Джеймс Чейз - В этом нет сомнения Страница 10

И тут мне в голову пришла одна мысль: а что есть в этом человеке такого, чего нет у меня? Я имел в виду не его деньги и не власть, ибо, разумеется, ни того, ни другого у меня не было… Но у меня было его лицо, его одежда, и я мог теперь без труда подделать его подпись.

Эта мысль проникла ко мне в мозг совсем так, как маленькое зернышко… Но зерна со временем прорастают… Я забыл об этом зернышке на время, когда в комнату вошел Дюрант.

Я вышел, прихрамывая, из ванной, подошел к кровати, потом повернулся и взглянул на него.

Невольно я почувствовал удовлетворение, когда увидел промелькнувший в его глазах испуг. Внимательно посмотрев на меня, он сказал:

— Очень хорошо…

Он повернулся к Маццо, который стоял в проеме двери.

— Ну, мы пошли, — сказал он и вышел из комнаты.

— Я же сказал тебе, Джерри, — заговорил Маццо, — что это здорово!

Я не пошевелился, только посмотрел ему в глаза.

— Это всего лишь рекомендация, Маццо, — заговорил я конфиденциальным тоном, — но не будет ли безопаснее, если отныне и впредь ты станешь называть меня мистером Фергюсоном, а не Джерри?

Он даже подпрыгнул.

— Что это ты себе вообразил? Послушай, приятель, ты не босс! Я не стану называть тебя мистером Фергюсоном! Это ты будешь делать то, что я буду тебе говорить! Вот так!

— Ты назовешь меня Джерри или приятелем, Маццо, — сказал я, — а кто-нибудь это услышит, и мы с тобой сядем в лужу. Я — мистер Фергюсон, и делаю то, что ты мне говоришь, но называть меня лучше мистером Фергюсоном.

Он потер голову своими огромными ручищами и задумался. Я почти слышал, как скрипели от напряжения его мозги. Наконец он кивнул.

— Да-а, ты говоришь дело.

Потом он усмехнулся.

— О'кей, мистер Фергюсон. Пошли!

Выходя из комнаты, я еще не сознавал, что крошечное семечко в моем мозгу стало прорастать.

Я прошел следом за Маццо по широкой лестнице в ярко освещенный вестибюль.

Харриет Фергюсон с неизменным пуделем на руках стояла на пороге центральной гостиной.

Дюрант с портфелем в руках — возле парадной лестницы.

Маццо отошел в сторону.

— Проходите, мистер Фергюсон, — сказал он почтительно. Я пошел мимо него по лестнице и, видя, что старая женщина наблюдает за нами, задержался у последней ступеньки и прямо посмотрел на нее. Я слышал, как она затаила дыхание. Я улыбнулся ей. Улыбка получилась вымученной из-за маски, но все же это была улыбка.

— Фантастично! — воскликнула она, посмотрев на Дюранта.

— Да, — согласился он. — Пора выходить.

Маццо незаметно мне кивнул. Я захромал вперед и приблизился к старой даме.

— Мадам, — сказал я, — надеюсь, что вы удовлетворены?

— Вы могли бы быть моим сыном, — сказала она, и я заметил слезы на ее глазах.

— Это было бы для меня счастьем, — сказал я, припомнив сыгранную мной сцену в каком-то душещипательном фильме тридцатых годов, приподнял ее руку и погладил своими губами.

Отвернувшись, я захромал к Дюранту, который наблюдал за этой сценой с таким же кислым видом, какой я наблюдал не раз у режиссеров, когда пытался украсть сценку у героя.

Снаружи, в сгущающихся сумерках, поблескивал «роллс». Шофер-японец услужливо распахнул дверцу.

Первым сел Дюрант, я — следом за ним. Маццо устроился рядом с шофером.

Когда мы выехали на шоссе, Дюрант сказал:

— Когда мы приедем в аэропорт, Стивенс, нас будет ожидать пресса. Приблизиться к нам они не смогут, но там они, конечно, будут. Мы полетим на самолете корпорации. Вы будете делать в точности все то, что вам скажет Маццо. Никаких проблем не возникнет. Не спешите. Помните: вы — Джон Меррилл Фергюсон. Вас будут надежно охранять. Поднявшись по трапу, вы можете повернуться и поднять руку. Понятно?

— Да, мистер Дюрант, — сказал я.

— В самолете, Стивенс, — продолжал он, — вы кивнете стюардессе и сядете. Вас никто не побеспокоит, пока мы не прилетим. По прибытии на место я вас проинструктирую.

Зароненное в голову зерно давало о себе знать…

— Есть одна мелочь, — сказал я, — но она может оказаться однажды важной… Всего лишь один совет, мистер Дюрант. Не безопаснее ли вам прекратить называть меня Стивенсом? Я не знаю, как вы называете мистера Фергюсона, но разумнее называть меня именно так. Сорвется у вас с языка при посторонних «Стивенс», и вся операция пропала… Мне не хочется, чтобы меня обвинили в провале.

