Ирина Комарова - Покойная жена бывшего мужа Страница 11

– Простите, я вас не понимаю…

Не так часто мне приходится видеть шефа по-настоящему удивленным. Впрочем, и сама я смотрела на посетителя круглыми глазами. Он действительно считает, что мы вот так, ни с того ни с сего, начнем делиться с ним информацией о делах клиента?

Ставровскому наша реакция не понравилась. Он раздраженно стукнул каблуком об пол и наклонился вперед:

– А что тут непонятного? Я имею в виду эту абсурдную историю про якобы имевшее место отравление!

– Отравление действительно было, – перебил его шеф. – И женщина умерла.

– А при чем здесь Лиза? Это же абсолютная нелепость! Лиза – чистейшая и честнейшая женщина, и обвинять ее в каких-то диких преступлениях, чуть ли не в массовых убийствах, на основании бреда умирающей… – Семен Евгеньевич выразительно развел руками, дескать, любые объяснения тут излишни. – Но вы же знаете, как работает наша милиция! К счастью, Лиза прислушалась к голосу разума и обратилась к профессионалам.

– Голос разума – это, очевидно, ваш? – уточнил Александр Сергеевич.

Ставровский, не вставая со стула, отвесил легкий, но исполненный достоинства поклон:

– Не буду скрывать, я советовал Лизе предпринять нечто подобное. И разумеется, теперь я хотел бы знать подробности.

– Простите. – Шеф сменил тон на строго официальный. – Одно из основных условий нашей работы – это полная и абсолютная конфиденциальность. Я понимаю, что как друг семьи Перевозчиковых…

– Увы, – перебил его Семен Евгеньевич, – почетное звание друга семьи ныне утратило силу – семьи Перевозчиковых больше не существует. Но я всегда был другом Лизы и остаюсь им. И поверьте, – он прижал руки к груди (картинно и неестественно, на мой взгляд), – ее проблемы для меня важнее, чем любые собственные. Я хочу знать, что я могу для нее сделать.

– Прежде всего вы можете ответить на несколько вопросов.

– Готов! – почти выкрикнул Ставровский и энергично тряхнул головой, напомнив мне пуделя Артемона из фильма, который я очень любила в годы далекого детства.

– Вы были знакомы с Натальей Денисовной Перевозчиковой?

– С этой женщиной? За кого вы меня принимаете? – напыжился Ставровский. – Я очень разборчив в знакомствах, и всякие… – он замялся на мгновение, – в общем, девицы, позволяющие себе крутить амуры с немолодыми женатыми мужчинами, меня не интересуют.

– Но вы ее видели?

– Разумеется. Я уже сказал вам, что все неприятности Лизы воспринимаю как свои. И когда я узнал о существовании этой роковой красотки, то посчитал своим долгом… В общем, ничего особенного. О покойниках, конечно, дурно говорить не принято, но будем объективны. Личико стандартное, фигура тоже не вызывает интереса. Глаза красивые, но они же нарисованные! А сотри макияж, так ничего нет, абсолютно пустые! Ни души, ни искры Божьей… ничтожество. Право, я никогда не был высокого мнения об Олеге, но определенным интеллектуальным уровнем он все-таки обладает. Не понимаю, как он мог польститься на эту куклу.

– Вы с Олегом Борисовичем своим мнением поделились?

– Уважаемый Александр Сергеевич! – Ставровский легко поднялся с кресла и встал в третью балетную позицию, прижав руки к сердцу. – Мы с вами люди одного поколения, и вы должны меня понимать. В наше время среди мужчин не было принято обсуждать женщин, и, хотя меня могут посчитать старомодным, я продолжаю придерживаться этого правила. Если я сейчас позволил себе высказаться, то только потому, что ситуация экстраординарная. Разумеется, я с Олегом его пассию не обсуждал. Я с ним вообще не разговариваю с тех пор, как он ушел от Лизы. Точнее, один раз мы встретились – я хотел объяснить Олегу, какую ошибку он совершает. Но Олег повел себя безобразно, наговорил мне гадостей… Нет, не желаю больше видеть этого человека.

– Понятно. Но с Елизаветой Петровной вы продолжаете общаться. Как вы считаете, она тяжело переживала развод?

– А как вы думаете? Они больше тридцати лет прожили! – Семен Евгеньевич вернулся в кресло. – Даже я в шоке был, а уж Лиза… Но она мужественная женщина и очень гордая. Знаете, она даже в молодости такая была – никогда о своих проблемах не рассказывала. Это у нее принцип: «Не позволю, чтобы они моим несчастьям радовались!»

– Они – это кто? Недоброжелатели?

– Почему обязательно недоброжелатели? Просто – они, – Ставровский неопределенно помахал рукой, – люди.

– Но почему она считала, что люди ее разводу обрадуются? Может, наоборот, посочувствовали бы?

