Елена Топильская - Дверь в зеркало Страница 31

– Слава Богу, пришел в себя! Ты больше так не делай, ладно?

– Как? – хриплым голосом спросил Антон. Голос Марины долетал до него, как через слой ваты; уши, что ли, у него заложены?

– Сознание не теряй. Еле откачали... Я у тебя до утра дежурю. И еще...

– Что еще?

– К тебе никого не велено пускать. Профессор запретил.

– В каком смысле никого? – голос у Антона почему-то сел, он попытался откашляться, но не смог. Организм его совершенно не слушался.

– Никого – значит никого, – сурово ответила Марина.

– А мать?

– И ее не пустят.

– И ее?! А Татьяну?

– Я же говорю – никого.

– А в чем дело, Марина? Я что, под арестом?

– Да ну тебя, – улыбнулась Марина. – Если бы ты был под арестом, здесь бы вместо меня милиционер сидел, ясно?

– А зачем тогда тюремный режим? «Никого не пускать»...

– Дурачок, – Марина ласково поправила ему волосы. – Профессор думает, что тебя пытались отравить.

– Что-о?! – Антон попытался приподняться, но Марина положила ему руку на плечо, прижав к подушке.

– Не вставай, иглу собьешь. Я так долго старалась в вену попасть...

– А я что, под капельницей опять? – удивился Антон.

– Ну да. У тебя в крови слишком много лейкоцитов. Резкий скачок. Такое впечатление, что вызвали скачок медикаментозно.

– Ну и что? Может, тут мне не то лекарство дали.

– Нет, – покачала головой Марина, – это исключено.

– Ну, а может, случайно что-нибудь в пище попалось...

– Знаешь, – серьезно сказала Марина, – я в такие случайности не верю. На тебя ведь уже покушались? Травма головы у тебя есть?

– Ну и что? Какая связь между травмой головы и лейкоцитами в крови? – Антону никак не хотелось верить в то, что над ним нависла какая-то угроза.

– Ну что ты кипятишься, – ответила Марина примирительно, – я тут человек маленький, мне что сказали, я то и делаю. Мне сказали – посещения запрещены и никаких передач. А то, что тебя могли отравить, я просто случайно услышала, краем уха. Зря я тебе сказала...

Отвечать Антону не хотелось. Марина проверила, как работает капельница, поправила иглу в вене, положила Антону на предплечье свою прохладную руку, и он сам не заметил, как задремал.

Проснулся он от громогласного приветствия профессора, пришедшего с утренним обходом. Профессор посмотрел пустые ампулы, лежащие на тумбочке, спросил что-то непонятное у Марины, стоящей перед ним навытяжку, сел на край кровати к Антону и внимательно заглянул ему в глаза.

– Ну что? Есть положительная динамика? – спросил он Антона, считая ему пульс.

– Есть, – вяло ответил Антон.

– Ну вот и отлично... Отлично... – рассеянно сказал профессор. Потом снова посмотрел в глаза Антону.

– Ты ведь еще и ртути хватанул не так давно, а?

– Да, – еле слышно подтвердил Антон.

– Так вот скажи спасибо этой ртути, которая из твоего организма еще окончательно не ушла. Если бы не она, был бы ты уже покойником.

– Как это? – не поверил Антон.

– А вот так. Ты ведь следователь у нас? Значит, знаешь, что одни средства могут нейтрализовать действие других. А?

Поднявшись, он еще постоял возле койки Антона, покачиваясь на каблуках, потом сказал в пространство:

– Да-а... Повезло... – и вышел, а свита в белых и зеленых халатах потянулась за ним.

Минут через десять после обхода Марина попрощалась с ним и ушла, ее дежурство кончилось.

Ее сменила пожилая медсестра со скорбно поджатыми губами. Ни говоря Антону ни слова, она сделала все необходимые медицинские манипуляции и уселась рядом с кроватью вязать. Антон было задремал, но через некоторое время она растормошила его и впихнула в рот таблетку, после чего вернулась к своему вязанью.

В принципе, Антона даже устраивало, что его сегодняшний цербер такой неразговорчивый. Что ему с ней обсуждать? Мысли лениво текли в его голове, он как будто плавал в облаках, вспоминая то свой первый выезд на место происшествия, то маму с ее оладьями к завтраку, то безумного Спартака Ивановича, то прежнее свое место работы – суматошную редакцию, то какие-то детские впечатления накатывали на него, сменяя друг друга.

