Александр Моршин - Азбука последнего ритуала Страница 11

Гроб с телом усопшего ставят посередине храма, против царских врат, с открытым лицом, обращенным к востоку (то есть головой к двери, ногами к алтарю). Крестообразно, около каждой стороны гроба, ставят четыре светильника с возженными свечами - в знак того, что умерший переходит теперь в область незаходимого света. И все прощающиеся стоят со свечами в руках, которые тоже возжигают с началом чинопоследования. О свечах при отпевании ещё святой Иоанн Златоуст писал как о выражении горячей веры, надежды и любви в молитве за усопшего.

Покойный убран цветами (всезнающие старушки в церкви подскажут родственникам, что "к лицу цветы не кладут"), с небольшой иконой у скрещенных на груди рук, на лоб ему кладут бумажный венчик с изображением Спасителя, Божией Матери, Иоанна Крестителя и молитвой "Трисвятое", которой провожают усопшего при выносе из дома и ею же будут провожать его при выносе из церкви после отпевания. Недалеко от гроба на специальном столике стоит тарелка с кутьей (коливом) со вставленной в неё свечкой, которую тоже зажигают во время отпевания.

И сама поминальная кутья, и части, её составляющие, имеют свое толкование. Приготавливается кутья из сваренных зерен пшеницы или риса, смешивается с медом и украшается сладкими плодами (например, изюмом). Зерна заключают в себе скрытую жизнь и указывают на будущее воскресение умершего. Как зерна, чтобы дать плод, должны сами оказаться в земле и истлеть, так и тело умершего должно быть предано земле и испытать тление, чтобы восстать потом для будущей жизни. Мед и другие сладости и знаменуют собой духовную сладость той будущей жизни. И значение кутьи, которая готовится не только при погребении, но и при всяком поминовении усопшего, состоит в видимом выражении уверенности живых в бессмертии почивших, в их воскресении и вечной жизни через Господа Иисуса Христа. Как Христос, умерший плотью, воскрес и жив, так и мы, по слову апостола Павла, воскреснем и будем живы в Нем. И когда при отпевании мы стоим со свечами у гроба близкого нам человека и провожаем его в вечную жизнь, мы как бы и провозглашаем воскресение, ибо стоим с зажженными свечами так же, как в пасхальную ночь.

Начинается отпевание 90-м псалмом:

"Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится.

Говорит Господу: "Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!"

Чин отпевания во всех его молитвословиях, чтении псалмов, Апостола и Евангелия, пении заупокойного канона, тропарей и прощальных стихир проникнут во всем упованием на милосердие Божие. Церковь и стоящие у гроба с зажженными свечами миряне молят Владыку и Господа, по Его неизреченной милости, простить усопшему грехи его и удостоить его Царства Небесного.

В построении своем служба отпевания как бы охватывает историю бытия человечества, и в песнопениях её кратко изображается вся судьба человека: за преступление заповедей он снова обращается в землю, из которой взят ("Всяк человек - земля есть и в землю отыдет"); но, несмотря на множество грехов своих, человек не перестает быть "образом славы Божией", созданным по образу и подобию Его. И продолжается никогда не прерывавшийся диалог между Богом и человеком. Драматичен этот диалог в чинопоследовании отпевания усопшего перед погребением.

Поется заупокойный канон, и повторяется при его пении припев печальный и молитвенный: "Упокой, Господи, раба Твоего..." - и называется имя усопшего.

После 9-й песни канона поются восемь особых стихир, называемых "самогласными" за нетрадиционность их стихотворного размера и тона пения. В них со всей откровенностью и душевной болью признается человек в страхе и бессилии своем перед смертью, все попирающей, обращающей в тлен все, что было когда-то ценно для него в земной жизни. Это вопль человека над развалинами жизни человеческой, вопль о суете, ничтожности, всех бедствиях и скорбях; это следствие горького опыта и наблюдений над всеми сторонами жизни человека, которая, увы, не радует, когда рассеиваются надежды на длящиеся радости земного бытия, когда мечты и помыслы разбиваются о камень смерти; и ноет сердце, и болит душа...

"К какой жизненной радости не примешивается скорбь? Какая слава держится непоколебимо? Все ничтожнее тени, все обманчивее ночных грез! Одно мгновение - и все уничтожается смертью! Но, Христе человеколюбивый, упокой того, кого Ты воззвал от нас, во свете лица Твоего и в наслаждении, уготованном Тобою избранным".

