Ирина Лобусова - Без суда и следствия Страница 10

— Девушка, закройте дверь! — услышала скрипучий старческий голос.

Повинуясь, закрыла и попыталась вновь пробраться назад, но не тут-то было! Меня остановили снова:

— Вообще-то культурные и воспитанные люди извиняются за опоздание и просят разрешения войти.

— Извините, можно мне войти? — сказала я.

— А теперь выйдите за дверь, постучите и произнесите то же самое!

Кто-то в глубине громко заржал. Я не сдвинулась с места.

— Вы слышите, что я вам говорю?

— Нет, не слышу! — И тут же прикусила язык.

— Вот, дорогие студенты, посмотрите на образец вашего хамства! Вот какими хамами вы приходите сюда, и задача нашего института сделать из вас культурных людей! — Рукой он указал сначала на меня, а потом почему-то в потолок.

Я почувствовала, как на моем лице выступают красные пятна и предательски начинают дрожать руки. Никогда в жизни меня не унижали перед таким количеством людей! Я снова услышала:

— Девушка, стойте! Я еще не закончил с вами разговаривать! Хорошо же вы начинаете учебу, ничего не скажешь! И зачем только вы сюда явились? Как опустился уровень нашего института, если сюда принимают таких студентов, как вы. Кстати, вы пришли не слишком рано? На первой паре я вас не видел! Где выбыли на первой паре? Что молчите? Я вас спрашиваю!

— Спала!

Вновь кто-то громко заржал в глубине.

— Да, вот почему столько недостатков у нашей страны! Наличие уже одного подобного студента — настоящая трагедия для общества! Люди, которые неизвестно зачем живут и неизвестно зачем приходят в институт, где готовят хороших специалистов — это несчастные люди, запомните, девушка! Нам нужны только хорошие кадры! Можете идти на свое место и подумайте о том, что я вам сказал! Еще одно ваше опоздание — и больше двойки по моему предмету на экзамене вы не получите!

Чуть не плача, не в силах поднять на кого-то глаза, села на место и твердо решила завтра же забрать документы. В перерыве ко мне подошли две девчонки.

— Слушай, да плюнь ты на него! — сказала одна из них.

— Вон девчонки из общаги про этого козла рассказывали, — сказала другая, — он шизанутый. К нему на лекции нельзя опаздывать, это его пунктик. А так он классный — на экзаменах ниже тройки никому не ставит.

У меня было несколько другое мнение по этому поводу. Но чтобы не обижать девчонок, проявивших ко мне искреннее участие, я промолчала и вышла вместе с ними из аудитории. Потом была третья пара. Лысоватый пожилой мужичок совсем низенького роста прыгал возле доски и размахивал руками.

— Теперь вы понимаете, какая новейшая система введена в институте? Система рейтинга — по западным образцам! Теперь каждому студенту за успеваемость будут выставлены не оценки, а баллы.

Я сидела с теми двумя девчонками, в третьем ряду. Их звали Люда и Наташа, и жили они в первой общаге.

— Пятерка — сто баллов, четверка — восемьдесят, тройка — шестьдесят, и так далее! Теперь вы видите, какой прогресс? Чтобы упорядочить систему остаточных знаний по поводу нашего рейтинга, специальным научным советом для первого и второго курсов была разработана формула, по которой будет выставляться рейтинг. В ней учитывается все — количество лекций, лабораторных работ, время посещения занятий и т. д. Но скажу вам сразу — лично я буду ставить больше всего только двойки! А теперь я напишу формулу на доске.

Мужичок остановился и мелом крупными буквами написал в середине доски:

ФОРМУЛА РЕЙТИНГА Р =!!!!!!

Потом отряхнул руки от мела и с гордостью произнес:

— Вот!

Мой смех раздался в полной тишине. Я смеялась очень искренне только потому, что думала: он шутит. Я решила, что это очень удачная шутка (правда, несколько архаичная, устаревшая, как динозавры третичной эпохи), усиленно отдающая перекисшим запахом горкомов, райкомов, высших инстанций, но, несмотря на свою официозность, недалекость, очень смешная. И еще подумала: как хорошо, что у нас будет такой веселый преподаватель. Мой смех прозвучал в застывшей, напряженной тишине заполненного людьми зала.

— Девушка в желтой кофточке! — Его брови угрожающе сдвинулись на переносице. — Что вас так развеселило?

Мой смех моментально смолк, когда я поняла, что его слова обращены ко мне.

— Чего вы веселитесь?

— Я смеюсь вашей удачной шутке!

— Удачной… чему?!

— Ну… вы так хорошо пошутили с этой формулой…

— И как же я пошутил?

