Анна Малышева - Задержи дыхание (сборник) Страница 10

– По-вашему, идеалом существования является кома?

На этот раз вопрос Александра вызвал у девушки раздражение. Она внимательно слушала преподавателя, говорившего вдумчиво и в то же время просто, и ей была неприятна насмешка, различимая в голосе жениха.

– Между комой, в которую впадает тяжелый больной, и состоянием, которого путем духовных практик достигали древние философы, есть существенная разница, – все так же дружелюбно, без тени недовольства ответил преподаватель Александру.

– Ну да, как между несчастным случаем и самоубийством! – немедленно парировал тот.

По особой тишине, повисшей вдруг в аудитории, Майя поняла, что студенты, затаив дыхание, следят за пикировкой, вероятно, не первой.

– Видите ли… – помедлив, другим, задумчивым тоном проговорил невидимый Майе преподаватель. – Единственной общей чертой для человека в коме и для йога в экстазе является их весьма относительная привязанность к бытию. Они и существуют и не существуют, живут и не живут, они есть и их нет… Но для первого это состояние есть топтание на пороге действительной смерти, а для второго – способ избавления от жажды жизни, от привязанности к миру ощущений, а следовательно – и от грядущего переселения душ. Страдание возникает в человеке, потому что люди привязаны к бытию. Человеку присуща жажда не только жизненных наслаждений, но и жажда самой жизни. Стремясь существовать, люди производят различные поступки, которые вновь вовлекают их в круговорот перерождений… Поступки вызывают жажду, жажда порождает страдание. Гипнотический экстаз, или нирвана, разрывает этот круговорот, освобождая человека от желаний и поступков, уничтожая в нем…

– Самого человека! – снова выкрикнул с места Александр.

– Я читаю вам лекции с начала года, – мягко сказал преподаватель, – а мне никак не удается объяснить, что невозможно судить об одной религии, оперируя ценностями другой. Скажем, для представителя любой христианской конфессии загробное существование души в раю является вознаграждением за земную праведную жизнь… А для буддиста ЛЮБОЕ перерождение, будь то в мире людей, предметов или духов, является наказанием. Лишь архаты, святые, искупленные при жизни, не имеющие грехов и заблуждений, страстей и желаний, свободны от власти кармы и после смерти своей уничтожаются без всякого остатка… Что для христианина являлось бы ужасным наказанием, поскольку жизнь души…

Оглушительный треск прокатился по коридору. Майя, содрогнувшись всем телом, отскочила от двери, запоздало сообразив, что сработал прикрепленный под самым потолком допотопный звонок. Он трещал и скрежетал, и в ответ на этот сигнал во всех аудиториях поднялся согласный шум. Сразу где-то открылась дверь, за ней хлопнула другая… Миг – и в коридоре теснились студенты, измученные жарой, долгим сидением на месте… Из аудитории, которую караулила Майя, выходили не торопясь, по одному, будто лекция не показалась слишком долгой. Заглянув в широко отворенную теперь дверь, девушка увидела, что студенты толпятся у преподавательского стола, окружив кого-то невидимого, скрытого их спинами и затылками. Они наперебой совали через головы друг друга зачетки, а получая их обратно с подписью, задерживались еще на секунду, чтобы громко попрощаться с преподавателем. Глядя на эту суету, Майя чувствовала смутную зависть. Ей тоже захотелось быть в числе студентов-филологов, слушать этого лектора, лицо которого она решила увидеть во что бы то ни стало, получать у него зачеты, может, даже спорить с ним… И забыть о своем институте, куда она поступила по настоянию родителей, не чувствуя ни малейшей склонности к профессии экономиста. «И почему я не сказала им “нет”? На тот момент ничего не хотела… Плыла по течению…»

Из толпы, осаждавшей стол, вынырнул Александр и, заметив невесту, бросился к ней:

– Стоит тихо, как мышка! Давно приехала? Почему такая бледная?

– Жара ужасная, – тихо ответила она, впервые испытывая смущение оттого, что он обнимает ее на глазах у всех. – Осторожно, не помни платье!

– Свадебное готово?! Где?

– С собой, – она передвинула шуршащий сверток в сумке. – Решила тебе показать на даче.

– Так поехали!

– Постой… – Майя отняла руку, которую он крепко сжимал. Его пальцы оказались такими горячими, что эти прикосновения были ей неприятны.

– Да чего еще ждать? Зачет я получил.

– Почему ты с ним спорил? – шепотом спросила она, не сводя взгляда с редеющей толпы возле преподавательского стола. – Он так интересно рассказывал!

– Да он чудак, – бросил Александр, с удивлением разглядывая ее. – А ты сегодня какая-то странная!

– Просто жарко, вот и… – Девушка осеклась, не закончив фразы.

