Марианна Баконина - Школа двойников Страница 10

– Язва! На экране научилась быть мягкой и обворожительной, маскируешь свой яд улыбками! – сказала Светлана Владимировна и согласилась, что Лизавета, в сущности, права – самые значительные события года действительно отдавали дымом войн и горечью обманутых надежд…

Разгромив Лизавету, Верейская сосредоточилась на Саше, который имел неосторожность улыбнуться.

– Не знаю, не знаю, почему и на каком основании ты улыбаешься, словно сам без греха! Как где на заводе забастовка – там сразу Маневич! Провокатор какой-то! Азеф!

– Ну, Светлана Владимировна, так уж и Азеф, могли бы для меня фигуру поприятнее отыскать!

– Ничего, не хрустальный. Привыкай! Вот станете работать по-новому, с пьесой дня и по сценарию, и не так вас назовут, чернушников!

– Никакие мы не чернушники! – Лизавета сделала вид, что обиделась. – Могу доказать. Когда я снимала в Москве выборы, там прямо в буфете умер человек. Помощник депутата. Хлебнул водочки – и инфаркт. Будь я любителем мазута и дегтя – какое раздолье для широковещательных заявлений и далеко идущих выводов! А я воздержалась!

– Так-таки и ни словечка об этом в репортаже? – засомневалась Лана.

– Ты это серьезно? – немедленно «взял след» Саша Маневич. Он сразу стал похож на лайку – простоватая, обманчивая внешность, дружелюбный хвост колечком и задатки высококлассного охотника. Сейчас он помахивал хвостом, то есть ласково улыбался.

– А ты точно знаешь, что умер? Может, просто обморок?

– Точно, – лукаво и бесстрастно ответила Лизавета.

– Как его зовут, не выяснила?

– А как ты думаешь?

Саша демонстративно хлопнул себя по лбу:

– Зачем я задаю глупые вопросы! Великая Лизавета, разумеется, все разузнала и все выведала.

– Ладно, там Лидочка, наверное, уже текст прислала, пойду посмотрю.

Лана Верейская плавным царственным жестом поднесла к губам керамическую рюмочку с японской красавицей на боку, одним глотком опустошила ее и величественно выплыла из комнаты.

А Лизавета охотно рассказала Саше Маневичу все, что знала о смерти Владимира Дедукова и о школе двойников, которая беспокоила второго помощника депутата Поливанова.

– Он так страшно захрипел. И унесли его в момент. А потом, когда расспрашивала охрану насчет происшествий, – никто ни слова. Даже странно. Ведь он рухнул на глазах у сотни людей!

Саша слушал внимательно и азартно. И задавал дополнительные вопросы:

– А ты потом газетки-журналы не посмотрела? Никто не писал об этом?

– Я не видела, – покачала головой Лизавета.

– И я не видел. А ведь это ЧП! Ты потом еще подробности выясняла?

– Кое-что узнала. Уж больно загадочная эта школа двойников. Я, кстати, выяснила, что Поливанова выбрали в Думу не в Туле и не в Орле, а в городе, гораздо более близком к Петербургу, – Новгороде. Между прочим, в комитете по образованию этот экс-директор школы работал бок о бок с другим экс-педагогом, историком, членом Государственной думы от Петербурга Яковом Сергеевичем Зотовым.

– Ах, с этим… – Саша вздохнул.

Якова Зотова и Лизавета, и Саша, и все петербургские журналисты знали не просто хорошо, а очень хорошо. Он выдвинулся благодаря своей невероятной активности и умению гладко говорить о чем угодно. Зотов был всегда готов публично выступить по любому поводу, и его вызывали как «скорую помощь», когда позарез был необходим комментарий «специалиста-политолога», а люди более осторожные отказывались порадовать прессу своим мнением. Вот уже десять лет Яков Сергеевич Зотов, педагог, преподаватель высшей школы, именовал себя политологом. А раньше он два десятка лет просто преподавал историю КПСС – и диплом у него был соответствующий, и диссертацию защитил по теме «Деятельность ячеек РСДРП(б) на Кубани после революции 1905 года».

Политологом Зотов стал тогда, когда ликвидировали одиозные кафедры, имевшиеся в каждом вузе. А поскольку о безработице и массовых увольнениях в те времена еще не помышляли, то упраздненные научно-педагогические коллективы переродились и стали коллективами преподавателей социально-политической истории двадцатого века. Возрожденные к новой жизни доценты и профессора творчески переработали название собственных кафедр, и на просторах СССР появились легионы политологов.