— Ну… показали, какие недалекие бывают люди! — Он побагровел.

— Да я… да вы… да как вы смеете смеяться над учетом рейтинга студентов!!! Что вы себе позволяете?!Я вам покажу!!! Вон из аудитории!!!

Я ничего не понимала. Не понимала, что человеческая тупость способна принимать такие угрожающие размеры, подавляя и калеча все, что содержит хоть крупицу разума. Я не понимала, что подобную тупость с какой-то нелепой формулой, просто поражающей своей ограниченностью и претенциозностью на значительность (подобным самомнением обладают все посредственные, бюрократические усовершенствования), не понимала, что все это могли создать человеческие мозги. Не понимала одна я — более сотни испуганных детских глаз уставились на мое лицо.

Я взяла сумку и вышла из аудитории. Последней, четвертой парой была физика. Сама по себе физика еще ничего, но… Как только я увидела преподавательницу, я поняла, что мое пребывание в этих стенах может стать самой большой ошибкой. Это была типичная старая дева — с зачесанными, зализанными, собранными в тугой узел на затылке серыми волосами, очками на утином носу, поджатыми белыми губами без грамма помады. От всей фигуры веяло злобой и осуждением тех, кто не похож на нее. С самого начала она дала решить задачу и, кровожадно сверкнув бесцветными глазками, принялась выискивать жертву на заклание у доски. Ее глазки алчно рыскали по аудитории и наконец остановились на мне. Я почувствовала, что если она вызовет меня — я умру! Мне и так уже досталось сегодня… В физике я ничего не понимала! И ничего не помнила со школы! Я понятия не имела, как решить эту задачу! Мне захотелось спрятаться под столом. Она поправила очки на носу и прокаркала:

— Так-так… К доске у нас пойдет…

— Можно я? — произнес сзади мужской голос. Мучительница уставилась в другую сторону.

— Вы? — И разочарованно протянула: — Ну, пожалуйста…

К доске вышел невысокий коренастый парень довольно обычной внешности. Его черные волосы были собраны сзади в хвост. Глаза его тоже были черными, вдобавок он обладал весьма мужественными чертами лица.

— Юля! Я больше не могу! Я не могу, слышишь? — Сумка выпала из моих рук на пол, и в полутьме узенькой прихожей Юлины растерянные глаза уставились на меня.

— Что произошло?

— Я больше не вынесу там ни секунды! Это тупо, это отвратительно! Ты не понимаешь… Это целое стадо забитых тупиц с интеллектом табуретки! Сегодня понять смысл происходящего с этой формулой смогла я одна! Это бред, тупость, бюрократия, черт знает что! Такого отвратительного невежества я еще не встречала! И, кроме меня, никто этого не понял!

— Да, такое могли выдумать только больные. И каким надо быть кретином, чтобы выдумать эту формулу. Но ты ведь тоже не ангел!

— Речь не об этом! Я больше не могу! Не хочу! Слышишь? Я ничего не понимаю, я не могу сидеть каждый день четыре пары! Мне плохо!

— Успокойся! Выхода у тебя все равно нет. Придется терпеть. Ничего, привыкнешь — со временем все пройдет. Я не думаю, что многое бывает лучше. В жизни тебе придется очень много терпеть. Поверь, бывают ситуации гораздо хуже твоего института…

Со временем не прошло. И терпеть я тоже не научилась. Мне опротивело абсолютно все: от лиц преподавателей — и однокурсников до институтских стен. Прошла почти неделя занятий.

Я узнала, что преподаватель по высшей математике собирается вызвать меня к доске на следующей паре. Узнала совершенно случайно. Так получилось, что я вышла очень рано и очень рано приехала в институт. В аудитории, кроме меня, сидел еще тот самый черноволосый парень, который спас меня на самой первой паре по физике. Имени я его не знала. Третьей прибежала Людка и с порога заявила:

— Я только что встретила в коридоре нашего козла по вышке. И он мне почему-то сказал, что собирается вызвать тебя доказывать ту теорему, которую он давал домой, к доске.

— Почему меня?

— Чтобы наказать. Тебя на прошлой лекции не было.

Прошлую лекцию я прогуляла. Мне стало нехорошо. Дома я не прикасалась ни к какой теореме. Прошлым вечером мы с Юлей и Володей ходили на премьеру какого-то интеллектуально-эротического фильма, вернулись домой поздно, фильм испортил мне все настроение (хотя оно и так было плохим). И я легла спать.

— Люда, я не пойду на следующую пару.

— Дура! Он в деканат на тебя телегу накатает, и тебя лишат стипендии.