Томас Гиффорд - Сокровища Рейха Страница 41

– Но зачем вы вообще приехали в Глазго?

– Я приехал потому, что происходит нечто весьма необычное, потому что меня разбирает любопытство, потому что я испытываю странную потребность сделать так, чтобы вы остались живы. Потому что мне не следовало отпускать вас в Буэнос-Айрес. И потому что я решил отдохнуть от своей жены… Послушайте, Купер, вы помните те коробки… те пустые коробки? Так вот, я отвез их содержимое в Вашингтон, в государственный шифровальный центр. Но прежде чем передать их на расшифровку, я заглянул в одну из отраслевых библиотек, где мне за несколько долларов сделали ксерокопии с каждой страницы. Только имея собственный экземпляр, я мог спокойно передать бумаги для прохождения во всех бюрократических инстанциях, не беспокоясь за их сохранность.

В Вашингтоне мне, что называется, классически морочили голову. Меня допросили ФБР и ЦРУ в связи с прошлым вашего деда. Я встречался с людьми, представленными мне как сотрудники Пентагона. Вот, собственно, и все. Дешифровщики так ни в чем и не разобрались. Сказали, на это требуется много времени, поскольку шифр «наисложнейший». Так они и заявили, Купер, «наисложнейший». Словом, какое-то умопомешательство. – Питерсон сделал большой глоток виски, положил ноги на свою полку и вытянулся, пристроив подушку за спиной. Поезд мягко покачивало на стыках.

– Три дня они охмуряли меня, выспрашивали, что произошло в Куперс-Фолсе, прятали от репортеров… Городок приковал к себе огромное внимание: первые полосы газет, передачи новостей по радио и телевидению – все только об этих событиях. Так или иначе, когда меня выдоили целиком, я снова зашел к дешифровщикам, но они по-прежнему что-то мямлили, увиливали, качали головами.

Я понял, что ни черта от них не добьюсь, и полетел в Нью-Йорк, к одному своему старому другу – Эрнесту Гарнецу. Он преподает в Колумбийском университете, профессор физики, а кроме того – как мы обычно называли его, когда я работал по спецзаданиям, – «кудесник». Такому расколоть любой шифр – все равно что разбить стекло в окне. Я вывалил перед ним всю эту нашу дребедень, он просмотрел материал и начал покрывать блокнот разными черточками, палочками, закорючками.

Ему потребовалось каких-нибудь три часа, чтобы расщелкать все от корки до корки. «Хреновину порют тебе там, в Вашингтоне, вот что, – сказал он мне. – Просто не хотят, чтобы ты знал, о чем тут говорится, поэтому и водят тебя за нос». И начал рассказывать, что в этих бумагах.

Я отхлебнул виски:

– И что же?..

– Нечто странное, Купер.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Планы. Нацистские планы оккупации, захвата стран, главных городов и крупных корпораций во всем мире… если они выиграют войну. – Он замолчал, пожевал конец сигары. – А также если проиграют ее. То есть в любом случае – будь то победа или поражение. Все спланировано детально, планы точные, конкретные, касающиеся «Ар-Си-Эй», «Дженерал моторс», компаний коммунальных услуг, то есть газа, электричества и прочего, государственных учреждений, таких городов, как Чикаго, Нью-Йорк, Майами, Детройт, Лос-Анджелес… Они поделили Соединенные Штаты на шесть районов, и каждый район абсолютно четко обозначен и точно отграничен.

– Победа или поражение, – повторил я. – Как это понимать: победа или поражение?

– Если война в Европе закончится поражением, это будет всего лишь временным отступлением, на одно-два поколения. Учтя и такую возможность, они составили второй план, который предусматривает постепенное покорение других наций, городов, учреждений и корпораций изнутри. Они уже внедрили своих людей повсюду. Это огромная, поистине чудовищная сеть оборотней, в сравнении с которыми Квислинг в Норвегии – просто мелкий жулик. Гарнец сказал, читая между строк, что Квислинг – своего рода пробный запуск, эксперимент на довольно… э-э… примитивном уровне.

И это относится не только к Соединенным Штатам, Купер. Африка, Южная Америка, Россия, Мексика, Канада, Англия… Дьявольщина! Они все расписали, ничего не упустили. Об этом изложено в общих чертах на нескольких страницах. План захвата Соединенных Штатов разработан до мельчайших подробностей: предположительные сроки, последовательность действий… У них составлен целый график, и они не торопятся.

Судя по этим документам, в тысяча девятьсот семьдесят шестом году президентом Соединенных Штатов станет фашист… причем никто не заподозрит его в этом. Всем попросту будет наплевать на все. К середине восьмидесятых годов Европа целиком станет профашистской – похоже, они считали Америку наиболее легким объектом, – а к двухтысячному году фашисты будут безраздельно править всем миром.

