Марина Серова - Принесенный ветром Страница 10

– Видела. Сережки с кирпичного цвета камушками. Да, точно! Она еще сказала, что это агаты. Старинные, достались ей от матушки. Кольцо еще было.

– Это? – спросил следователь, указывая взглядом на шкатулку.

– Нет, золотое, массивное, с большим красным камнем. Типа рубина. И другое кольцо, поменьше, с жемчужиной. Да, точно, и такие же серьги один раз на ней видела. Еще цепочку видела, но не эту, а золотую. Она всегда у нее на шее была.

– Значит, были у бабушки украшения, были, – радостно закивал Ерошкин. – А сейчас нет.

– А на ней, когда ее нашли, что-нибудь было?

– На трупе-то? Ничего. Абсолютно ничего. Только наручные часы в кармане халата и заколка. Может, еще что-нибудь пропало? Посмотрите внимательно, Татьяна.

Я оглядела комнату. У стены стоял старый трельяж с зеркалом, перед которым выстроились фарфоровые фигурки. Коричневая собачка с отбитым хвостиком, медвежонок с бочонком меда, красавица в русском костюме с выщербленным локтем – все это, вероятно, имело какую-то ценность для любителей фарфора советского периода. Но убийцу они не заинтересовали. Белый ангелок с умильным детским личиком – а это уже современный ширпотреб, такие фигурки продают на каждом углу. Наверное, подружка Марья Семеновна подарила его Аделаиде на 8 Марта. Или на Новый год. Пыльная фарфоровая конфетница, разукрашенная аляповатыми цветочками, наполненная разной мелочевкой. Ничего интересного: булавки, медные монетки, сломанная перламутровая заколка, помада, крошечный флакончик из-под духов, старые ключи. Все это и раньше тут было. Я отошла от зеркала и посмотрела на стену. Вот оно!

– Вот там висела картина! – я указала пальцем в темное прямоугольное пятно. Вокруг прямоугольника светлели выгоревшие обои. – А теперь ее нет. Но кому могла понадобиться копия «Алёнушки» Васнецова?

– Эта? – спросил Ерошкин, доставая из-за шкафа картину и поворачивая ее холстом ко мне. Аленушка печально смотрела на темную воду с застывшими на ней листочками.

– Да, она. Это вы ее сняли со стены?

– Нет. Она тут и стояла.

Значит, ее сняли убийцы. Но зачем? Даже младенцу понятно, что это копия. Оригинал висит в Третьяковке под надежной охраной. Может, искали бриллианты? Неужели скромная старушка Белкина на самом деле была подпольным миллионером? Нет, не думаю, что Аделаида прятала камушки в раме. Может быть, она сама убрала картину за шкаф, потому что «Аленушка» ей надоела?

– Значит, больше ничего не пропало? – подытожил нашу беседу следователь и аккуратно поставил картину на прежнее место, между шкафом и стулом.

Я пожала плечами:

– Откуда мне знать? Я не часто здесь бывала. Вам лучше спросить Петрову. Или племянницу Валентину.

– Спросим. Ну что ж, спасибо и на том.

Ерошкин направился к двери, я потопала следом. Проходя мимо старого, захватанного пальцами телефонного аппарата, стоявшего на тумбочке у кресла, я приостановилась. На обоях, прямо над телефоном, карандашом было нацарапано несколько шестизначных номеров с приписками: «Земляникина, врач», «электрик», «Валя». Земляникину с электриком я проигнорировала, а Валю постаралась запомнить. Скорей всего, это и есть та самая племянница. Вот так удача!

Прощаясь со следователем, я задала ему вопрос:

– А шприц, которым делали укол, и ампулу из-под клофелина ваши люди нашли?

– Да, они валялись на полу.

– А вам не кажется это странным?

Ерошкин только плечами пожал.

– Отпечатки пальцев убийца тщательно стерла, – буркнул он.

Но зачем было оставлять ампулу и использованный шприц на месте преступления? Тратить время, стирать с них отпечатки? А не проще ли было сунуть это в карман, а потом выбросить где-нибудь подальше от дома? Мусорных баков в городе сколько угодно, никто не станет в них рыться в поисках улик.

Память на цифры у меня хорошая, и все же дома я сразу же записала номер Валиного телефона в блокнот. Нужно сегодня же позвонить ей и договориться о встрече. Но это чуть позже, а сначала – кофе и кости. А потом звонок Кире. Без его помощи мне не обойтись.

Выпив кофе с парой бутербродов, я достала кости и высыпала их на стол. Выпало 3+21+25: «Вы займетесь благородной работой, даже если она будет незаметна для окружающих». Значит, я на верном пути. И я набрала номер Кирьянова.

Глава 5

Володька был явно не в духе. Или сильно занят. А может, и то и другое сразу.

