Марина Серова - Сумерки большого города Страница 11

Но тут произошло нечто неожиданное.

Незакрытая дверь резко распахнулась, и в мастерскую без всякого предупреждения стремительно вбежала какая-то женщина в длинном, свободно ниспадающем платье.

– Где?! – уперев руки в бока и яростно сверкнув глазами, обратилась она к хозяину мастерской.

– Что? – отступая от неожиданности на шаг, переспросил тот.

– Имей в виду, Иван, если он мне ничего не вернет, я с тебя спрошу! Раз ты его приютил, значит, ты и в ответе за все, что он творит! У меня в холодильнике почти ничего не осталось!

Я с интересом смотрела на разворачивающуюся передо мной сцену и не спешила уходить. Мне было интересно, что ответит на это обвинение Иван Григорьевич.

– Я все тебе верну, – быстро и нервно зачастил тот. – Не волнуйся, мы ведь соседи, всегда друг другу помогали, и сейчас тоже ничего не изменилось.

– Все-таки, спрячь от него ключи от моей мастерской, – уже не таким агрессивным, но все еще очень недовольным тоном продолжила женщина. – Не нравится мне эта его манера – без спросу заходить к чужим людям и брать все, что плохо лежит...

– Хорошо, хорошо, – разворачивая гостью лицом к выходу, закивал Иван Григорьевич. – Этого больше не повторится! Я тебе обещаю!

– Господи! Кто же у вас все таскает? – тоном участливой соседки поинтересовалась я.

Видно было, что женщине не терпится излить душу и рассказать о злодеяниях неизвестного воришки, а Иван Григорьевич не собирается предоставлять ей такую возможность. Так что мой вопрос ее несказанно обрадовал. Она остановилась, стряхнула с плеч руки хозяина и, даже не поинтересовавшись, кто я такая, начала свой рассказ.

Манера изложения у нее была довольно-таки сбивчивой, но из ее слов я поняла главное – в студии Ивана Григорьевича с недавних пор поселился какой-то его знакомый.

И человек отличался весьма своеобразными привычками. Соседка неоднократно слышала, как он заявлялся глубоко за полночь, при этом он мог просидеть весь день дома и снова уйти, только когда стемнеет. Так же он полюбил «заимствовать» у нее еду и никогда не возвращал ей даже посуду! Что уж тут добавить – ничего приятного в новом госте своего соседа женщина не находила. Но до недавнего времени она все это терпела, ради старой дружбы. Теперь же пришел для нее момент – высказаться.

– А где сейчас ваш жилец? – полюбопытствовала я у примолкшего хозяина.

– Уехал он уже, – нервно оглядываясь, бросил Иван Григорьевич. – Так что больше никто ни у кого не утащит еду из холодильника!

– Да?! А мне показалась, что он засел на твоей «галёрке»! – удивилась женщина и ткнула пальцем вверх, туда, где на «втором этаже» располагалась кровать. – Вечно он там прячется...

Заинтересовавшись, я сделала несколько шагов к лестнице. На плохо видимой с моего места постели лежала куча одеял, и под ней действительно вполне мог спрятаться человек. Следовало подойти поближе, чтобы окончательно в этом увериться...

И тут, не успели мы сообразить, что происходит, как одеяла отлетели в сторону, и из-под них выскочил неизвестный мне встрепанный субъект. Сверкнув на нас злым взглядом, он бросился к складной лестнице. В мгновение ока субъект распахнул окно, проделанное в крыше, и выскочил наружу.

– Вот он, паразит! – неожиданно на предельной громкости заорала соседка Ивана Григорьевича. – Как мне теперь тебе верить?! Покрываешь этого своего Крапивина, а он сперва мои продукты таскал, а теперь тягу дал?

«Крапивин!» – услышала я знакомую фамилию и не стала выслушивать оправданий Ивана Григорьевича. Я быстро взбежала по деревянной лестнице на «второй этаж», – хозяин мастерской растерялся и не успел меня остановить.

Мельком порадовавшись тому, что сегодня я не надела юбку и туфли на каблуках, я осторожно выглянула в распахнутое окно. Крапивин улепетывал по крыше, будто это была ровная мостовая, и падение грозило ему только разбитыми коленками.

Чертыхнувшись, я выбралась наверх. Крапивин пока являлся ключевой фигурой в этом деле, поймать его было очень важно, чтобы узнать из первых рук, кто и что пытался сделать, или уже сделал – с картиной «Сумерки». Кроме него, помочь в этом мог бы только Ситников, но до того добраться гораздо сложнее. Так что мне пришлось преследовать беглеца, удиравшего по крыше двухэтажного дома.

