Эдгар Уоллес - Зловещий человек Страница 11

Было четыре часа, когда джентльмены разошлись. Ральф один спустился вниз. В вестибюле он увидел очень пухлого, приятного на вид господина, которому лакей помогал надевать пальто. Сначала Ральф не мог поверить своим глазам. Потом он увидел в отворенную дверь, как к тротуару медленно подъехал весьма солидный «Роллс-Ройс», а лакей вышел и отворил дверцу.

— Как, Тэппервиль! — воскликнул Ральф. — Каким образом вы попали в такую дальнюю часть Лондона?

Мистер Тэппервиль, директор банкирского дома Стеббинга, лениво оглянулся. Все его движения были нарочито медленны. Его голубые глаза оживились, когда он узнал говорившего.

— Мой дорогой доктор, — пробормотал он. — Необыкновенно! Действительно, странное место для директора Стеббинга, весьма странное место!

В лондонском Сити банк Стеббинга уважали, но с ним не считались. Это был пережиток одного из тех частных банкирских домов, которые возникли в начале восемнадцатого столетия. Круг дел его был невелик, а клиентура весьма избранная. Стеббинг выдержал натиск больших акционерных обществ и сохранил свою независимость, следуя традиции, установленной его основателем, который в самом начале существования фирмы был посажен в тюрьму за оскорбление суда, не желая предъявить книги, уличавшие одного из его клиентов. Целые поколения людей с громкими именами держали личные счета в банке Стеббинга — счета, которые их доверенные секретари никогда не проверяли, ибо даже обладатели громких имен имеют дела особого, частного порядка, а банк Стеббинга процветал именно благодаря строгому соблюдению чужих тайн.

Нынешний директор банка, мистер Тэппервиль, имел привычку хвалиться, что у него нет ни одного служащего моложе 50 лет, хотя ему самому было всего под тридцать пять. Это был полный, моложавый мужчина с крупным лицом, многоэтажным подбородком и необыкновенно пухлыми руками.

У Ральфа был личный счет в банке Стеббинга, и в известном смысле он имел право говорить о дружбе с банкиром, который был вместе с ним членом двух клубов. Одним из недостатков Тэппервиля был его постоянный интерес к лекарствам, служивший источником замешательства для Ральфа, который почти позабыл всю свою науку.

Толстый Тэппервиль тяжело вздохнул, натягивая перчатки.

— Вам по пути со мной?

Ральф направился с ним к автомобилю.

— Нет, мне не по пути с вами, но завтра или послезавтра я буду в ваших местах.

Мистер Тэппервиль вздохнул.

— Как жаль, — сказал он. — В Сити уже нет никакого эстетизма, который, как вы, может быть, знаете, культивировался…

Он вдруг остановился, бросил взгляд вдоль людного тротуара, и его толстый подбородок заколебался.

— Космополитический характер наших улиц в это время года всегда является для меня интересной и увлекательной чертой.

Следуя направлению его взгляда, Ральф увидел человека, стоявшего на тротуаре. Это был маленький худой человек в старой фетровой шляпе и ярко-желтых перчатках. В это мгновение он повернул голову.

— Китаец! — удивленно сказал Халлам.

— Китаец, — спокойно подтвердил Тэппервиль. — Некий Фенг-Хо, телохранитель и партнер некоего майора Эмери, замечательного господина.

Прежде чем Ральф достаточно оправился от своего удивления, чтобы спросить, что банкиру было известно о Поле Эмери, блестящий лакированный автомобиль уже пробивал себе дорогу среди множества других экипажей по пути к неэстетичным окрестностям Олд-Брод-стрит.

Китаец в упор смотрел на Ральфа, но не двигался. Как только Ральф пошел в его направлении, он повернулся, быстро зашагал прочь и затерялся в толпе.

Фенг-Хо, человек Эмери! Ральф впервые слышал о китайце, и ему хотелось рассмотреть его поближе… Если все, что он слышал в этот день, было правдой…

Но Фенг-Хо исчез и, посмотрев на часы, Ральф вспомнил, что он обещал зайти к жене. Он расплачивался с шофером у дома на Херберт-Мэншонс, когда, оглянувшись, заметил второй автомобиль, остановившийся невдалеке. Из автомобиля вышел человек. Это был Фенг-Хо!

Ральф не колебался. Он направился к прибывшему автомобилю. Китаец поджидал его с невозмутимым лицом.

— Мне нужно поговорить с вами, мой друг.

Фенг-Хо слегка наклонил голову.

— Когда четверть часа назад я вышел из кафе «Форнос», вы стояли на тротуаре, явно наблюдая за мной. Не удовольствовавшись этим, вы последовали за мной сюда. Что значит эта маленькая комедия?

Фенг-Хо улыбнулся широкой безобразной улыбкой.

— Маленькая комедия? Я не играю никакой комедии, — сказал он. — Я просто приехал сюда. Может быть, завтра я поеду в другое место.