Мы с Гарнецом толковали всю ночь. К тому времени они не будут называться нацистами, но так или иначе это будет победа фашистской идеологии, триумф их воли. Последний раздел зашифрованной писанины – черная книжица небольшого объема – касается эры после наступления второго тысячелетия, «воскрешения» Гитлера как Нового Христа… единого отца всего сущего.

В купе воцарилась тишина. За окном во мраке мелькали сельские пейзажи. Поезд плавно покачивало из стороны в сторону. У Питерсона на лбу ниже парика выступил пот. Лицо его удивительно расслабилось. Он невидящим взглядом смотрел в ночь.

– Все это похоже на детскую игру, – произнес я наконец.

– Верно, – согласился Питерсон. – Но вы бы видели эти документы, эти сургучные печати с орлом и свастикой, этот тронутый временем пергамент, его заплесневелые края, подписи, чернила, которыми писал Гитлер. Глядишь на эти бумаги, и от них веет духом того времени, поверьте мне, Купер, и внутри точно все обрывается… Нет, это не детская игра, и те, кто писал их, не кукольные персонажи в смешных мундирах. – Он посмотрел на меня, и его голос опять стал обычным. – Это перспективный план, и план далеко не шуточный. Составлявшие его люди – фигуры исторические, а они в игрушки не играли. У них и исполнители намечены, причем это – единственная часть текста, которая, по словам Гарнеца, не поддается расшифровке, поскольку их имена закодированы. Узнать о них можно, только имея ключ к коду. Например: Ударник, Спринтер, Снегирь, Гриф, Зигфрид, Жаворонок, Пантера, Акула, Барбаросса, Сфинкс. Сотни таких вот закодированных имен, разве все упомнишь…

Гарнец считает, что этот план остается неизменным: человек, который скрывается под определенной кличкой, может умереть, сама же кличка сохранится. Просто она будет переходить к другим людям.

– Кто же был таким человеком в Америке? Могли бы вы сказать, существовал ли ключевой человек во главе организации во время войны?.. – Питерсон был прав: внутри у меня и впрямь все обрывалось, скользило вниз, как при обвале в гравийном карьере.

– В Америке этим человеком был Зигфрид…

– Впавший в сон в ожидании, когда его вновь призовут…

– Это ваш дед, Купер. Не иначе, им был Остин Купер.

Долгое время в купе стояла тишина. Капли дождя сбегали по стеклу, вспыхивали и проносились мимо дорожные огни.

– В Вашингтоне, должно быть, так и решили.

– Скорее всего, – ответил Питерсон. – Однако весь вопрос в том, является ли этот план частью истории, ушедшей в прошлое, или он все еще действует? Не знаю. Однако несколько человек погибли только потому, что кто-то очень всерьез отнесся к содержимому старых коробок. Этого нельзя игнорировать, не так ли? Мы с вами одни, Купер, – продолжал он тихо. – Вы заварили всю эту кашу или ваш брат, это неважно, но, боюсь, теперь пути назад у нас нет, сворачивать в сторону поздно. Мы – одни. Я тоже увяз в этом деле по самое горло. И… – он вздохнул, – и мы впутываем в него каждого, к кому прикоснемся. Алистер Кемпбелл соприкасался с этим всего несколько часов – и вот его не стало. Одного не могу взять в толк, почему вы все еще живы? Наверняка они давно могли укокошить вас без всякого труда, если бы действительно хотели.

– Мне это тоже приходило в голову.

Он закурил новую сигару, включил вентилятор.

– А сейчас расскажите, что вам удалось выяснить. Давайте все по порядку.

Так я и сделал. От Роки Питерсон узнал о том, что я вылетел в Глазго, а посему я начал повествование с момента своего прибытия в Буэнос-Айрес. Я выложил все: о Роке, Сент-Джоне, Котмане, Марии Долдорф, профессоре Долдорфе и его дневнике, газетной вырезке, моей сестре Ли, Бренделе, поджоге квартиры Марии Долдорф, об исчезновении Сент-Джона и Котмана по пути в Патагонию, их лжи и полулжи, о вездесущей тени Перона, закодированных именах – Барбаросса и Зигфрид.

– Ваша сестра, Купер? Ваша погибшая сестра? – Он выражал свое недоверие в свойственной ему театральной манере. – Ваша сестра, вы говорите?

– Да, именно она связывает Сирила со всей этой историей. С нее все и началось. Если бы он случайно не увидел эту фотографию в газете, он сейчас был бы жив. Я убежден, что вначале Сирил просто хотел выяснить, не является ли та женщина – нынешняя фрау Брендель – нашей сестрой. Каким-то образом это привело его в Куперс-Фолс, в родной дом, где его и убили. – Я сам горел непреодолимым желанием найти Ли. «Что важнее, – думал я, – то, о чем узнал Питерсон, или то, на что случайно наткнулся я? Забытая богом нацистская дребедень или Ли? Впрочем, они неразделимы, одно ведет к другому. И сколько уже погибло людей в попытке узнать истину».