Анатомия любви - Марина Крамер Страница 9

Дверь кабинета распахнулась без стука, и на пороге появился Матвей. Я, подняв глаза от счета-фактуры, который собиралась подписать, вдруг увидела выражение лица мужа… Он был весь белый, разъяренный — таким я Матвея не знала.

— Что-то случилось? — осторожно поинтересовалась я, и Матвей, плотно закрыв дверь, рявкнул шепотом, чтобы не услышала Алла в приемной:

— Мы чуть жену мэра не угробили только что!

— В каком смысле? — мне почему-то показалось, что Матвей шутит, уж не знаю, с чего я так решила.

— Анестезиолог не собрала нормальный аллергологический анамнез, и клиентка выдала анафилактический шок после операции.

Я встала:

— Что предприняли?

— Успокойся, там все уже нормализовалось, к счастью, Калмыкова не успела уйти из отделения, провела мероприятия, оставила клиентку на кислороде и адреналине пока. Но ты только подумай, что могло произойти?! — Матвей плюхнулся на диван и посмотрел на меня, ожидая реакции.

— Ну не произошло ведь, справились?

— Деля… ты серьезно? Не могу поверить.

— Матвей, я с тобой согласна, надо разобраться и выяснить, что произошло. Но вот так реагировать — не надо.

— Если ты считаешь, что моя реакция связана с положением ее мужа… — начал Матвей, но я перебила:

— Не говори ерунды. Я прекрасно знаю, что ты точно так же реагировал бы на инцидент с любым клиентом, и мэрское кресло тут вообще ни при чем. Но, Матвей, согласись — все бывает. Да, это вопиющий случай, мы его подробно разберем и постараемся сделать так, чтобы подобное не стало системой. Но ты должен успокоиться и оценить ситуацию адекватно и без эмоций.

— Калмыкова придет сюда с протоколом и картой минут через десять. Надеюсь, у нее хватит ума записи не подделывать.

— Перестань, Матвей, — поморщилась я, открывая настежь окно. — Не хватало еще начать подозревать сотрудников невесть в чем.

— А что ты вообще знаешь об этой Калмыковой? — вдруг спросил муж, и я резко развернулась в его сторону:

— Ты о чем?

— Ну вот кроме того, что она рассказывает всем?

— Матвей, это не мне, это тебе пора в отпуск. Послушай только, что ты говоришь, это же возмутительно.

— А что тебя возмущает в моих словах? То, что мы практически ничего не знаем об этой Инне Калмыковой? Обо всех знаем — а о ней нет?

— Человек имеет право не говорить о личной жизни на работе — что в этом ненормального, я не пойму?

Матвей покачал головой, сложил на груди руки и умолк, глядя куда-то перед собой. Я чувствовала, как сильно он раздражен произошедшим с его клиенткой — ведь, как ни крути, вся ответственность ложится на него как на оперирующего хирурга и лечащего врача. Но при чем тут личная жизнь Инны Калмыковой? Матвею вообще никогда не было дела до того, чем живут и дышат сотрудники клиники вне ее стен, а тут вдруг…

— Матвей, что-то случилось?

— Случилось, — кивнул он, — но я не придал этому значения, решил, что это все неважно, просто чьи-то сплетни. А надо было сразу с тобой об этом поговорить.

— Да о чем?! — я начала терять терпение.

— Я тут получил письмо, в котором сказано, что Калмыкова не сама уволилась с предыдущего места работы, а ее уволили за халатность.

— Но у нее нормальная трудовая книжка, что за ерунда?

— Я в тот момент тоже так подумал, а теперь считаю, что ты должна отстранить Калмыкову от работы и навести справки о причинах ее увольнения.

Я поморщилась. Никогда не могла даже представить, что мой муж вдруг начнет какую-то охоту на ведьм из-за случая, который мог произойти с кем угодно — достаточно просто запариться и пропустить графу «аллергия», такое иной раз происходит, что уж греха таить. Да, в одном случае из ста бывает так, как сегодня. А вообще… Собирать аллергологический анамнез должен был принимавший ее врач, а Матвей, как лечащий, еще и уточнить был должен. Ну и кто виноват?

Начать подозревать анестезиолога в нечестности и — тем более — подделке документов я считала неправильным. Но спорить с Матвеем сейчас тоже не хотелось.

— Давай поступим так, — как можно мягче произнесла я, садясь на подлокотник дивана рядом с Матвеем, — когда придет Калмыкова, все подробно разберем, ты пойдешь в ординаторскую, а я попытаюсь поговорить с ней сама. И позже вызову Иващенко, вдруг он что-то мне не сказал.

— Делай как знаешь, — отмахнулся Матвей, — тебя ведь все равно не переупрямишь.

Я погладила его по плечу, обтянутому хирургическим костюмом:

— Не волнуйся, я во всем разберусь. А ты сейчас, пожалуйста, постарайся держаться в рамках, хорошо? Обвинить человека легко.

Муж неопределенно мотнул головой, и я поняла, что он уже думает о чем-то другом, привыкнув доверять мне в вопросах, касавшихся персонала. Вот и отлично, ему сегодня еще лекцию читать, он должен отдохнуть и настроиться.

В дверь постучали, и на пороге возникла Алла.

— Аделина Эдуардовна, к вам доктор Калмыкова.

— Пусть проходит, — я переместилась за стол, а Матвей, поднявшись и размяв плечи, устроился на углу, отодвинув стул и развернув его боком.

Калмыкова вошла уверенной походкой человека, которому нечего бояться в кабинете начальницы, это мне понравилось, потому что в глазах ее я заметила легкую панику. Но она умела держать лицо и хотя бы делать вид, что спокойна и не волнуется.

— Присаживайтесь, Инна Алексеевна.

Она расположилась напротив Матвея, положила перед собой распечатанную карту клиентки.

— Я понимаю, что допустила чудовищную оплошность… даже не знаю, как такое могло произойти.

Матвей вытянул карту у нее из-под руки и быстро пролистал.

— В протоколе ничего необычного.

— Да! Потому что в ходе наркоза ничего необычного и не было! — с каким-то даже вызовом ответила анестезиолог. — Я проводила клиентку в палату, еще раз измерила показатели — там написано, что все было в пределах нормы. Но буквально через пару минут после того, как я ушла из палаты, у нее начался отек гортани. При помощи палатной сестры мне удалось приступ купировать, сейчас с клиенткой все в порядке, я заходила перед тем, как идти сюда. Чем могла быть вызвана такая реакция, я не знаю. Про аллергию я спросила, когда клиентка смогла говорить — аллергики обычно знают, что вызывает у них реакцию. Так вот… она не назвала ничего вообще — ни препаратов,