Дик Фрэнсис - В мышеловке Страница 11

- Не купили? - повторил я.

- Откуда вы знаете?

- Я не…

- Вы из таможни или из налогового управления?

- Конечно, нет.

- Ох, дорогой, ох, дорогой… - Ее трясло, и она была почти так же потрясена, как Дональд.

Я взял ее за руку и подвел к креслу возле маленького столика рядом со стойкой бара.

- Садитесь и расскажите, в чем дело.

На это потребовалось десять минут и еще одна двойная порция джина.

- Да, дорогой, я не специалист в искусстве, как вы, вероятно, догадываетесь, но там я увидела картину сэра Альфреда Маннингса, подписанную и все как надо, и, правда, сделка была такой выгодной, дорогой, что я подумала, как порадовался бы Арчи - повесить на стену настоящего Маннингса, - а мы оба так любим скачки, ну и, конечно, сестра Арчи еще меня подзадорила, и я чувствовала себя… по-моему, можно сказать, на седьмом небе, я купила, дорогой, эту картину.

Она замолчала.

- Продолжайте.

- Ну, дорогой, теперь вы, конечно, догадались.

- Вы привезли ее сюда и не заявили в таможенной декларации?

- Да, дорогой. - Она вздохнула. - Не заявила. Конечно, это глупость с моей стороны, но, когда я покупала картину, у меня и мысли не было о пошлине. Только за неделю до того, как мне вернуться домой, золовка спросила, собираюсь ли я платить пошлину, понимаете, дорогой, мне противна даже мысль, что надо платить пошлину за радующие Арчи вещи, которые я купила, а вам не противна? Короче говоря, я решила, что сначала узнаю, какую берут пошлину, и выяснилось, что это вовсе не пошлина в обычном смысле, понимаете, дорогой, это не пошлина на второсортные картины, привезенные из Австралии, но - вы можете поверить? - они сказали, что мне надо заплатить добавочный налог на особо ценные вещи, понимаете, дорогой, мне пришлось бы заплатить восемь процентов от той суммы, которую стоила картина. Ну, я спрашиваю вас! Я просто пришла в бешенство, дорогой, не могу передать вам, как я разозлилась! Тогда золовка говорит, что я могу оставить картину у нее, и, когда вернусь в Австралию, мне ничего не придется платить, но я не была уверена, что вернусь в Австралию, и, кроме того, хотела видеть сэра Альфреда Маннингса на стене, где картина так бы радовала Арчи, и вот, дорогой, я так симпатично завернула ее в коричневую бумагу, замаскировала, положила среди своего лучшего белья и спрятала в чемодан, а потом, когда мы приземлились в Хитроу, прошла через выход, который для тех, кому нечего показывать таможенникам, и никто меня не остановил.

- Сколько вам пришлось бы заплатить? - спросил я.

- Ну, дорогой, если быть точной, больше семисот фунтов. И хотя я знаю, что это не состояние, но, дорогой, меня эта мысль просто доводила до бешенства, ну почему я должна платить налог, если купила что-то симпатичное в Австралии.

- Значит, картина досталась вам примерно за девять тысяч, - быстро подсчитал я в уме.

- Правильно, дорогой, девять тысяч. - Мэйзи встревоженно посмотрела на меня. - Вы думаете, я сделала глупость? Вернувшись, я спрашивала у разных людей, и они сказали, что большинство Маннингсов стоит пятнадцать тысяч и больше.

- Да, так они и стоят, - рассеянно подтвердил я и подумал, что некоторые картины Маннингса можно купить за пятнадцать тысяч, а другие, почти уверен, и гораздо дешевле.

- Понимаете, дорогой, только когда я занялась страховкой, меня осенило, а что будет, если это откроется, потому что - можете поверить? - в страховой компании сказали, что им нужна таможенная квитанция или что-то в этом роде, без чего они не могут подписать контракт, и, конечно, тогда я подумала, как же быть, потому что, если я поеду опять в Австралию и возьму с собой картину, то, конечно, никакого вреда не будет.

- Неловкое положение, - согласился я.

- И сейчас она сгорела, и, должна вам сказать, это для меня хороший урок, потому что девять тысяч превратились в дым, и никто не вернет мне и пенни.

Она допила свой джин, и я купил ей еще двойную порцию.

- Конечно, Мэйзи, это не мое дело, но откуда у вас в Австралии оказались наличными девять тысяч фунтов стерлингов? Разве нет правил, ограничивающих вывоз наличных денег?

- Ох, дорогой, - она хихикнула, - ведь вы плохо знаете жизнь, правда? Но у меня все получилось по высшему классу. Я всего лишь прогулялась вместе с сестрой Арчи к ювелиру и продала ему брошь, знаете, дорогой, такую отвратительную старинную уродину с огромным выпирающим бриллиантом посередине, по-моему, она имела какое-то отношение к Шекспиру, но точно я никогда не знала, впрочем, я никогда и не носила ее, такая она безобразная, но, конечно, взяла с собой, потому что брошь очень ценная, и я продала ее за девять тысяч пятьсот, но, конечно, уже австралийских долларов, так что с деньгами проблем не было, понимаете?