Я не смотрел на него, мой взгляд был прикован к затылку шофера-японца.

После долгой паузы Дюрант сказал:

— Да, замечание дельное… мистер Фергюсон. Вы проявляете предусмотрительность.

— Если случится провал, мистер Дюрант, я не хочу, чтобы я был его виновником.

— Да…

Он тяжело дышал.

— В таком случае вам лучше называть меня Джо.

— О'кей, Джо.

Больше ничего не было сказано, пока мы не достигли аэропорта. Тут Дюрант повторил:

— Ничего не делайте. Ничего не говорите. Предоставьте все Маццо.

Я не мог отказать себе в маленьком удовольствии:

— Слышу, Джо…

Наш «роллс» явно ожидали.

Охрана открыла двойные дверцы и отсалютовала нам, когда мы вылезали из машины. Чувствуя себя членом королевской семьи, я слегка приподнял руку, отвечая на приветствия.

— Ничего не делайте! — прошипел Дюрант.

Машина помчалась по периметру аэродрома. Впереди я видел слепящие огни и огромную толпу, собравшуюся поблизости от освещенного самолета. Господи, каким же я пользовался успехом! — «роллс» проехал сквозь приподнятое заграждение, которое тут же опустили. Человек пятнадцать стояло у подножия трапа самолета. По их виду сразу можно было сказать, что это сильные и надежные телохранители.

Маццо выскользнул из машины. Дюрант кивнул мне, я вышел, он следом за мной.

— Пошевеливайтесь! — буркнул Дюрант.

В слепящем свете прожекторов я двинулся к трапу.

Немедленно раздались крики:

— Мистер Фергюсон, посмотрите сюда!

— Мистер Фергюсон, всего несколько слов!

— Мистер Фергюсон, минуточку, пожалуйста!

Это неистовствовала пресса. Вспышки кинокамер не прекращались. Это был самый потрясающий момент в моей жизни! То, о чем я так часто мечтал, когда еще надеялся стать знаменитой кинозвездой, за которой будут охотиться репортеры, а фотографы сражаться за право быть рядом со мной…

Я двинулся вверх по трапу. Дюрант шел за мной по пятам. Сердце у меня стучало.

— Мистер Фергюсон!

Имя повторялось снова и снова, волны человеческих голосов плескались вокруг меня.

Господи, каким великим человеком я себя чувствовал!

На самой верхушке трапа я задержался, повернулся и посмотрел на целое море человеческих лиц. Телохранители, телекамеры, неистово толкающиеся репортеры… Чувствуя себя по меньшей мере Президентом Соединенных Штатов, я поднял руку величественным жестом. Но тут же стоявший рядом Дюрант втолкнул меня в самолет.

Дверь закрылась.

Представление было окончено.

Я часто читал о самолетах, принадлежащих сильным мира сего. Но когда я прошел мимо двух улыбающихся девушек в темно-зеленой форме и в кокетливо сдвинутых пилотках и увидел внутренность лайнера, я внутренне ахнул.

Обычные пассажирские кресла были заменены небольшими кожаными шезлонгами. В салоне стоял изящный письменный стол с высоким черным стулом перед ним, большой коктейль-бар, широкий стол для совещаний с десятью стульями. Весь пол устлан толстенным темно-красным ковром…

У стены находился кожаный не то стул, не то кресло с приставкой для ног, в котором было очень уютно вздремнуть.

— Садитесь здесь, — сказал Дюрант, указывая на этот стул.

Я уселся, снял шляпу и положил ее на ковер рядом с собой.

Подскочил Маццо, схватил ее и куда-то унес. Дюрант прошел вперед, где его не было видно.

Сквозь задвинутые занавески на иллюминаторах пробивался свет телевизионных установок, и я ухитрился немного отодвинуть в сторону ближайшую занавеску, чтобы посмотреть на оставшихся внизу представителей прессы, но было уже поздно.

Ожил реактивный двигатель лайнера, и через несколько минут самолет уже покатился к взлетной полосе.

Возвратился Дюрант и сел за письменный стол, открыл свой портфель, достал из него кипу бумаг и начал их читать.

Я отдыхал в кресле, глаза у меня были закрыты, думал я об оказанном мне приеме… Что значит иметь на счету миллиарды! Думал я о своих тоскливых годах, о бесплодных попытках пробиться в кинозвезды… И вот теперь, совершенно неожиданно, ко мне относились, как к одному из самых богатых людей в мире… И мне это безумно нравилось!

Так я пролежал минут двадцать, потом мне пришло в голову, что раз я — Джон Меррилл Фергюсон, мне должны уделять соответствующее внимание.

Дюрант все еще был занят чтением.

Я осмотрелся и заметил Маццо, который дремал в кресле позади меня.