Крапивин пару раз оглянулся и, поняв, что в покое его не оставили, прибавил скорость. У меня возникло ощущение, что это маршрут ему уже знаком...

Мне же приходилось туго – крыша была покатая, только у ее края имелась широкая ровная полоса из проржавевшего металла. По ней-то и улепетывал Крапивин.

Погоня по крыше – это, конечно, очень эффектно смотрится в кино, но вот на деле... Выпрямиться в полный рост на самом краю я побоялась, поэтому бежала не очень уверенно, придерживаясь одной рукой за крышу и за попадающиеся на моем пути башенки. Теперь их наличие на крыше уже не казалось мне таким нелепым.

Крапивин далеко меня опережал, но беспокоило меня не это, а то, что он, судя по всему, прекрасно знал, куда бежит. А вот я и понятия об этом не имела! С крыши должен быть устроен какой-то спуск, иначе вся эта беготня лишается смысла...

Металлический лист под моей ногой как-то нехорошо прогнулся, и я быстро присела на корточки. Внутренний двор Дома художника смутно виднелся в сгущавшихся сумерках, и из-за этого он казался куда более жутким, чем был на самом деле. Смелость – вещь похвальная, но сейчас мне лучше проявить осторожность! В конце концов, упади я с крыши, и уже никто не узнает, что случилось с картиной на самом деле...

Пока я отвлеклась на пару секунд, изучая место своего возможного падения, Крапивин успел скрыться из поля моего зрения. Я тревожно огляделась. Куда он пропал? Крыша в том месте, кажется, обрывалась, и начиналось новое здание, стоявшее вплотную к Дому художника. Или со своего места я чего-то не увидела?

Осторожно преодолев опасный участок крыши, я повторила маршрут беглеца.

Крыша действительно вскоре заканчивалась, почти упираясь краем в стену соседнего здания. А на этом здании, как раз на его углу, совсем близко от края крыши, имелась металлическая пожарная лестница. Схватившись за ее перила, Крапивин перескочил на ступеньки и сейчас уже почти достиг земли за пределами внутреннего двора Дома художника.

Я протянула руку, крепко ухватилась за перила и поняла, что для меня этот маневр тоже не составит особого труда. Крапивин дожидаться меня не стал – он бросился наутек. Пока я спускалась по скользким ступенькам, стараясь не поскользнуться, он уже добежал до угла, где за поворотом шумела оживленная улица.

Я спешила, как только могла, но понимала, что Крапивина мне не догнать. Что может быть хуже, чем упустить соучастника преступления, когда он находился так близко, почти рядом? Оказывается, может быть нечто и худшее!

Из густой вечерней тени за углом здания неожиданно выскользнул кто-то высокий и худощавый и бросился на перерез несшемуся на полной скорости Крапивину. Тот на мгновение замешкался от неожиданности, словно бы споткнувшись, и худощавый успел его перехватить, с разбегу прижав беглеца спиной к стене дома.

До меня донеслись возмущенные крики Крапивина, напавший же на него тип, к моему удивлению, ничего ему не ответил. Или ответил так, что я его не услышала. Но Крапивин, тем не менее, замолк.

В этот момент я, наконец, спрыгнула на землю, пропустив пару последних ступенек металлической лестницы. Звук от моего приземления в пустом дворе получился довольно громким, и оба мужчины, скрытые в тени здания, вздрогнули. Похоже, они, занятые своими личными разборками, просто не заметили моего появления.

Решив, что в данной ситуации мое единственное преимущество – это неожиданность, я кинулась к ним, пока они не опомнились. Но разделявшее нас расстояние было слишком велико, чтобы покрыть его в несколько прыжков.

Неизвестный мне тощий субъект подхватил ставшего удивительно покорным Крапивина под руку, и они оба скрылись за углом, проскользнув на запруженную транспортом и людьми вечернюю улицу.

Я оказалась там всего лишь через полминуты, но этого времени хватило обоим мошенникам. Похоже, они успели вскочить в какой-то проезжавший мимо автобус или такси, и найти их вновь будет гораздо сложнее. Они же поняли, что я продолжу их поиски, и постараются замести следы.

Испачканная, запыхавшаяся, недовольная собой и всем на свете, я решила вернуться к Ивану Григорьевичу, и больше я уже не собиралась с ним так осторожничать. Пусть только попробует отпереться! Есть свидетельница бегства Крапивина, и хозяину студии не удастся отвертеться от дачи показаний, если меня не устроит его дальнейшее поведение.

Особой неожиданности в том, что дверь мне вторично открывать не пожелали, я не усмотрела. Пришлось мне применить всю присущую моей натуре силу убеждения. Помогло мне и то, что со своей соседкой Иван Григорьевич, похоже, помириться так и не сумел.