Марианна Баконина - Школа двойников Страница 11

– Здравствуйте. В горы, на лыжах каталась.

– Ой, а я смотрю, откуда такой загар! Ты же вроде была против этих кварцев! – безапелляционно заявила громогласная парикмахерша Тамара.

– Вы ко мне сядете, Лизонька, или сразу к Тамаре? – обращение «Лизонька» в устах старейшего гримера звучало совершенно по-тургеневски. Только Вере Семеновне разрешалось называть Лизавету Лизой, Лизонькой и так далее. Все остальные нарывались на едкие замечания.

– Спасибо, Вера Семеновна, я – как обычно.

Обычно Лизавета гримировалась сама, а причесываться ходила именно в гримерку для своих.

Тамара пододвинула стул, достала из косметического ящика фен и тут же принялась болтать:

– Вот ты говоришь, от зимнего загара кожа горит и истоньшается, а Наталья каждую неделю или даже по два раза на неделе нежится в этих хрустальных гробах и выглядит на пять с плюсом, и не надо в горы подниматься.

– Горы – это удовольствие. – Лизавета не захотела вдаваться в подробности и рассказывать, какое это грандиозное удовольствие – солнце, снег, почти космической, инопланетной красоты пейзажи, яркие разноцветные костюмы и одинаково коричневые и улыбчивые лица лыжников. – А что касается кварцевания, оно действительно опасно, хотя и не для всех, по крайней мере, так пишет «Космополитен».

Ссылка на этот журнал обычно производит должное впечатление. «Космополитен», когда-то недоступный, давно издается на русском языке, и каждый желающий может удостовериться, что это глянцевый вариант «Работницы», разве что иллюстрации эффектнее. Но большинство по инерции продолжают считать все напечатанное на его мелованных страницах безусловной истиной.

– Горы тоже опасно – можно ногу сломать! – продолжала Тамара.

– Может кирпич на голову упасть! Или кусок балкона, у нас сюжет был. Не видели? На Каменноостровском проспекте, номер дома не помню, на мальчика упал кусок лепнины, голова кариатиды.

– И что с мальчиком? – встревожилась сердобольная Вера Семеновна.

– Жив, к счастью. Но сразу после этого проверили фасады домов и оградили те участки, которые представляют опасность.

– Ах, вот оно что! – Тамара так энергично всплеснула руками, что чуть не уронила фен. – А я-то думаю, почему по улицам не пройти, понаставили барьеров и заборов!

– Уж лучше так, Тамарочка! – заметила Вера Семеновна.

– Так не так, а когда эти заборы обходишь, можешь и под машину угодить. Хрен редьки…

– Я, честно говоря, спешу, – сказала Лизавета, увидев, что обитатели гримерки готовы всерьез начать диспут насчет меньшего из зол. Это сейчас очень популярное занятие – и при выборе президента, и при покупке колбасы.

– Ты всегда спешишь. – Тамара взяла принесенную Лизаветой пенку. Вообще-то в гримерке имелись примочки для грима и прически, купленные централизованно. Только, на беду, ответственный за закупки начальник хозяйственного отдела, приобретая косметику, придерживался мелкобуржуазного принципа «числом поболе, ценою подешевле» – лак и пенка для укладки волос, пудра и тон приобретались крупными оптовыми партиями, и на мелочи типа срока годности никто не обращал внимания.

Эти запасы благоухали так, словно в гримерке только что травили клопов и тараканов. Лишь безумно храбрые или беспросветно глупые люди разрешали мазать свои щеки и поливать волосы казенными снадобьями. Лизавета ни глупой, ни особо смелой себя не считала, лечиться от облысения и пересыхания кожи не хотела и, как всякий утопающий, спасала себя сама – таскала на работу все необходимое.

Потекли обычные разговоры – о косметике, модах, ценах, семье, мужьях, любовниках – о чем обычно разговаривают женщины, оказавшиеся в сугубо дамской обстановке, вроде зала парикмахерской, косметического кабинета или на занятиях по аэробике.

Однако в этот раз разговоры были хоть и обычные, но странные. Все, на первый взгляд, как всегда – тем не менее атмосфера душная, темная, как перед грозой. Так бывает. Все тихо, мирно, туч нет, солнышко сияет, но в воздухе носится предчувствие бури. Спокойное оцепенение, переполненное тревогой. И в гримерке в тот день запах лака для волос перемешался с запахом дурных вестей. Хотя никто ничего особенного не говорил и не рассказывал, чувствовалось, что мысли гримера и парикмахера заняты не только работой. А дамская болтовня – лишь попытка избавиться от тоскливых дум.