Александр подхватил ее под локоть:

– Тебя шатает! Идем на свежий воздух.

Майя хотела ответить, что на улице нет даже подобия свежести, но не успела. Последние студенты отхлынули от стола и, вразнобой прощаясь с преподавателем, исчезли в коридоре. Тот, оставшись в одиночестве, принялся собирать в папку исписанные листы бумаги, но вдруг, почувствовав на себе взгляд, поднял голову и увидел Майю.

У него оказались удивительные глаза – ярко-голубые, ясные и кроткие, излучающие теплую почти видимую энергию. В первый момент Майя странным образом в них погрузилась и, только сморгнув и опомнившись, разглядела бритую голову преподавателя, оранжевый балахон, висящий на его худых плечах, несколько амулетов на кожаных шнурках, обвитых вокруг загорелых запястий…

– Идем же, – потянул ее за собой жених, и, уже переступая порог аудитории, Майя, сама не зная почему, сказала преподавателю:

– До свидания!

– До свидания! – с готовностью ответил тот, и она увидела улыбку, которую во время лекции слышала в его голосе. Так мог бы улыбнуться совсем маленький ребенок при виде матери. Это было необыкновенно, и девушка не сразу поверила, что улыбка адресована именно ей.

Уже во дворе, когда Александр закуривал, прощаясь с расходящимися сокурсниками, она сумела оформить свое изумление в слова.

– Этот ваш преподаватель, он…

– Сумасшедший, – сквозь зубы проговорил парень, щурясь от дыма. – Но тебе он, конечно, понравился! Ты коллекционируешь таких чудаков.

– Я хотела сказать, что он необыкновенный. – Майя всегда высказывалась до конца, не обращая внимания на чьи-либо колкости. Александр был занят сигаретой и не заметил ее возмущенного взгляда. – Обычные люди так не смотрят и не улыбаются.

– Ну да, ну да, – с досадой отозвался тот, провожая взглядом высокую девушку, прижимавшую к груди стопку книг. – Погоди, это староста, я возьму у нее билеты!

Александр бросился вдогонку девушке, шагавшей широко, по-мужски, и переговорив с нею, вернулся, помахивая листами ксерокса:

– Все, едем. Майя? Кого мы ждем?

Она не сразу услышала его, засмотревшись на бледную, похожую на перламутровую пуговицу луну, вдруг замеченную ею в неярком небе, вылинявшем от жары.

– Она как будто спрашивает меня о чем-то… – с удивлением услышала Майя собственный голос, доносящийся словно издалека.

– Что-что? – теперь Александр заговорил почти испуганно. Он всматривался в лицо невесты, держа ее за руку, а та лишь с трудом смогла заставить себя отвести взгляд от луны. – Ничего не случилось? Ты меня не обманываешь?

– Что могло случиться… – Майя вяло высвободила руку и тут же пояснила это движение: – Ужасно жарко, неприятно к чему-то прикасаться.

– Ну спасибо, – фыркнул парень. – А что ты запоешь в машине, когда мы угодим в первую пробку? Кстати, если не хочешь попасть на дачу ночью, ехать надо немедленно.

Она хотела сказать, что разумнее отложить поездку, что у нее в самом деле странное состояние и лучше всего вернуться домой, выспаться… Но, не произнеся ни слова, последовала за женихом, устремившимся к машине.

Салон был так накален солнцем, что некоторое время они стояли рядом с «Опелем», открыв все дверцы, дожидаясь, когда изнутри выветрится мертвый жаркий воздух.

– Когда ты починишь климат-контроль? – спросила девушка, зная, каков будет ответ, и тут же услышала его:

– Осенью, когда похолодает. Ну, сейчас жаль выбрасывать деньги! Как будто мало расходов со свадьбой!

Теперь уже она ответила то, что отвечала в подобных случаях десятки раз:

– Мы бы отлично обошлись без свадьбы. Лучше бы сняли на эти деньги квартиру, а то мне совсем не хочется жить с твоими родителями.

– Но они отдают нам самую большую комнату… И ты же знаешь, что съемное жилье мы пока не потянем.

– Пока! – фыркнула Майя. – Как будто через год или два…

Внезапно она осеклась, будто вдохнув немоту с очередной порцией горячего воздуха, пропитанного выхлопными газами. Ноги ослабли, и девушка, ощущая собственное тело как чужое, угловато уселась в салон, на место рядом с водительским. «Мне так нехорошо сегодня, что правда лучше бы остаться в городе. Что со мной? Я точно знаю, что не беременна, тогда все было бы ясно. Последнюю неделю стоит такая жара, спать невозможно, простыни прилипают к телу, нечем дышать… Язык как деревянный. А может, я больна чем-то и не подозреваю этого?»