Не все политологи пошли в политику, как речистый Зотов. Он же – как курочка по зернышку: здесь в газете мелькнул, там на телевидении выступил, потом на радио пригласили как постоянного комментатора, – в результате прочная репутация и победа на выборах в Думу четыре года назад.

В этот раз Яков Сергеевич снова успешно прошел предвыборную дистанцию – в годы парламентского сидения он не забывал дружить с прессой, особенно городской, – подкидывал время от времени эксклюзивные скандальчики и позаботился о финансовых тылах для своего второго похода на Думу. Кому, чем и как он помог, журналисты только гадали, однако не то двести тысяч, не то полмиллиона долларов на выборы Зотов достал без труда.

Саша не занимался чисто политическими темами, но тут почему-то достал блокнот и принялся писать.

– Значит, умер помощник Поливанова, а Поливанов – приятель нашего Зотова. – Все названные Лизаветой имена и фамилии Саша Маневич аккуратно занес в толстый кожаный блокнот. Он был не только романтиком, но и педантом. Вот такая гремучая психологическая смесь.

– Зотову я даже не звонила. Так, поспрашивала других думцев, обиняком… Сам Зотов сразу стал бы…

– Напрашиваться в эфир, – не дал ей договорить Саша. Когда люди много и по-настоящему работают вместе, они научаются понимать друг друга с полуслова.

– Но я должна узнать, какую такую школу двойников-близнецов собираются открыть наши думцы. И что по этому поводу думает господин Зотов. Мне почему-то кажется, школьной реформой здесь и не пахнет. Это какая-то политическая школа каких-то политических двойников. И ведь фактов особых нет, а в голову лезут всякие истории про дублеров Саддама и Кастро.

– Я тоже об этом подумал. Бред, да и только! При чем тут школа?

– Вот и хотелось бы узнать!

– Узнаем, – пообещал Саша Маневич.

Если он что-то обещал, то можно быть уверенным – расплющится в лепешку, но сделает. Недруги утверждали, что Саша упрям, как баран.

НЕУД ЗА ПРОГУЛ

Телевизионные гримерные похожи одна на другую и очень отличаются от театральных и киношных гримерок. Здесь, как правило, нет никакой экзотики – париков, костюмов, пастижерных изысков в виде накладных носов и зубно-губных пластин. Никакой роскоши – зеркал во всю стену, спецподсветки и мягких вращающихся кресел.

Телевизионные гримерные просты и аскетичны, как монашеские кельи. Ничего лишнего – рабочий стол с минимумом косметики, причем большая ее часть самая обычная, какой пользуются в повседневной жизни. Стаканы с кисточками, расчески, щетки, фены. К рабочему столику приставлен ничем не примечательный стул – зачем тратиться на дорогущий специнвентарь, если можно прекрасно работать на чем попало?

Телевизионный ведущий должен выглядеть на экране, как в жизни. Вот и не балуют телевидение рачительные хозяйственники. Причем все изложенное справедливо для любых телевизионных студий мира – в скудно обставленных комнатках гримируют и великих, вроде Уолтера Кронкайта и Владимира Познера, и звездочек поменьше – каких-нибудь ведущих новостей в Королевстве Лесото и асов разговорных шоу на Ярославской студии.

Петербургское телевидение не исключение: скромная гримерка для своих. Вся театрально-кинематографическая специфика в соседней комнате – когда-то, когда на питерском ТВ еще ставили телеспектакли и даже мини-сериалы, в ней работала дружная бригада парикмахеров-гримеров-пастижеров. Там экзотики хватало.

В гримуборной «для своих» сидели дежурные парикмахер и гример. Такая работа раньше считалась скучной – действительно, ни уму ни сердцу: попудрить диктора или гостя какой-нибудь программы, замазать «усталость» под глазами ведущей программы для молодежи, которая всю ночь толковала с модным рок-музыкантом. Об интервью толковала, не о чем-нибудь.

Потом эта тоскливая работа стала единственной, и те, кто не ушел со студии на вольные хлеба, бились за возможность подежурить. Ведь если долго нет никакой работы, по нынешним временам могут и уволить, а премии, хоть и копеечной, вообще не увидишь. Постепенно заброшенная гримерка заполнялась людьми – теперь дежурили по два гримера и по два парикмахера. Работы далеко не всегда хватало на всех. Чаще – как на конкурсе вокалистов: один выступал, то есть работал, остальные готовились. А то и просто скучали – своих программ снимали все меньше. Поэтому Лизавету встретили радостными приветствиями.

– Здравствуйте, Лизонька, давненько вы не заходили, в командировку ездили или… – повернулась к ней старейший гример студии Вера Семеновна.

– Здравствуйте. В горы, на лыжах каталась.