– Как дела, Иванова? – кисло спросил Киря, и я догадалась, что в его кабинете кто-то есть. – Опять идешь по следу? Только не говори, что звонишь, чтобы поздравить меня с праздником.

В трубке раздался короткий хрюкающий смешок, и я на всякий случай покосилась на календарь с лошадиной мордой, висевший на стене. Майские праздники благополучно завершились; день российской полиции, бывшей милиции, – слякотной осенью, а Кирин день рождения и того позже – зимой. Так что поздравлять его было не с чем. Но я на всякий случай сказала:

– А вот на это даже не надейся, Володька!

– Ладно, давай, не тяни резину, говори, что нужно. Извини, но я сейчас занят по горло. Весь в заботах, даже кофе хлебнуть некогда.

Мой давний друг, подполковник Владимир Сергеевич Кирьянов, всегда занят и всегда по горло. Но это вовсе не причина, чтобы отказать старинной приятельнице в помощи.

Кофе? А ведь это отличная идея, Кирьянов! Озвучить свою просьбу по телефону я не могу. Как вживую вижу твое возмущенное лицо и слышу вопли: «Нет, Таня, нет! Этого я сделать не могу, при всей своей любви к тебе, золотая ты моя!»

– Володь, ты только скажи, когда там у тебя промежуток в заботах намечается, я подъеду и угощу тебя кофе. Знаю одно заведение недалеко от вас, там подают роскошный кофе. Заодно и поговорим.

– Я и сам знаю это заведение, Иванова, и сам могу тебя угостить, – хмыкнул Киря. – Ну, да ладно, от тебя не отвяжешься. Давай подгребай к часу, прямо в «Жирафу». Принесешь бумаги к двум часам, ясно?

– Какие еще бумаги, Володь? – удивилась я.

– Это я не тебе, Иванова. Но имей в виду, у тебя будет всего полчаса. Это уже тебе, Татьяна. Так что заранее составь свое ходатайство, четко и ясно. Желательно в письменном виде, – хохотнул он и отключился.

До часа была еще уйма времени, и я решила позвонить по номеру, нацарапанному Аделаидой на обоях. Как ни странно, на звонок ответили сразу.

– Валентина? – спросила я строгим голосом.

– Да, я, – ответили из трубки. – А вы кто?

– Я следователь прокуратуры Иванова Татьяна Александровна. Хотелось бы с вами сегодня встретиться, поговорить о вашей тете Аделаиде Амвросиевне Белкиной. Когда к вам можно подъехать?

– А чего ко мне подъезжать? – не слишком радостно сказала тетка на другом конце провода. – У меня уже была беседа со следователем.

– Да, из следственного комитета. А я из прокуратуры.

– Ладно, приходите, – без особого энтузиазма согласилась Валентина, – только я через десять минут ухожу на работу. Дома буду в восемь вечера.

– Хорошо, я приду в восемь. Скажите мне ваш адрес.

Валентину эта просьба не удивила, она не поинтересовалась, почему это следователь Иванова, знающая ее телефон, поленилась пробить по базе адрес. Женщина скороговоркой продиктовала свой адрес и попросила, чтобы я пришла не в восемь, а на десять-пятнадцать минут позже, чтобы она успела переодеться. Я согласилась, но про себя подумала: «Ага, как же! Чтоб ты успела как следует подготовиться к моему приходу, понадежнее спрятать улики и придумать какую-нибудь ложь! Не выйдет, милая! При допросе свидетелей и подозреваемых самое главное – эффект неожиданности».

Положив трубку на место, я стала собираться на встречу с Кирей.

В кафе я вошла ровно в 13.00, но Володьки, конечно же, там еще не было. Он появился только через пятнадцать минут, когда я уже приканчивала корзиночку с вишней и допивала кофе. Вместо приветствия Киря сказал:

– А ты все хорошеешь и хорошеешь, Танюха. Как это тебе удается?

Я в ответ только улыбнулась одной из самых ослепительных своих улыбок.

– Ну, говори, чего тебе принести, Иванова?

– Чашечку капучино, Кирьянов.

Через несколько минут Володька явился с подносом, заставленным кофейными чашками и тарелками со всевозможной выпечкой.

– Попробуй вот этот пирожок, Татьяна. Вкуснятина, язык проглотить можно.

– Не хочу. А за кофе спасибо.

– Ну, давай, высказывай свои пожелания, старуха.

– Ладно, ты ешь, Володь, а я пока буду вводить тебя в курс дела.

Киря кивнул, окинул жадным взором поднос, выбрал большой румяный пирожок и впился в него зубами.

Рот у него был все еще набит, когда я закончила свое печальное повествование:

– Ты, конечно же, понимаешь, что Нина никого не могла убить. Она не способна на убийство.

– Ошибаешься, Татьяна. На убийство способны все. Различие только в мотивах.