Марина Серова - Принесенный ветром Страница 11

– Ну, это ты загнул, Володя, – хмыкнула я. – Мы вот с тобой хорошие люди, но при определенных условиях я не поручусь ни за одного из нас. Но на все сто процентов уверена: есть и те, кто…

– Нету, голубушка, нету, – перебил меня Киря. – Ладно, оставим теорию, перейдем к практике. Что ты от меня-то хочешь, Иванова?

– Я должна поговорить с Ниной. Я уверена, что докажу ее невиновность…

– Ну конечно, ты же самый лучший следователь, Иванова!

– Не перебивай меня, Кирьянов. Не буду хвастаться, но это действительно так. Я очень хороший следователь, но, чтобы доказать, что Нина не убивала, мне нужно с ней поговорить, задать несколько вопросов. И ты, Володя, должен организовать свидание с ней, и как можно скорее. Я должна увидеться с ней… ну, скажем, завтра.

Услышав эти слова, Володька чуть не подавился четвертым по счету пирожком.

– Ты с ума сошла, Иванова! Нет, вы послушайте ее, люди добрые, – шипел Киря, хотя никаких добрых людей, кроме нас, за нашим столиком не было. – О каком «завтра» ты говоришь, золотая моя? Это ж сдохнуть можно! Не то что завтра, а вообще организовать свидание с задержанным невероятно сложно, а ей «завтра» подавай! Даже мать к ней не пустят, а о тебе и говорить нечего. Нет и нет, даже и не проси!

– Володечка, милый, ну ты же все можешь, я знаю!

– Я не бог, – буркнул он.

– Но ты же знаток своего дела. Величайший ум вселенной. Самый лучший друг, – я уже не знала, как подлизаться к Кирьянову, чтобы он что-нибудь придумал ради спасения бедной Ниночки.

– Не надо мне льстить, Иванова. Зря стараешься. Вот если бы она была в СИЗО, тогда было бы о чем говорить.

– А адвокат? Ведь он имеет право на свидание.

– Но ты же не адвокат, Татьяна.

– А если я стану им?

– К завтрашнему дню?

– Ну да.

– Ты толкаешь меня на преступление, – он посмотрел на часы. – Но нет, это невозможно. Пора бежать, извини. Мне очень жаль, что не смог ничем тебе помочь, Таня.

Киря отодвинул стул, тяжело поднялся из-за стола, виновато покосился на меня и зашагал к выходу.

– Может, все-таки что-нибудь придумаешь, – с надеждой бросила я ему в спину.

Он не оглянулся, не знаю даже, услышал или нет. Но я не унывала: Киря не раз говорил, что ничего не может сделать, а потом что-нибудь да придумывал. Кирьянов и в самом деле один из величайших умов вселенной. После меня, конечно же.

Следующие три часа я провела с приятностью и пользой: ходила по магазинам. Домой приехала с кучей сумок, пакетов и пакетиков.

На этот раз никаких неприятных сюрпризов не было: дверь открылась сразу, все вещи, в том числе и Олегов фотоаппарат, лежали на своих местах. Олега еще не было.

Ровно в восемь я позвонила в дверь Валентины. Мне долго не открывали, но когда я уже собралась вызвать лифт, дверь чуть приоткрылась и женский голос спросил:

– Вам кого?

Я приложила к щели липовое удостоверением и четко произнесла:

– Следователь Татьяна Иванова.

Дверь распахнулась шире, и я увидела круглое лицо, обрамленное вытравленными кудряшками. Не давая хозяйке опомниться, я шагнула в квартиру и тоном, не терпящим возражений, произнесла:

– Вы Валентина?

Надо было бы добавить фамилию, но я ее, к сожалению, не знала.

Женщина кивнула. На вид ей было лет сорок – сорок пять. Одета она была в махровый халат, когда-то белый, а теперь серовато-желтый. И этот халат, и растрепанные светлые кудряшки, и выпуклые бледно-голубые глаза, испуганно на меня взиравшие, придавали Валентине какой-то овечий вид. Неужели она и впрямь прятала улики, когда я позвонила в дверь?

Я вошла в квартиру, быстро осмотрелась и решительно направилась к столу, стоявшему посреди комнаты. Села на стул, вынула из сумки блокнот, шариковую ручку и сказала:

– Позвольте ваш паспорт.

Валентина вышла из комнаты, а через минуту вернулась с паспортом, из которого я старательно переписала все данные.

Опасливо на меня поглядывая, она присела на краешек стула.

– Скажите, Валентина Эдуардовна, кем приходится вам Аделаида Амвросиевна Белкина?

– Теткой, – ответила она, глядя на меня, как кролик на удава. – Они с моей матерью были сестрами, но не родными, а по отцу. Матери у них были разные. Когда дед, Амвросий, овдовел, Аделаиде было десять. Он снова женился.

Она говорила торопливо и сбивчиво, как будто боялась, что ей не поверят.

– От кого вы узнали о смерти Белкиной? – спросила я.