– А это для Лизы еще хуже! Я же говорю, она очень гордая женщина. Для нее любые сплетни унизительны, а сочувствие – вовсе невыносимо. Вы же сами ее видели, разговаривали с ней, неужели после этого нужно что-то объяснять? – Семен Евгеньевич откинулся на спинку, положил ногу на ногу и спросил почти покровительственно: – Еще что-нибудь хотите узнать?

– Хочу, – согласился шеф. – Как вы считаете, у Елизаветы Петровны есть враги?

– Враги? У Лизы? Это невозможно! Она чудесная женщина, ее все любят!

– Так-таки все? – не удержалась я.

– Ну, может, не совсем все, – неохотно признал Семен Евгеньевич. – Лиза высокий пост занимает, и как начальник она, конечно, строга бывает. Хорошо, пусть не любят, но уважают! Вот именно, Лиза среди всех, кто ее знает, пользуется глубоким и заслуженным уважением!

– Но ведь не из-за того, что ее все так уважают, Елизавета Петровна оказалась в нынешнем неприятном положении. – Александр Сергеевич еще не потерял надежду заставить Ставровского оценить ситуацию с точки зрения разума, а не эмоций. – И Наталья Перевозчикова не от большого уважения ее в убийстве обвинила.

– А я считаю, что мы имеем дело с нелепой ошибкой! – живо возразил Ставровский. – Мы, конечно, все христиане, люди верующие, – он размашисто перекрестился, – но кто знает, что у покойницы перед смертью в голове творилось? Могло все перемешаться, вот она и наговорила на Лизу!

– Наташа заходила к Елизавете Петровне, но та отказалась с ней общаться. Вы полагаете, что Наташа продолжала думать о Елизавете Петровне и говорить о ней. А подруга восприняла это как обвинение в убийстве?

– Например! А что, очень может быть, что все именно так и было! – Семен Евгеньевич слегка наклонился вперед, очень ловко принял позу роденовского «Мыслителя» и замер на несколько мгновений. Потом снова откинулся на спинку кресла и устремил на шефа сияющий взор: – Послушайте, а может, все было гораздо проще? Вы ведь в черную магию верите?

– Нет, – хором ответили мы с Бариновым.

– Как это – нет? – Семен Евгеньевич даже слегка подпрыгнул от возмущения. – Использование колдунов и магов, с их экстрасенсорными возможностями, – это самые прогрессивные веяния в современной криминалистике! Как же вы работаете?

– По старинке, – шеф покосился на часы, – все больше головой да ногами. Вы простите, Семен Евгеньевич, но у нас не так много времени. Если вы припомните что-нибудь важное, например каких-либо недоброжелателей Елизаветы Петровны или друзей покойной Натальи Перевозчиковой, будем вам очень благодарны.

Шеф встал и вышел из-за стола, давая понять, что аудиенция окончена.

– Но я же об этом и говорю! – Ставровский тоже вскочил и продолжил, энергично размахивая руками: – У одного моего знакомого тетушка – экстрасенс! Колдунья Веденея! Нужно только добыть несколько предметов, принадлежащих покойной, – лучше всего, конечно, ювелирные украшения, но можно и что-нибудь попроще. Расческу или косметичку… и обязательно фотографию! Мне не совсем удобно обращаться к Олегу, но вам он не откажет, я уверен! А Веденея сразу определит, какое на женщину было наложено заклятие и кто его наложил.

– Заклятие? – Я вспомнила предупреждение Елизаветы Петровны: все, что говорит Семен Евгеньевич, надо делить на четырнадцать. Да хоть на сто сорок четыре, все равно бред получается.

А старый артист теперь всплеснул руками в мою сторону:

– Разумеется, заклятие! Неужели вы думаете, что здесь обошлось без сглаза? Без наведения порчи?

Не стану пересказывать всю ахинею, которую он нес дальше. Но Александру Сергеевичу удалось его выставить только минут через пятнадцать. Причем, клянусь, не прибегая к физической силе. Не сочтите за подхалимаж, но все-таки наш шеф – великий человек!

Избавившись от Ставровского, Баринов откинулся на спинку кресла, потер виски и распорядился:

– Чаю мне. Крепкого, с лимоном и сахаром. А потом брысь отсюда. Не можешь ехать к Васнецову, значит, поезжай к Перевозчикову. Заодно Нину домой забросишь.

Крепкий сладкий чай с лимоном шеф получил через три минуты, а вот мы с Ниной немного задержались в офисе, чтобы навести «вечерний порядок». Я занялась подоконником-кухней, а Ниночка очищала свой стол – убирала все бумаги в папки, а папки, в зависимости от важности лежащих в них документов, на полки стеллажа, в стол или в сейф.

– Перевозчикова была права. – Прежде чем спрятать, Нина быстро проглядела протокол беседы со Ставровским. – Разговор с Семеном Евгеньевичем никакого смысла не имел.