Мэйзи не сомневалась, что я буду обедать с ней, и мы вместе направились в ресторан. Аппетит у нее был здоровый, но настроение пасмурное.

- Вы никому не скажете, дорогой, о картине?

- Ну конечно, нет, Мэйзи.

- У меня, дорогой, могут быть большие неприятности.

- Знаю.

- Ну и хорошо, дорогой, - немного успокоилась она. - Ведь это такая мелочь, дорогой. Но люди иногда просто чудовищно относятся к совсем невинной контрабанде.

- Никто не узнает, если вы будете молчать. - Тут меня тоже осенило: - А вы никому не рассказывали, что купили картину?

- Нет, дорогой, никому, потому что подумала, лучше сделаю вид, будто купила ее много лет назад, и, конечно, даже не повесила на стену, потому что одно кольцо на раме потерялось, и я подумала, если она упадет, то поцарапается, и не знала, кого попросить прибить кольцо. - Мэйзи замолчала, потому что набрала полный рот коктейля с креветками. - Конечно, дорогой, вы подумаете, что я дура, но, по-моему, я испытывала какую-то неловкость, вдруг меня раскроют, но не подумайте, не вину, потому что я не понимаю, почему мы должны платить такой возмутительный налог, но, короче говоря, картину я не повесила, а спрятала.

- Спрятали? Завернутую в коричневую бумагу?

- Да, дорогой. Более или менее завернутую. Конечно, вернувшись домой, я развернула ее и тогда-то обнаружила, что одно кольцо потерялось вместе со шнуром, продернутым в него, поэтому я ее снова завернула, мол, пусть полежит, пока решу, что делать.

Очаровательная женщина.

- И где же вы ее спрятали?

- Нигде, дорогой. - Она засмеялась. - То есть, я хочу сказать, она просто не лежала на виду, чтобы гости не спрашивали, что это за картина, я засунула ее за радиатор в холле, не смотрите на меня с таким ужасом, центральное отопление было выключено.

Во вторник я весь день рисовал дом, но ни Д.Ф., ни кто-то другой не появлялись.

В перерывах я осмотрел все вокруг, решив поискать сокровища Мэйзи. И нашел очень много узнаваемых обломков, таких прочных, как, к примеру, рама металлической кровати, корпус кухонной плиты, радиаторы, все искореженное и смятое не просто огнем, но и весом самого строения, когда рухнули балки и стены. Почерневшие обломки стропил покрывал толстый слой пепла, и все, что могло сгореть, превратилось в прах.

Из вещей, какие перечислила, и десятков других, которые не стала перечислять Мэйзи, я нашел только покоробленные остатки кованых дверей из старого дома леди Тит, которые отделяли холл от гостиной. Леди Тит ни за что бы не узнала их.

Ни сковородок из Ирландии, которым вроде бы полагалось выдерживать сильный жар. Ни медного каминного экрана. Ни мраморного столика. Ни древних копий.

И, естественно, никакого Маннингса.

Когда в пять часов со своей переносной студией я вошел в «Бич-отель», в холле меня ждала Мэйзи. Не добродушная, в общем-то жизнерадостная Мэйзи, какую я знал, но агрессивное создание, готовое вот-вот лопнуть от ярости.

- Я жду вас. - Глаза метали молнии.

Мое воображение молчало: я и представить не мог, чем обидел ее.

- Что случилось? - спросил я.

- Бар закрыт, - буркнула она. - Пойдемте наверх ко мне в номер. Возьмите эти вещи с собой. - Она показала на чемодан. - Я так взбешена, что сейчас просто взорвусь.

Когда мы вошли в лифт, опасность взрыва стала буквальной. На бледной коже Мэйзи то и дело вспыхивали ярко-красные пятна, и создавалось впечатление, будто щеки пылают. Светлые завитые волосы, обычно уложенные в аккуратную прическу, сейчас проволокой стояли дыбом, и первый раз, с тех пор как я встретил ее, рот не сверкал помадой.

Мэйзи рывком открыла дверь номера и вошла. Я последовал за ней, закрыв дверь.

- Вы просто не поверите, - она обернулась ко мне, лицо фурии, и весь выпитый джин кипит в глазах, - первую половину дня я провела в полиции, а вторую - эти типы из страховой компании сидели здесь, и вы знаете, что они говорят?

- Ох, Мэйзи! - невольно вздохнул я. Случилось неизбежное.

- Я спрашиваю у них, за кого вы меня принимаете? - почти выкрикнула она. - Я пришла в такое бешенство. У них хватило совести предположить, будто я продала все свои сокровища, застраховала сверх стоимости дом и хотела взять страховую компанию на пушку. Я повторяла им сто раз и снова повторяла, что, когда уезжала к Бетти, все стояло на своих местах, и дом застрахован сверх стоимости из-за инфляции, их же агент посоветовал мне застраховать его на довольно большую сумму, и я очень рада, что послушалась его совета, а этот мистер Лагленд заявляет, что компания не заплатит ни пенни, пока они не расследуют случившееся до конца, и он еще фыркал и вовсе не сочувствовал мне, что я все потеряла. Они вели себя абсолютно чудовищно, ненавижу их.