— Для чего вы следите за мной? — спросил Халлам.

Китаец пожал плечами.

— Я бакалавр естественных наук, и меня интересуют различные события. Моя специальность — преступления. Я не только люблю присутствовать на суде, когда судят человека, и слышать его рассказ, но я желаю видеть как подготавливается преступление. Извращенное, болезненное влечение, мистер Халлам, но вы, как доктор медицины, поймете его.

— Какое преступление вы ожидаете увидеть здесь? — спросил Халлам, внимательно наблюдая за китайцем.

— Убийство, — был неожиданный ответ.

— Убийство?

Ральф подумал, не шутит ли его собеседник, но на неподвижном лице китайца не было и следа улыбки.

— Убийство, — повторил Фенг-Хо, и лицо его просияло. — Хочу быть поблизости, когда Сойока 6удет убивать вас, чтобы видеть его остроумный способ. Что он убьет допотопного господина Тарна или бойкую мисс Марлоу, это возможно, но что он неминуемо и непременно убьет вас, это неизбежно!

Глава 12

На секунду Ральф Халлам ощутил дикий страх. От одного только простого и деловитого тона китайца мурашки забегали у него по спине Стараясь побороть охватившее его жуткое чувство, он нашел в себе силы говорить.

— Понимаю! — сказал он сквозь зубы. — Я должен принять это как предостережение от Сойоки, да? Теперь слушайте меня, желтомазый. Можете передать Сойоке вместе с наилучшими пожеланиями, что если он затеет что-нибудь в Англии, он здорово пострадает. Поняли? И в следующий раз, если вы будете выслеживать меня, вы получите пинок ногой. Ясно это вам, господин бакалавр естественных наук?

Фенг-Хо осклабился.

— Пинок не будет новостью для меня, ученый сэр. Когда я был бедным китайским мальчиком, многие пинали меня. Но теперь, когда я стал мужчиной, дело другое, и те, кто дают мне пинки, теряют пальцы на ноге — вот так!

Быстрее, чем глаз мог уловить, он наклонился. Раздался свист стали, и кончик ножа, точно по волшебству появившегося у него в руке, провел прямую белую линию, на крошечную долю дюйма не задев носок сапога Халлама. Он снова выпрямился, нож исчез, и когда Ральф, невольно вскрикнув, отступил, китаец уже по-прежнему вежливо улыбался.

— Чрезмерная быстрота руки обманывает зрительное восприятие, — сказал он снисходительно. — Так что быстро дающий пинки живой доктор медицины очень может стать мертвым, с венками и другими подобающими украшениями посмертного характера.

Потом, как будто осознав бесплодность дальнейшего спора, он повернулся к удивленному шоферу, что-то коротко бросил и, быстро шагнув в автомобиль, уехал прежде, чем Ральф мог опомниться.

Лу не было дома. Она никогда не отличалась тем, что соблюдала условленные сроки. От души выругав ее, Ральф пошел назад к Мода Вейль в поисках другого такси. Не успел он вернуться к себе, как она позвонила ему. Оказывается, она выходила, чтобы сделать покупки для гостьи, которую ждала вечером.

— Я могла бы не трудиться, потому что она только что сообщила по телефону, что не может приехать сегодня вечером, так как у нее домашняя работа.

— Ты видела Эмери? — спросил он и заметил, что ответ ее звучал кисло.

— Да, я видела эту свинью! Ты знаешь, что он имел нахальство сказать мне?

Ральф вскинул брови и улыбнулся.

— Можешь угадать? — спросила она нетерпеливо.

— Я догадываюсь, что он говорил о твоей несчастной привычке брать чужие вещи, — спокойно сказал Ральф. — Лу, в один прекрасный день твоя ловкая клептомания навлечет на тебя большие неприятности. Я слышал несколько косвенных намеков насчет твоего пребывания в Индии. Ты — дура! У тебя достаточно денег, чтобы жить, не предаваясь этому пороку. Всякий раз, когда я открываю газету и вижу заголовок «Женщина — магазинная воровка», я думаю, — не осрамила ли ты меня.

— Можешь не беспокоиться! — отрезала она в ответ. — Если ты думаешь, что я могу взять драгоценности этой девушки, тогда лучше не посылай ее ко мне!

— У нее нет ничего, что стоило бы украсть, — усмехнулся Ральф. — Что еще говорил Эмери?

— Ничего, кроме того, что он, конечно, знает, что я твоя жена… Разумеется, о тебе я ничего не говорила ему.

— Очевидно, своей болтовней ты выдала ему все!

— Говорю тебе, я не делала этого! Он знал. Он, должно быть, установил наблюдение за Херберт-Мэншонс, так как указал с точностью до минуты время, когда ты ушел от меня. Кстати, это напоминает мне одну вещь, — сказала она уже другим тоном. — У меня в квартире вчера вечером, пока я была в театре, был вор.