Вообще-то телевизионная гримерная сугубо женской никогда не была, здесь толклись и мужчины, ведущие спортивные передачи, и новостийщики, и дикторы. Однако атмосфера, царящая здесь, меняла и их тоже – мужчины охотно и со знанием дела обсуждали сорта пудры, цены на костюмы в элитном магазине «Барон». С еще большим знанием дела они беседовали о том, кто, что, с кем и где. Лизавета не так давно с удивлением отметила, что сплетничают мужчины чаще и больше, чем давно заклейменные сплетницами дамы.

– Общий привет! Лизавета, триста лет, триста зим! Тамарочка, дай лапку! Отдельный поклон Вере Семеновне! – ворвался в гримерку самый обаятельный и привлекательный диктор всех времен и народов Валентин Ченцов. Ворвался и немедленно подтвердил тезис о мужской склонности к пересудам: – Опять звонил муж Леночки Кац, она так и не нашлась.

– Не нашлась? Боже, что же могло случиться-то! Он больше ничего не сказал? – затараторила Тамара.

– Нет, а я не стал расспрашивать. Ленка, она ведь мужика своего не уважала, просто держала при себе, чтоб был, вот я и думаю, не закрутила ли где? – Валентин, в лучших водевильных традициях, игриво подмигнул присутствующим. Одет он был тоже неумолимо водевильно – белая хрустящая рубашечка, галстук-бабочка в горошек, тужурка а-ля Лев Толстой и лакированные штиблеты.

– Ты чего мелешь, язык без костей, глаза бесстыжие! – возмутилась Вера Семеновна. Валентин ответил еще более игривой улыбкой.

Бомба тревоги, висевшая над гримеркой, взорвалась. Лизавета теперь поняла, что предчувствие тревоги было не миражом, а реальностью. Тамара, заметив ее удивленное лицо, всплеснула руками:

– Лизавета же ничего не знает! – И тут же начала рассказывать: – У нас Лена Кац пропала, представляешь! Сначала-то никто не спохватился. Она часто брала отгулы, чтобы подхалтурить. У нее ведь полно контактов в музыкальном мире – без нее ни один концерт не обходился, – ревниво проговорила Тамара. – Сама знаешь, связи – это все.

Дело было не только в связях. Леночка – эту милую женщину все называли «Леночкой» и никак иначе – была лучшим гримером на Петербургском телевидении, а может быть, и во всем Петербурге. Маленькая, юркая, с такими же маленькими, ловкими ручками, она творила чудеса. Превращала угрюмого, прыщеватого представителя номенклатуры в американизированного политика с широкой улыбкой и гавайским загаром. Делала из угловатой эстрадной звездочки отечественного разлива роскошную диву, вполне пригодную для кабаре в Монте-Карло или Лас-Вегасе. Могла замаскировать дряблую шею, мешки под глазами, досадные, чересчур глубокие морщины в уголках глаз или складки, сбегающие к губам от крыльев носа, что особо ценили уже состоявшиеся экранные герои. Сейчас за хорошими гримерами охотились не только артисты и певцы, но и политики, предприниматели, модные адвокаты, нотариусы.

Однако Леночка была не просто визажистом. Лизавета знала, что она еще и мастер портретного грима. Как-то раз, когда на их студии снимали чуть ли не последний большой спектакль для взрослых, Леночка справилась с труднейшей задачей – сделала из всем известного курносого артиста Иоанна Грозного, да не просто Иоанна, а настоящего двойника, точную копию скульптурного портрета, реконструированного Герасимовым по черепу царя. По слухам, Леночка входила в бригаду гримеров «Ленфильма», которые несколько лет назад трудились на съемках российского политического триллера «Волки», – сценарист задумал кино как политическую портретную галерею времен Никиты Хрущева, героями были и Брежнев, и Микоян, и Подгорный, работы гримерам хватало, справились они блестяще.

– Так вот, – продолжала Тамара, – она давно говорила, что собирается увольняться, – посуди сама, стоит ли здесь горбатиться за копеечку, когда за один концерт получаешь в десять раз больше? А ей еще и большая халтура привалила, она сама хвасталась. Поэтому если день или два ее не видишь – значит, отгулы. А потом вдруг муж позвонил, Валерка. Мы рядом живем, соседи, я его знаю. Спрашивает, когда Леночка из командировки возвращается. А какая командировка – у нас никто понятия не имеет. В общем, неделю назад она, как говорится, ушла из дома и не вернулась. И никто ничего не знает – ни где она, ни что с ней. Валерка уже и в милицию заявил. Да что они могут! Сказали «будем искать» и отложили заявление в сторонку. Ты сама знаешь, как у нас ищут пропавших без вести.

Лизавета кивнула.

– А все-таки вполне вероятно, что она кого-нибудь себе нашла! – не унимался диктор Ченцов. Бабочка на его груди топорщилась, словно грудь у голубя-сизаря.