2054: Код Путина - Александр Глебович Рар Страница 62

Телефонный звонок подействовал на Ветрова как электрический разряд. Ревэ получил намек от «знающего человека», что произведение Нострадамуса как часть знаменитой Либерии – царской библиотеки XVI века – должна быть выставлена для обозрения в Институте научной информации по общественным наукам в Москве.

Это был на тот момент самый холодный день 2015 года, когда Ревэ и Ветров добрались до Нахимовского проспекта. Почему они не отправились в поездку гораздо раньше, они потом не могли понять. А теперь так спешили, что не заметили преследователей. По прибытии их ждал шок всей жизни: накануне вечером в институте произошел пожар, здание ярко полыхало, и пожарные не могли справиться с огнем даже на следующий день.

На обочине дороги среди любопытных они заметили Орешека из Географического общества. Он вел себя странно, казался отчаявшимся и вообще не заметил двух иностранцев, лишь в голос сыпал проклятьями:

– Пять миллионов книг сгорели. Россия только что потеряла свою коллекцию средневековой литературы. Ни одна война в мировой истории не наносила такого колоссального ущерба.

Ревэ и Ветров молча отправились в обратный путь. Неужели вот здесь и сейчас пришел жалкий конец их длившимся десятилетиями поискам возможных следов путешествия во времени самолета?

– А что, если это был специальный поджог, чтобы что-то скрыть от нас? – без обиняков спросил Ревэ.

Еще не все было потеряно. Ревэ, которому было под восемьдесят, возлагал надежды на исследования Великого Магистра ордена Грааля. Не раздумывая, Ветров набрал его номер на своем мобильнике и выкрикнул:

– Неужели у Нострадамуса ничего нет про войну на Украине?

Он услышал ответ, которого не ожидал:

– Как известно, Нострадамус описал только великие изменения в мире. Украинский конфликт, в свою очередь, маргинален, он не войдет в анналы мировой истории.

Спустя несколько недель Ветров, следуя навигации на дисплее своего айфона, свернул в переулок с Тверского бульвара за Пушкинской площадью. Он стоял перед домом с введенным адресом. Величественное здание тридцатых годов, где раньше обитали коммунистические авангардисты, было чрезвычайно привлекательным. Всякий раз, когда Ветров проходил мимо монументальных зданий в Москве, он давал волю своему воображению. Как бы он хотел залезть в машину времени и провести хотя бы день в прошлом. Чтобы увидеть, как люди жили тогда, о чем думали, каким видели мир. Например, как живущие здесь художники и интеллигенция оценивали сталинский террор.

Он посмотрел на отделанную каменную стену дома. Еще был ранний вечер, но в большинстве квартир горел свет. Он нажал кнопку звонка, и тяжелая металлическая дверь автоматически открылась. Лифт не работал, ему пришлось подниматься по лестнице на третий этаж. Дверь в просторную квартиру была открыта. На лестничной клетке раздавались детские крики, из кухни доносился аппетитный запах.

Олег Русаков тепло обнял своего немецкого гостя. Стол был накрыт, блины и икра были готовы к употреблению, центр стола венчала бутылка хорошо охлажденной водки.

Раньше квартира принадлежала умершим родителям Русакова; отец его был высокопоставленным генералом советской службы внешней разведки, о которой Сталин был высокого мнения. Советский лидер отправил его после войны, когда возник новый мировой порядок, в Сирию. Его заданием было использовать местные христианские общины для геополитического сотрудничества с Русской православной церковью.

После грандиозной победы над Великой Германией Сталин стал меньше интересоваться идеологией мировой коммунистической революции. Теперь он завоевал половину Европы и половину Азии, мечтая построить восточную империю, в которой были бы объединены славяне и православные. Москва, Константинополь, но и татарская столица Казань должны были сформировать мощный евразийский треугольник.

Русаков при каждом случае рассказывал о своем отце. Он принадлежал к авангарду, который хотел построить более справедливый и прогрессивный мир. Он происходил из самых простых слоев, но новые социальные лифты катапультировали его на самый верх. Из отсталой аграрной страны Сталин за короткое время создал индустриальную империю. Конечно, это потребовало от несчастных людей бесчеловечных жертв. «Лес рубят, щепки летят», – успокаивал свою совесть старый генерал.

Ветров подозревал, что сам Русаков работал в спецслужбах, но не решался спросить его об этом. Русаков пользовался родительским домом. Мебель до сих пор напоминала дух давно минувших дней. Дети взбирались по книжным полкам наверх, сбивая при этом на пол ценные книги. Библиотека простиралась через весь коридор до самой спальни.

С загадочной улыбкой на губах Русаков откуда-то вытащил очень старую книгу и передал ее своему немецкому другу. Тот не мог поверить своим глазам: он держал в руках полностью пожелтевшую, изношенную, но разборчивую копию утраченного произведения Нострадамуса «О великой Татарии» 1604 года.

При ближайшем рассмотрении Ветров понял, что в библиотеке Русакова хранились невероятные сокровища.

– К сожалению, за библиотекой Ивана Грозного мне не угнаться, – кокетливо заметил русский бородач, разведя руками. То, что знаменитая коллекция недавно сгорела в Москве, распространилось как лесной пожар.

Буйные дети Русакова заставили отца играть с ними в прятки. В мгновение ока мальчишки словно сквозь землю провалились. Ветров проскользнул на кухню и, пока Русаков с завязанными глазами искал детей, воспользовался моментом, чтобы заглянуть в таинственную книгу. Почему ее теперь нельзя было найти ни в одной библиотеке мира? Текст был, как назло, написан не в прозе.

В самом начале он наткнулся на знаменитый катрен 5/54, который исследователь Нострадамуса Хорн считал крайне важным. Якобы после проигранного Сталинградского сражения Гитлер узнал из этого четверостишия о своем предстоящем поражении. Для министра пропаганды Геббельса пророчество означало «натиск степи», «пугающую историческую опасность», которая «до сих пор затмевала все опасности Запада». Стих читается так:

Из Черного моря и Великой Татарии,

Король приходит, чтобы увидеть Галлию,

Он пронзит Аланию (Кавказ) и Армению,

В Византии будет пролита галльская кровь.

В свою очередь, Ветров полагал, что этому событию еще предстоит свершиться. К Александру Первому или Сталину этот катрен не мог относиться, поскольку «король» должен был проникнуть не из Центральной России через Восточную Европу, а из Азии через Турцию на Запад. Четверостишие описало пресловутого Хирена, того Великого Пса, которым в последнее время были так заняты толкователи Нострадамуса.

Русаков взял книгу из его рук и подвел к накрытому столу. Налил водки и чокнулся с ним. Когда его жена присоединилась к ним, Русаков открыл причину