в университете:

— «Мы не врачи, мы боль». Кто это сказал? Чехов?

— Герцен. Чехов как раз был врачом.

Оксана размышляла: мы — боль… Они — боль… Все вокруг — боль… А кто же врачи? Он пишет статью за статьей о том, как не надо освобождать заложников, а как надо-то? Наверное, если напишет, как надо, его самого поднимут на смех.

— У тебя, Чума, довольно легкий хлеб, я смотрю.

— За этот легкий хлеб убивают, между прочим, — ответил Коля.

— Опасный — да. А технологически — легкий. Как бы это объяснить? Ну вот, слушай. Допустим, ты начальник милиции. У тебя в районе обокрали несколько квартир. А у тебя просто некому это раскрывать. Нет элементарно людей. Но ты-то нормальный! Ты пашешь, как умеешь. А я разделываю тебя в газете под орех. Тебя, положим, выгоняют, мне говорят: молодец. Хорошо, а далыпе-то что? Чем я, положим, лучше этого мента…

— И давно ты жалеешь ментов, которые не раскрывают квартирные кражи? С какой стати мы должны думать за них?

— Да не жалею я вовсе… — Оксана чувствовала, что привела пример не совсем убедительный, понятный только ей и вряд ли кому-то еще. Для нее самой эти мысли были в новинку вплоть до сегодняшнего утра.

Она вспомнила свой недавний разговор с Ильичом. Она и его спросила про Беслан. Мол, что он-то думает об этом расследовании, загадках и прочем? Ильич удивился, сказал, что понятия не имеет, что там происходит, только предположил:

— Вообще-то, потерпевшие всегда считают, что в деле остались тайны. Люди пережили страшную трагедию, для них участие в расследовании — это как бы дань погибшим. Суд закончится — о них забудут, они окончательно похоронят своих близких. Так им кажется. Они и подбрасывают постоянно новые версии, вспоминают — совершенно искренне. Все обстоятельства дела расследовать невозможно, надо где-то ставить точку.

Ильич вспомнил, что однажды, больше десяти лет назад, тоже участвовал в освобождении заложника, «если так можно выразиться». Найденов тогда был курсантом Омской школы милиции. Из местной колонии бежал зэк. Его обнаружили на квартире у сожительницы. Окружили дом, предложили сдаться. И тогда зэк влез с трехлетней девочкой на подоконник на пятом этаже, требуя автобус, деньги и возможность уехать. Часа три его уламывали. Автобус подогнали, портфель с деньгами показывали. В результате он все-таки вывалился на тротуар и убился вместе с девочкой. После этого местная пресса ела правоохранителей поедом. Но, главное, сам Найденов, участвовавший в переговорах с зэком, не мог забыть этот случай. Где они допустили ошибку?

— Все вокруг знают, что надо делать, и только ты не знаешь. Потому что решение принимаешь ты, а не они.

Наверное, так военный хирург в полевых условиях без рентгеновского снимка вынужден решать, ампутировать или сохранить раненому ногу. Из ста решений десять будут ошибочными. Это приемлемый процент для многих профессий, но не для хирурга. И не для того, кто борется с терроризмом. А если все отбросить, то остается главный вопрос: идти или не идти на сделку с террористами, чтобы освободить заложников? Он не имеет решения. Говорят: на поводу у террористов идти нельзя ни при каких обстоятельствах. Это верно, верно! До чего же это верно! В целых 99,9…процента случаев. Кроме одного единственного случая: когда в заложниках находится твои ребенок.

— Чума, а ты считаешь себя честным журналистом? — спросила Оксана.

— А ты?

Этого вопроса следовало ожидать.

— Я? Наверное, нет. Точно нет. Бывает, разговариваешь с человеком, а у тебя одно желание — вцепиться ему в морду.

Притула вспомнила рассказ одного своего коллеги о том, как несколько высших государственных чиновников для показухи прилетели в Беслан вскоре после теракта, провели траурный митинг где-то на отшибе, снялись на камеру и тихо улетели обратно, а местные жители об их посещении узнали только из теленовостей.

Самолет начал снижаться. Оксане захотелось прийти к какому-то компромиссу в ее споре с Чумаковым. В конце концов, что это она так развыступалась в защиту чиновников? Не сахарные. Пусть их лучше трогают так, чем вообще никак.

— То, что ты делаешь, Чума, нужно. Наверное… Просто я совершенно точно никогда не стала бы этим заниматься.

— Почему?

— Надо уметь забывать. Мне так кажется.

Оксана вдруг почувствовала легкий приступ тошноты. Это определенно было следствием их с Найденовым утреннего пиршества у Халиля. Ладно, дотянет до земли. И все-таки, до чего же ей не хочется идти на этот митинг!

Когда они выходили из салона, оператор Усманов посмотрел на них чужим, недоброжелательным взглядом. Он не походил на человека, который спал в пути. Оксана опять подумала: ей бы не хотелось, чтобы он слышал их с Чумаковым разговор.

Глава одиннадцатая,