"О, как тяжко разлучение души с телом! О, как невыносима тогда её скорбь! - и нет никого, кто бы разделил с нею эту скорбь. Обращает она очи к ангелам, - и напрасно умоляет их; призывает на помощь людей, - и здесь нет помощника. Но, братья мои возлюбленные, вспомнивши, сколь коротка наша жизнь, будем просить у Христа упокоения усопшему и своим душам великой милости".

"Все человеческое - суета, что нейдет дальше смерти: и богатство - ни к чему; и слава - только до могилы. Предстанет смерть - и все исчезло. Но будем молить бессмертного Христа: Господи! Взятого от нас упокой там, где всех веселящихся жилище".

"Где пристрастие к миру? Где мечты о временном? Где злато и серебро? Где рабов множество и слава? Все - прах, все - пепел, все - тень. Но приидите, возопим Царю Бессмертному: Господи! сподоби вечных благ Твоих преставившегося к Тебе от нас и упокой его в нестареющем блаженстве Твоем".

"Вспомнил я слова пророка, возопившего: "я - земля и пепел"; и взглянул в гробы - и увидел лишь кости обнаженные; и сказал себе: кто же тут царь или воин? кто богатый или убогий? кто праведник или грешник? Но упокой, Господи, с праведными раба Твоего!"

"Началом и естеством моим было творческое Твое повеление; ибо Ты восхотел создать меня существом из видимого и невидимого - тело мое создал из земли, а душу мне дал через Божественное и Животворящее Твое дуновение. И посему упокой, Христе, раба Твоего в стране живых и в селениях праведных".

"В начале создавши человека по образу и подобию Своему, Ты поставил его в раю владычествовать над тварями Твоими. Но он, обольщенный по зависти дьявола, вкусил плод запретный и стал преступником заповедей Твоих. И потому Ты осудил его, Господи, чтобы он возвратился в землю, из которой был взят, - и тем испросил у Тебя, Господи, себе упокоения".

"Плачу и рыдаю, когда помышляю о смерти и вижу во гробах лежащую по образу Божию созданную красоту нашу - безобразною, бесславною, вида не имеющую. О, чудо! Что это за таинство совершилось над нами? Как предадимся тлению? Как сочетались мы со смертию? Воистину, Бога повелением, как написано, подающего преставившемуся упокоение".

Картина земной жизни человека, предстоящего перед лицом смерти, поистине выглядит мрачной и почти безысходной... И единственное, что теплит надежду, - упование на милость Божию и мольба к нему - принять, упокоить... Это рефреном звучит в конце каждой стихиры.

Замечательна история рождения этих священных песен, вошедших стихирами в чин отпевания христианина Православной Церковью. Написал их в VIII веке инок (или тогда ещё послушник) лавры св. Саввы Освященного близ Иордана Иоанн Дамаскин. А появились они при таких обстоятельствах.

Будучи уже знаменитым на Востоке богословом, и поэтом, и воителем с иконоборческой ересью, Иоанн, раздав все свое состояние, пришел в лавру и попросился в простые послушники. Здесь имя его, как ученейшего и замечательнейшего мужа того времени, было хорошо известно; и потому никто сначала не решался взять его к себе на послушание, пока один суровый старец не принял его, но с условием, чтобы он оставил свое любимое и сокровенное занятие - сочинять священные песни. Иоанн покорился и долгое время исполнял беспрекословно этот договор. Но однажды у одного из подвижников умер брат, и тот горько сокрушался о его смерти; и на утешения Иоанна сказал, что одно его может утешить - если он, Иоанн, напишет надгробный плач по усопшему. После мучительных колебаний Иоанн, нарушив запрет наставника, написал эти пронзительные и трогательные песни. За нарушение обета старец прогнал от себя Иоанна. И только после долгих просьб согласился принять обратно, назначив ему унизительные условия - выгребать нечистоты во всей обители, надеясь, что Иоанн не согласится и уйдет. Но Иоанн безропотно покорился. Старец, изумленный смирением послушника, простил Иоанна, принял его с любовью и сам назначил ему дело жизни - сочинять священные песни.

Русский поэт XIX века А.К. Толстой переложил эти песни в своей поэме "Иоанн Дамаскин". Мы приведем здесь две строфы, соответствующие двум стихирам преподобного Иоанна Дамаскина, что и ныне поются над гробами усопших:

Какая сладость в жизни сей Земной печали непричастна?

Чье ожиданье не напрасно?

И где счастливый меж людей?

Все то превратно, все ничтожно,

Что мы с трудом приобрели,

Какая слава на земли Стоит тверда и непреложна?

Все пепел, призрак, тень и дым,