Семь дней на любовь, предательство и революцию - Игорь Озеров Страница 4

— Зачем деньги, если вокруг тебя сплошное убожество? — молодая женщина опять легла на спину и драматично раскинула руки.

— Миллионы людей мечтают жить как ты, мой ангел, — стараясь погасить конфликт, спокойно рассудил Ираклий. — А съездить в командировку в Италию мечтает вся страна.

Брак с красивой молодой Анной был уже третьей его попыткой изведать семейного счастья после двух неудач. Так что такой разговор был для него привычным. Он понял, что, похоже, и третья жена счастья ему не принесёт, и загрустил.

— Люди за дерьмовой колбасой по два часа в очереди стоят, а ты получаешь деликатесы в наборах с доставкой на дом. Не так уж всё и плохо, — сдержанно напомнил Ираклий. — Что тебя не устраивает? Посмотри в окно. Там, между прочим, Милан, а не твоя Шепетовка.

— Дело не в колбасе. Мне хочется свободы. Надоела серость, надоели эти гнусные рожи на улицах. Ты посмотри, насколько лучше нас живут те же итальянцы! Солнце каждый день. Цветы на улице. Улыбки. Люди вежливые.

— У нас тоже многое меняется. Хочешь, переедем жить из Москвы в Ялту? — вдруг предложил мужчина, хотя сам уже думал, как устроить бракоразводный процесс с наименьшими потерями.

— Ялта, Москва — какая разница… И дело даже не в Советском Союзе и социализме. Россия всегда была и будет нищей деревней.

Анна вдруг почувствовала изменение в настроении мужа и, испугавшись, что переборщила с упрёками, опять повернулась на бок и, поглаживая его плечо, добавила:

— Жизнь коротка, чтобы потратить её сидя у окошка, ожидая перемен. Давай уедем в Америку. Прямо отсюда.

Ираклий слишком многое видел в жизни, чтобы разговаривать на эти темы. Они были женаты только полгода, и Анна, работая в издательстве, вполне могла заключить маленький контрактик с одной могущественной организацией и теперь специально провоцировать его на ненужные откровения. Он убрал с плеча её руку, встал с постели и будто бы между прочим спросил:

— Я тебя на приёме вчера почти не видел. Ты где была?

— Тебе-то какая разница, — грубо ответила супруга, — где была, с кем была? Пил бы меньше — всё бы знал.

— Да так… просто спросил, — какая-то часть его грузинской крови попыталась закипеть от такого ответа. Он даже подумал, что неплохо было бы взять подушку и хотя бы чуть-чуть придушить ею эту красивую суку… Но Ираклий быстро сообразил, что скандалы здесь, в Италии, ему не нужны. — Я, кстати, вчера на этом приёме познакомился с одним известным продюсером. Сейчас за мной заедет его машина, и я поеду к нему на встречу. Хорошо, что успел договориться до того, как убили того итальянского политика. Потом началась такая суматоха… Это сильный удар по советско-итальянским отношениям. Нас могут больше сюда и не пригласить, — он взял брюки с кресла и, с трудом удерживая равновесие, пытался попасть ногой в штанину. — Поэтому от встречи с этим денежным мешком много что зависит. Жаль, я никакими языками не владею. Придется брать переводчика

*****

Дмитрий никогда не ездил на таких красивых машинах. Золотистый «Линкольн Континенталь» своими размерами и дорогой отделкой был похож на элегантную яхту. Ираклий, следуя традиции советских партийных работников, панибратски устроился на переднем сиденье рядом с водителем. Дима, оказавшись один на огромном заднем диване, чувствовал себя неуютно среди ослепительной роскоши.

Большую часть пути проехали молча. Только когда справа от дороги заблестело вытянувшееся между горных хребтов озеро, писатель не удержался:

— Как же вам повезло. Каждый день можете любоваться такой красотой, — сказал он водителю — смуглому арабу с глубокими морщинами на высохшей коже.

— Да я привык. Когда приехал сюда из Алжира, то да, было здорово. В деревне на озере жильё дешевле стоило, чем в Милане, поэтому мы с семьёй здесь и поселились. И коз можно было завести. После наших бескрайних песков, палящего солнца и домиков из глины и соломы казалось, что в рай попал. А главное, сразу работу нашёл. Теперь освоился и не замечаю. О другом больше приходится думать.

— О чём же, если не секрет?

— Бензин каждый день дорожает, уголь для дома, мука… Зарплаты хватает только на еду и одежду. У меня пятеро детей. Учиться хотят. А где деньги найдёшь?.. Власть думает только о своих, о богатых. На нас ей наплевать.

Дальше ехали молча. Остановились у железных ворот с завитушками в виде виноградных листьев. За забором и кипарисами был виден дом из серых камней с башенками по углам, напоминающий старинный замок.

Через пятнадцать минут Ираклий вместе с продюсером, с которым он познакомился на приёме, сидел на тенистой террасе и пил красное вино. Генри Киссен — хозяин дома, — встречая их у ворот, уверил, что отлично знает русский язык, и поэтому переводчика можно отпустить погулять по улицам их очаровательного городка.

Может быть, Ираклий был не самым лучшим писателем, но в людях он разбирался великолепно. Поэтому весёлый толстячок в светлом помятом пиджаке, который с первой минуты их встречи на приёме в Доме дружбы сыпал комплиментами, не мог его провести. И ещё эти маленькие колючие как у крысы чёрные бусинки глаз, от которых ничего не спрячешь. Такие чаще бывают у карточных шулеров, а не у добродушных любителей советской литературы. У карточных шулеров и у людей, которые занимаются теневой политикой, где нет никаких правил, а мораль — понятие весьма условное.

— Вчера трагическое событие не позволило нам закончить разговор, — удрученно наморщив лоб, напомнил хозяин дома. — Так что не будем его откладывать. Чтобы нам больше ничего не помешало.

— Даже не могу представить, чем я смог заинтересовать такого человека, как вы.

— Дело в том, что недавно я совершенно случайно посмотрел фильм «Доктор Живаго», и для меня это было не просто открытие. Это изменило мою жизнь. У меня появилась мечта, — пояснил Генри Киссен.

— Вы хотите написать такой же роман, как когда-то написал Пастернак? — попытался пошутить Ираклий.

— Конечно нет, — из вежливости рассмеялся толстяк. — Я хочу, чтобы его написали вы.

Ираклий допил вино, поставил бокал на столик и внимательно посмотрел на хозяина.

— Это не мой уровень, — честно признался он. — Думаю, вы это прекрасно знаете.

Продюсер опять рассмеялся. Он довольно легко для своей комплекции выбрался из глубокого плетёного кресла и быстрыми короткими шагами подошёл к стене, на которой висело несколько картин.

— Вот рисунок Пикассо. Стоит несколько миллионов, — он ткнул толстым коротким пальцем в картину, на которой карандашом была нарисована какая-то птица, похожая на голубя. — Думаете, она так много стоит потому, что это какая-то гениальная работа? Нет, конечно. Это просто мазня. Это