– От следователя. Меня вызывали на опознание.

Ну что ж, зайдем с другой стороны.

– А где вы, Валентина Эдуардовна, были вчера утром?

Когда именно убили Белкину, я не знала, поэтому точное время опустила.

– До обеда я была дома.

– А кто может это подтвердить?

Валя растерянно заморгала:

– Не знаю. Я была дома одна.

– Когда вы в последний раз навещали свою тетю?

Она думала довольно долго, напряженно морща лоб.

– Кажется, в начале апреля. Или в конце марта. Может, в середине. Точно не помню.

– А почему с тех пор больше не приходили? Она ведь была очень пожилая и нуждалась в помощи родных.

Тут Валентину прорвало:

– А вы, вот вы видели мою тетку? Вы ее знали?

Я чуть было не сказала, что и знала, и видела, но вовремя вспомнила, что я следователь прокуратуры Татьяна Александровна Иванова, а не просто милая девушка Таня, соседка Аделаиды Белкиной.

– Вам легко спрашивать, вы не знали эту ведьму, прости меня господи! Два года назад, зимой, в самые морозы, у нас в доме полетело отопление, и я попросилась к ней пожить. Да лучше бы я тут мерзла! Вы не представляете, как Аделаида мучила меня, как она надо мной измывалась! Но я молчала. А куда было деваться? Я покупала для нее продукты на свои деньги, делала все, что ей хочется. Думаете, она хоть раз сказала мне спасибо? Нет, я слышала от этой капризной старухи одни только попреки и обвинения. «Ты, Валентина, дура! Ты, Валентина, лентяйка! Потому-то и мужа у тебя нет, кому ты нужна с такой рожей!» – Валя так похоже имитировала жесты и интонации голоса Белкиной, что я чуть не прыснула.

– А кто виноват, что я одна? Она и виновата, старая карга, – захныкала Валентина.

И тут я поняла, что сейчас Валя сама выложит мне мотив, и тогда доказать, что Нина Петрушина не убивала Аделаиду, станет делом плевым. Но Валя замолчала, и я осторожно спросила:

– И что же она сделала, ваша тетя?

Валя буркнула:

– Ну ладно, расскажу. Чтобы вы поняли всю подлость моей тетки.

Аделаида терпеть не могла свою младшую сестру, мать Валентины. Зато с зятем очень быстро нашла общий язык. Как ни странно, она имела на него огромное влияние, возможно, оттого, что в спорах всегда поддерживала его, а не собственную сестру. Когда пятнадцать лет назад мать Вали умерла, отец окончательно попал под пяту свояченицы.

– Слушай, что тетя тебе говорит, дочка. Она у нас женщина умная, плохого не посоветует, – учил Валю папаша.

Валя молча злилась, но ни отцу, ни тетке прямо не перечила, предпочитая поступать по-своему. Но однажды Белкина так грубо и нагло влезла в дела племянницы, что разрушила все ее надежды на светлое будущее. Впрочем, о том, что виной ее несчастий стала тетушка, девушка очень долго не догадывалась.

Уже в школе Валя страстно мечтала избавиться от назойливой родительской опеки. Единственным путем к свободе, как ей тогда казалось, было замужество, но с этим Валентине не повезло. Некрасивая, очень застенчивая, она не интересовала молодых людей. Никто не приглашал ее на свидания и не дарил ей цветов. Но однажды и в Валину скромную дверь постучалось счастье.

Счастье звалось Колей, работало оно электриком. Валин отец пригласил парня починить искрившую проводку. Стоило отцу или дочери включить в сеть два электроприбора одновременно, как пробки мгновенно вылетали и квартира погружалась в темноту.

Коля не был красавцем. Ему, как и Вале к тому времени, было уже за тридцать. Он был лысоват, отягощен пивным брюшком и язвой желудка. Но Валентине он приглянулся, возможно, потому, что стал первым мужчиной, одарившим ее комплиментом («Девушка, вы так хорошо улыбаетесь») и пригласившим на свидание. Сначала они пошли в кино, затем в кафе-мороженое. А потом Коля познакомил Валю с мамой. Хотя был он уже не первой молодости, как и многие другие российские холостяки, проживал в одной квартире с родительницей. В общем-то, Колю это устраивало: мама стирала его носки, гладила рубашки, жарила любимые котлеты. Но о женитьбе он все равно подумывал.

Валя маме не понравилась сразу. Справедливости ради следует сказать, что в целом мире не нашлось бы девушки, которая смогла бы очаровать Колину мамашу. Мама не хотела отдавать своего Коленьку, свою кровиночку, никому. Нет, в принципе, к девушкам она относилась хорошо, была с ними мила, если, конечно, они не строили матримониальных планов в отношении ее сына. Вообще-то она была не против его женитьбы, но рассматривала ее как нечто такое отдаленное, что об этом даже и говорить не стоило. Разумеется, когда-нибудь ее сынок женится, у него будут дети. Она не против. Но пусть это случится когда-нибудь потом.