Так же лениво он подумал, что в редакции был один репортер, который регулярно выискивал какую-то интере сную фактуру не в Интернете, как это делали все поголовно, а в подшивках старых газет, для чего ходил в Публичку, в журнальный фонд, и имел доступ к совершенным раритетам. Надо бы с ним связаться, может, он не сочтет за труд, сходит лишний раз в Публичку, полистает старые газеты и накопает там еще какой-нибудь информации про все эти зеркальные дела. Заодно и себе фактуры прикопит. А что, пусть напишет про эту историю, леденящую душу, как он умеет, сделает такую детективную конфетку с историческим флером, а?

Но дотянуться до телефона и позвонить не было сил. Была бы Марина, можно было бы попросить ее, а эту грымзу с поджатыми губами он не решался беспокоить.

От редакции с ее криминальной хроникой мысли Антона плавно перетекли к старушкам Покровским. Неужели они ему принесли что-то недоброкачественное? Правда, Марина сказала, что дело было не в качестве продуктов, а в каком-то якобы онкологическом средстве, которое ему якобы подсунули, но ему слабо в это верилось. Он вспомнил золотистый куриный бульончик, весьма аппетитный на вид, и ароматные паровые котлетки... Вообще-то Антон, избалованный домашней кухней, с большим трудом заставлял себя есть где-нибудь в гостях, а уж тем более у чужих людей, но та еда, которую принесли сестры Покровские, у него негативных эмоций не вызвала.

Вообще прикольные тетки, вяло подумал он. До сих пор еще за собой следят, букольки укладывают, даже дома, одни, одеваются в костюмчики, блузочки белые... Правда, у них был день рождения, но все равно. Антон припомнил стол, накрытый скатертью с вышивкой, кажется, такая отделка называется «ришелье». Вот интересно: вроде бы тетки не скаредные, как раз наоборот, ему в больницу целый рюкзак еды приперли, ночью оперов с экспертами кофе поили, бутерброды им наворачивали, и в то же время быстренько спрятали свою наливочку, не предложили даже нюхнуть, когда Таня с Антоном пришли к ним в первый раз. Перед глазами Антона снова встала белоснежная скатерть на круглом столе и графин с наливочкой, молниеносно убранный в буфет одной из сестер, в то время как вторая смела со стола стопочки. Причем обеими руками, и в одной руке у нее звякнуло. Неужели на столе было три стопочки?

Вот старые конспираторши, усмехнулся про себя Антон. Наверное, прятали полюбовника. Он представил престарелого Ромео, с которым сестры крутят амуры на склоне лет, и который при звонке в дверь прячется в стенной шкаф. Да ну, зачем ему прятаться? Мужа у дамочек все равно нету, кого бояться? Или они еще опасаются быть скомпрометированными?

Ну, ладно. В конце концов, это не его дело. Пусть живут как хотят, если это не мешает человечеству.

Он стал думать о Татьяне, но все время возвращался мыслями к сестрам Покровским. Как будто что-то не додумал на их счет.

Значит, с соседом своим, Герардом Васильевичем, они общались мало. Понятно, что сотрудник милиции, который делал осмотр трупа Полякова Герарда Васильевича, в понятые позвал тех, кто поближе – жильцов из квартиры напротив. Тетушки бдительно себя вели во время осмотра и заметили даже, сколько денег вписано в протокол. А интересно, отчего, по милицейской версии, помер Герард Васильевич? Надо бы узнать. Смерть его наверняка расценена была как естественная, раз дела не возбуждали, и материал осел в отделе милиции.

Значит, мы имеем Герарда Васильевича Полякова, умершего в своей квартире на следующий день после смерти Годлевича Семена Юрьевича, коего он являлся точной копией. Это подтвердили старушки Покровские.

И еще одного человека мы имеем, похожего на Годлевича, словно брат-близнец, которого убили практически в присутствии Антона позавчера. Что ж, Ангелина Модестовна тройню родила, что ли? Эти отпрыски Годлевича плодятся как братья Кроликовы.

Что-то здесь не так, чувствовал Антон, но голова еще очень плохо соображала, его все время клонило в сон. Сквозь ватную дрему он пытался определить причину своего дискомфорта:

то ли кто-то лишний был в конструкции, то ли кого-то не хватало.

Вечером снова пришел профессор, но уже один, без свиты. Присел на край кровати к Антону, как обычно, проверил пульс, задал несколько дежурных вопросов, помолчал, а потом услал дежурную сестру – отправил ее ординаторскую за какой-то ерундой. Антону даже показалось, что профессор заявился к нему без всякой медицинской надобности, просто пообщаться. Ну, а раз так, то надо воспользоваться этим счастливым случаем.

– Скажите, пожалуйста, – Антон скосил глаза на бейджик, прикрепленный к профессорскому халату и сообщавший, что его владелец – заведующий отделением, профессор Горский Григорий Маркович, – Григорий Маркович, а можно при вскрытии узнать, что человек умер от отравления парами ртути?