Инна Бачинская - Стеклянные куклы Страница 10

– Ага, лунатик с больными зубами, – буркнул капитан исключительно из духа противоречия.

– Мы ничего не теряем, Коля. Маргарита Свириденко исчезла четырнадцать месяцев назад, и до сих пор никаких следов. Мне не нужна помощь, я сам покопаю.

– Я могу помочь, – встрял Савелий.

– Спасибо, Савелий.

– Терпеть не могу, когда путаются под ногами, – сказал Коля, и это было похоже на капитуляцию.

…Когда они расходились, уже на улице, Астахов сказал, понизив голос:

– Ты, Федя, особенно не светись, он убийца. И не лезь на рожон, понял? И не вздумай таскать за собой Савелия.

Федор кивнул.

Глава 8

Охотничий зал

Гостиница «Братислава» была самой крутой в городе. Прямо с порога все здесь поражало воображение немыслимой красотой: холл размером с городскую площадь, пол розового мрамора, уютные уголки с диванами и креслами серой кожи; цветы и деревья в фаянсовых горшках, расписанных в пейзанском стиле. Запах приятного дезодоранта.

Федор Алексеев подошел к стойке дежурного администратора. Администратором была красивая женщина средних лет с длинными светлыми волосами, и звали ее Марина Валериевна – так было написано на крошечном золотом стенде, стоявшем на стойке. Она взглянула вопросительно. Федор включил обаяние, выдержал паузу, улыбнулся, глядя ей в глаза, и сказал:

– Добрый день, Марина Валериевна. Никогда раньше у вас не был, даже не ожидал, что тут так уютно.

– Да, тут у нас все поменяли после ремонта, кучу денег вбухали. Дизайнер из Франции работал. У вас ко мне дело?

– Меня зовут Федор. Федор Алексеев. Я хочу поговорить с вами о вашей сотруднице, бывшей сотруднице Евгении Абрамовой.

– Господи! – всплеснула она руками. – Неужто нашли?

– Пока нет, ищем, Марина Валериевна. Сейчас открылись новые обстоятельства, и я думаю, нам стоит поговорить.

– Можно Марина. Конечно, конечно! Знаете что, я сейчас позвоню, меня заменят… Это ведь ненадолго? И мы спокойно поговорим.

…Они устроились в мягких креслах в холле. Официантка, молоденькая девушка в короткой юбочке, привезла на тележке кофе и сухарики. Споро перегрузила, расставила, застыла, сложив руки на животе.

– Спасибо, Света, это все. Можешь идти.

Девушка сделала реверанс и умчалась. Федор посмотрел ей вслед, и Марина сказала:

– Новенькая, старается. У нас с персоналом строго, но и платят хорошо. Что же вас интересует, Федор?

Она смотрела ему в глаза – красивая блондинка, умело накрашенная; от нее приятно пахло. Он скользнул взглядом по ее короткой юбке, открывающей острые коленки, и подумал, что она одинока. Красивая, знает себе цену, состоятельная и… одинокая. В той стадии одиночества, когда это уже бросается в глаза. Во всем облике – выражении лица, одежде, украшениях – выверенность и безупречность, дают себя знать часы, проведенные у зеркала. Безупречно одета, безупречно причесана, красивые руки и коленки. Выражение лица, приподнятая бровка, легкая улыбка, голова вздернута. Королева. Но… одна. Ни детей, ни мужа, ни любовника, скорее всего. На случайную связь она не пойдет, а постоянные не обламываются. Минимум времени на кухне; не ужинает – диета. Голодные вечера перед телевизором, набившие оскомину сериалы: менты и бедные девушки, которым повезло. Ромашковый чай. Здоровый сон.

– Я вас слушаю, – сказала она. – Что вы хотите знать?

– Что за человек была Евгения? У нас нет данных о ее семье… С кем дружила? С кем была близка?

– Женя была хорошей девушкой, умница, самостоятельная. Сильная. В ней не было бабского… такого, знаете, посплетничать, облить грязью за спиной… – Марина запнулась и помрачнела, видимо, вспомнила что-то личное. – Семьи не было, она из детдома. Может, поэтому постоянная демонстрация характера, игра мускулами. Она как будто говорила всем: попробуй, тронь! Хотя никто и не собирался, у нас коллектив, в общем, дружный. Она все время оборонялась, понимаете? Отсюда жесткость, неулыбчивость. У нас часто бывают всякие летучие междусобойчики, ну, там, день рождения, или ребенок родился, или премию дали, на полчасика, не больше – выпили за здоровье, закусили, посмеялись и разбежались. А Женя никогда! Понимаете, красивая девушка и такая… несъедобная, извините за выражение! – Она усмехнулась. – Я понимаю, может, я не должна так, но ведь вам нужна правда, вы же не некролог пришли писать.

– Вы правы, Марина, мне нужна правда. Она дружила с кем-нибудь?

– Не знаю. – Марина пожала плечами. – По-моему, ни с кем. Мы вообще ничего о ней не знали, она никого к себе не подпускала. Пришла на работу, отсидела и ушла.

