Анатомия любви - Марина Крамер Страница 10

— Инна Алексеевна, вы не волнуйтесь так, — попросила я, заметив, что с каждым словом Калмыкова начинает говорить все громче и вот-вот сорвется в истерику. — Вас никто ни в чем не обвиняет. Мы хотим просто разобрать ситуацию и понять, что именно произошло, а не устроить судилище. Это нормальная практика в клинике — разбирать каждый случай. Я выслушала ваше мнение, посмотрю протокол и подумаю, как нам избежать подобного впредь. И что делать с клиенткой сейчас, — я протянула руку и взяла у Матвея карту. — Матвей Иванович, у вас есть вопросы?

— У меня не вопрос, а небольшое замечание, если позволите. Мне, Инна Алексеевна, сегодня показалось, что вы с самого утра довольно рассеянны и невнимательны, — сказал Матвей, сложив на столе руки и глядя на них. — Так вот. Если подобное я замечу еще раз, к моему столу вы больше не встанете. Прошу понять меня правильно и не обижаться. Я привык, что моя бригада не нуждается в контроле, а с вами, вижу, это не работает.

Калмыкова вспыхнула, выпрямилась:

— Вы ошибаетесь, Матвей Иванович. То, что произошло сегодня, больше не повторится. Я умею отделять личное от рабочего.

— Я очень на это надеюсь, — Матвей поднялся. — Мне пора в институт.

Он вышел из кабинета, и, как мне показалось, Калмыкова постаралась скрыть вздох облегчения.

— Инна Алексеевна, вы на доктора Мажарова не обижайтесь, потому что он прав. Если у вас какие-то сложности дома, могу предоставить вам отпуск для их решения, но приносить это в операционную не советую.

Я почувствовала, что попала в какое-то больное место словами о сложностях — Калмыкова снова напряглась и энергично затрясла головой:

— Нет-нет, все в порядке… просто у меня часы сегодня спешили, я ведь утром вам показывала, вот с этого и началось. У меня все в порядке, никаких сложностей.

— Ну как знаете. Однако если решите…

— Нет-нет, спасибо, отпуск не нужен, — поспешно перебила меня Калмыкова.

— Тогда можете идти, Инна Алексеевна, я сама разберусь с клиенткой. Да, кстати, — я сняла очки и посмотрела на вставшую из-за стола Инну. — Я все забываю спросить, а почему вы ушли из московской клиники? Все-таки там наверняка были перспективы.

— Какие? — чуть скривилась Инна. — Уж точно гораздо меньшие, чем здесь. Вы не подумайте, что я пытаюсь к вам подольститься, потому хвалю вашу клинику, нет. Но за то время, что я тут работаю, я чувствую, что существенно улучшила навыки, а в Москве была рутинная работа.

— Я ничего такого не думаю. Но все же должна быть причина для того, чтобы человек бросил работу в столичной клинике — пусть и рутинную, но со стабильным доходом, забрал двух детей и переехал сюда, очень далеко от столицы. Наверняка вашей дочери такая перемена мест не очень понравилась, да? Она ведь готовилась поступать в московский институт, правда? А пришлось учиться в провинции.

Калмыкова слегка покраснела:

— Это мой родной город, я же говорила. Я сама закончила здешний институт, и вы не хуже моего знаете, что он отличный, хоть и не столичный. Вы ведь тоже здесь учились, не обязательно в Москву ехать, если есть стремление получить знания. И Алина тоже так считает.

Ну в последнем я не была так уверена — проблемы-то у Калмыковой есть, и почти стопроцентно они связаны с дочерью, которая в силу возраста сейчас наверняка невыносима.

— Если у вас нет больше вопросов, Аделина Эдуардовна, можно, я пойду? Мне еще нужно клиентов к завтрашним операциям подготовить.

— Да, разумеется. — Я поняла, что о причинах увольнения она мне не расскажет, значит, придется самой поискать информацию.

Дверь за Калмыковой закрылась, а я не могла отделаться от неприятного чувства, что Матвей, скорее всего, прав, и что-то в московской клинике произошло такое, о чем Инна говорить не хочет. Меня беспокоило и то, что в трудовой книжке не было записи об увольнении по статье — хотя руководство могло пожалеть одинокую мать двоих детей, не имеющую никакой поддержки.

«Интересно, а кем был ее муж? — вдруг подумала я, придвигая к себе карту клиентки. — Я никогда об этом не думала, кстати. Хотя… почему меня должно было это интересовать? Но теперь придется и это выяснить, что-то мне подсказывает, что эта Инна Калмыкова не так проста, как выглядит, и что-то в ней есть такое… странное».

Семен

Остаток дня нужно было чем-то занять. Хотелось расслабиться и прочистить мозги, чтобы завтра явиться на новую работу совершенно другим человеком, свободным от всего, что было в прошлом.

Перспектива новой жизни очень вдохновляла Семена, он почувствовал впервые за несколько лет, что нашел наконец то, что поможет ему избавиться от бесконечных сравнений с отцом, а главное — от его контроля.

Идея поехать в бар пришла почти сразу — он давно не был среди своих, все никак не находилось времени, а последние две недели после увольнения из клиники Семен просто не хотел никого видеть.

Пообещав себе не прикасаться к спиртному, он прихватил кожаную куртку и шлем и спустился во двор, где был припаркован харлей. День катился к вечеру, скоро в баре будет не протолкнуться — заведение популярное среди любителей мотоциклов, очень специфическое и необычное, и нужно было поторопиться, чтобы занять место у барной стойки.

Бар «Железный конь» принадлежал хорошему приятелю Семена Кузьме Троицкому, больше известному в байкерской тусовке как Кузя Трёшка. Когда-то давно он купил помещение и пытался открыть там магазин, однако дело не пошло, и кто-то посоветовал Кузе, страстному любителю готовить гамбургеры, перепрофилировать свое заведение и открыть там небольшой бар, где будут подавать эту нехитрую еду.

Кузя так и сделал, и первый год сам стоял за плитой, жаря котлеты и булки для своих приятелей-байкеров. Вскоре заведение приобрело популярность в мототусовке, потребовался ремонт и расширение штата, а затем пришлось выкупить у соседа часть здания, чтобы увеличить площадь, так как «Железный конь» перестал вмещать всех желающих. Сейчас это было самое известное заведение, где можно было выпить пива, съесть отличный гамбургер из весьма обширного меню, при желании заказать что-то погорячее или просто спеть в караоке.

Семен тоже любил это место, хотя с некоторых пор Кузя запретил бармену наливать Доктору что-то кроме пива, да и то не более трех кружек. Семен сперва возмущался, но Кузя от своего запрета не отказывался, прямо заявив:

— Хочешь бухать — дело твое, страна свободная. Но делай это в другом месте.

— А чего так? — поинтересовался пришедший в бар уже нетрезвым Семен.

— А не хочу