– Но вы сказали, она была хорошая…

– Да, она была хорошим человеком. У меня были проблемы по работе, по моей вине, она была моим начальником, я думала, она меня сожрет с потрохами, пришла, покаялась, расплакалась, заявление об уходе в сумочке. А она протягивает мне салфетку… – Марина часто заморгала, удерживая слезы. – И с тех пор я стала к ней по-другому относиться, понимаете? Она была надежная. Просто другая. Конечно, детдом сказался, жизнь там не сахар. Ой! – вдруг вскрикнула она. – А почему «была»? Господи, что это я! Мы тут между собой решили, что она уехала. Взяла и уехала, начала новую жизнь. Или вы уже что-то знаете?

– Пока нет. Ищем. У нее была своя квартира?

– Нет, она снимала. Я думала, дело давно закрыли, тем более семьи нет, никто не ходит, не надоедает. А оно висит, да?

– Висит. Мне нужен адрес квартиры, можно?

– Конечно. Пишите! Я была там в январе, искала Женю, встретилась с ее хозяйкой…

Федор достал блокнот и ручку.

– Марина, а у нее был кто-нибудь?

– В смысле, мужчина? Друг? Нет, по-моему. Я никогда ее ни с кем не видела. Да и девочки вряд ли, а то шушуканья было бы! Она сразу окатывала человека как из ведра, никто не выдерживал. Знаете, когда она не вышла на работу, шестого, кажется, января, мы звонили, а она не отвечала, и это было так на нее не похоже, что Лена, младший администратор, сказал: «Девочки, чует мое сердце, что-то с ней случилось!» И как в воду глядела. А потом наш хозяин вышел на знакомых в полиции, они сказали подать в розыск. Квартира стояла пустая, все вещи на месте, говорили, даже золото на месте, ничего не пропало. То есть она никуда не уезжала… просто пропала. – Марина поежилась, обхватила себя руками. – Ужасно! Я думаю, самое ужасное – это неизвестность. Был человек и вдруг исчез. Я с месяц больная ходила, все думала… где она? Что случилось? Куда она делась?

– Подумайте, Марина, может, ей звонили или приходили сюда, может, она отпрашивалась с работы. Мне нужно все. Любая мелочь. Может, ее спрашивали какие-нибудь незнакомые люди, неважно, женщины или мужчины.

Марина задумалась. Потом сказала:

– У нас работал чучельник примерно год назад. С осени до зимы…

– Кто? – не понял Федор.

– Ну, чучела делает из зверей.

– Таксидермист?

– Ну да, таксидермист по-научному. Мы оформляли охотничий зал по просьбе нашего клуба охотников, самые крутые даже инвестировали. Им надо проводить праздник «первого кабана», идею привезли из Германии, дружат с клубом из какого-то города в Тюрингии. Размахнулись не на шутку: резные деревянные панели и потолки, хрустальные светильники, чучела кабанов, лис, волков, даже лось есть. Собираются, едят убитого кабана, пьют, орут гимн… Наш местный поэт сочинил, Леша Добродеев, вы, наверное, знаете. Прямо тебе академический хор, руководителя из филармонии наняли. Лешу все знают, толстый такой. – Она округло показала руками размеры поэта.

– Тоже охотник? – ухмыльнулся Федор, который прекрасно знал «желтоватого» журналиста Лешу Добродеева, способного на все. Правда, до сих пор «охотничья» сторона деятельности поэта была ему неизвестна.

– Ага! Да он там у них самый активный, и статьи в газетах пишет, и хроники клуба ведет, и запевала в хоре. Без него никуда. Чучела делал мастер… сейчас, сейчас… – Марина призадумалась. – Вспомнила! Вадим Устинов! И вот тогда слушок прошел, что у Жени с ним вроде как роман намечается. Ну, может, роман громко сказано, но их видели вместе раза два или три, они разговаривали. Она заходила посмотреть, как продвигается работа, он ей все рассказывал, она вроде интересовалась. Девочки удивлялись, что Женя обратила на него внимание.

– Почему?

– Ну, он… как бы это сказать, не ее романа. Простоватый, спокойный, даже какой-то заторможенный, неразговорчивый. Очень серьезный. Вечно в синем комбинезоне и клетчатой рубашке, и еще в серой бейсболке козырьком назад.

– То есть был слух, что они встречаются?

– Ну что вы! Не думаю, что они встречались. Просто он был безобидный, и Женя снизошла, понимаете? Он был работяга, он не стал бы приставать, кидать косяки… Да она его и за мужика не считала, я думаю.

– Сколько ему лет, по-вашему?

– Не старый, лет тридцать восемь, наверное, или побольше. И не урод, лицо очень даже ничего, только застывшее. Здоровался и шел в зал. Ни с кем не разговаривал, не улыбался, никакого трепа. Девочки пытались его разговорить, забегали в зал, ахали, восторгались, а он молчит, только зыркает. А с ней разговаривал. Все обозвали его «бирюк». У нас есть договор в бухгалтерии, там адрес, все его данные, расчеты, если нужно.